Малахит

— Эй, узбек! — вывел его из полузабытья резкий старушечий голос.

Алмазник резко обернулся. На кривой, почерневшей от времени скамейке сидела древняя старуха в валенках, сером платке и бесформенном буром пальто.

— Тебе похмелиться? Так ты не сомневайся, есть. Пойдем, пойдем…

Она тяжело поднялась и, так и не разогнувшись до конца, пошла в избу, маня Алмазника за собой скрюченной артритной рукой, будто ловила на крючковатый палец невидимую рыбу.

— А я смотрю, — ворковала она, пробираясь сквозь сени, — ходишь, ходишь, мил человек, по селу. Видно, научили добрые люди, что есть, а где, не подсказали. А я тебе так скажу: в кажной избе есть, а у меня самый лучший. — Она повернулась к Алмазнику и испытующе уставилась ему в лицо своими маленькими, слепыми и тупыми глазками.

— Ой, а молод-то как, — сокрушенно пробормотала старуха. — Спиваетесь вы, узбеки, совсем.

Зашли в дом. Старуха исчезла где-то в недрах, оставив гостя переминаться с ноги на ногу на драном, из тоненьких лоскутков сшитом половике. Алмазник осматривал комнату. Все вещи были убогими, грязными, серо-желтыми; пахло плохо — немытым старческим телом, кошачьей мочой, перепрелой пищей. И вдруг на стоявшем у окна столе Алмазник увидел настоящее чудо: там лежала бумажная книга. В мире Алмазника бумага была редкостью. Умели делать ее два-три мудреца, родом из древесников, и даже до просвещенных монархов Златограда и Камнелота один листок доходил раз в несколько лет. Бумага была не так уж нужна: все документы высекались на каменных дощечках, писателей тоже было не много. Камни предпочитали литературе ювелирное искусство. Поэтому бумажная книга была чем-то невиданным. Алмазник украл бы книгу, если бы чувствовал себя в этом мире поувереннее.

Старуха вернулась в комнату, неся в руках бутыль с отвратительной на вид мутной жидкостью.

— А вот это продается? — Алмазник сделал робкий жест в сторону стола.

— Чево?

— Вот это. Книга.

— Купить, что ли, хочешь?

— Купить.

— Колька! — визгливо крикнула старуха, и из-за печки, как таракан, выполз худой и длинный прыщавый отрок.

— Колька, нужна те книжка-то?

— Эта? Нужна, — пробасил отрок.

— А есь какая бросовая?

— Бросовая? Есь.

Колька встал на колени и открыл рассохшуюся неприметную дверцу, за которой Алмазник с замиранием сердца увидел десять — двенадцать пыльных рваных корешков. Порывшись там, отрок выудил старый томик с изображением остроносого курчавого человека на обложке.

— Видите ли, денег у меня нет, — сказал Алмазник хрипло, — но, может быть, подойдет вот это.

Двумя длинными ловкими пальцами он выудил из потайного, прилаженного к поясу кошелька самый свой маленький камень — изумруд в десять карат. С замирающим от волнения сердцем он протянул камень хозяйке, уповая только на то, что по природной своей глупости она не знает истинной цены книги. Ее реакция превзошла самые смелые ожидания Алмазника. Мгновенно прозрев, бабка схватила камешек цепкими руками.

— Настоящий ли? — спросила она, подозрительно прищурив глаз.

Алмазник вопроса не понял.

— Ладно, верю, — по-своему оценила она его растерянность. — Звать-то тя как, добрый человек?

— Алмазник, — вяло пробубнил тот настоящее имя, не в силах прийти в себя.

— Алзам… Придумают же имен узбеки, черти некрещеные, — пробурчала бабка, выпихивая покупателя из избы.

Судорожно прижимая к груди нежданно обретенное сокровище, Алмазник сбежал по ступеням шаткого крыльца. Укрывшись в кустах, он нежно тронул желтые страницы, с которыми никто никогда бережно не обращался. «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» Он не только не видел никогда столько бумаги сразу. Он никогда в жизни не читал чего-то столь совершенного.

К своему каравану Алмазник вернулся через два дня. Полное уныние охватило купцов, от счастливчика рвалась уйти недавно обретенная жена. Появление Алмазника подействовало на них так же, как опрыскивание живой водой действует на труп. А уж когда этот худой темноволосый мальчик показал им полтора десятка книг, все торговцы каравана поняли, что унижению выродков пришел конец.

С того самого дня торговцы, расположившиеся во дворе Камнелотского замка, стали делом привычным. Моду на книги камнелотские Роксаны ввели быстро. Алмазник начал строить усадьбу на окраине Торговцов — села, где исконно селились торгующие выродки, — завел себе гарем и заметно погрузнел. Пару раз он даже позволил себе появиться при дворе. Не зная, как себя вести с ним, все, не исключая и его царствующего брата, делали вид, что встречают его впервые. Алмазник понимал брата: никогда еще со времен Малахита Великого не было в их семье внутренней распри. Объявить миру о том, что королевский сын — вор, было бы катастрофой, началом конца.

Смарагд молчал.

И только королевская кухарка Бирюза готова была бороться с его наглостью и с его усиливающимся влиянием. Алмазник понимал и ее: они были слишком разными, чтобы ужиться в одном дворце, и слишком властными, чтобы находится на вторых ролях.

Через месяц Алмазник случайно подслушал разговор Бирюзы с молоденькой и глупенькой Рубеллит.

— Зачем, зачем вы все покупаете у него? — взволнованно говорила Бирюза. — Его гнать надо из Камней, поганой метлой гнать, а не смотреть, как он морду отъедает — на ваши, между прочем, деньги.

— Но как же теперь без книг? Ты же знаешь, Бирюза, милая, раньше их вообще было не достать, — звенел наполненный досадой прозрачный голосок Рубеллит. — А то, что писали наши поэты ни в какое сравнение…

— Но ты подумай, сколько вы заплатили ему только за этот месяц! Твой брат отдал ему лучшие свои кристаллы — твое, между прочим, приданое, и, по-моему, еще остался должен…

— Ах, Бирюза, приданое… Я все равно выйду замуж только по любви.

— Ну а долг? Долг? Ты хоть подумала, чем вы с братом будете расплачиваться? Сколько у вас уходит времени на добычу и огранку?

— На мелочь — неделя. Ну а если кристалл такой, как мы ему отдали, месяцев шесть-восемь…

— А срок уплаты?

— Через три месяца… — голос Рубеллит сжался, потерял природную розовую прозрачность, ей явно стало не по себе.

— Вот и подумай, глупая, какую плату может потребовать себе выродок и подонок…

— Не беспокойся, — ровно сказал Алмазник, появляясь перед ними, — не переживай, девочка, ничего лишнего я с тебя не возьму. Болтливым бабам не верь — это все от злобы да от безмужия. А с уплатой долга можно и подождать.

Он ушел, оставив женщин в большой растерянности. Бирюзе первый раз в жизни стало по-настоящему страшно. Рубеллит с того дня с ней даже не здоровалась.

Боялась Бирюза не напрасно. Первой мыслью восемнадцатилетнего Алмазника было просто убить ее. Она, словно червь подтачивала все его завоевания. Стоило ему наладить отношения с влиятельным дворянином, как Бирюза начинала убеждать его в том, что Алмазник — корыстный подонок. Он думал об убийстве несколько дней, но так и не смог переступить эту черту. Слаб, слаб оказался Алмазник. И тогда он украл у Бирюзы дочь. Потом заявился к обезумевшей от горя и отчаяния Бирюзе и нагло сказал:

— Пока молчишь, Хрусталь живет.

И Бирюза, беззащитная, снедаемая страхом за дочерей — младшую, украденную, и старшую, только-только начавшую примерять девические платья, — не сказала больше об Алмазнике ни слова.

Глава 9 Берковский

В город с бессмысленным плодово-ягодным названием Калинин Алмазник наведывался часто. Сначала покупал книги в магазинах на окраине, потом осмелел и стал наведываться в центр. Очень скоро торговец понял, что выгоды от таких его путешествий могут быть просто огромными. Мало того, что на родине дорого ценились книги, так еще и здесь, в Калинине, бешеных денег стоили даже самые мелкие камни. Продавать их было сложно, но знающие люди нашлись, помогли, а милиции и конкурентов Алмазник не боялся, будучи уверенным в том, что в любую минуту успеет нырнуть в свой, недосягаемый мир.