Страница 103 из 143
Чандалы не имеют права брать воду для своих надобностей ни из рек, ни из источников, ни из прудов, а только из болот и из водопойных помещений для скота. Воспрещается им мыть свое белье и тело. Вода должна служить им только для утоления жажды».
Итак, пользуясь этими текстами, мы можем в общих чертах восстановить всю картину житейского обихода тех париев, к которым судьба была так жалостлива, что дозволила им войти в некоторое общение с людьми, принадлежащими к кастам. Им разрешался каторжный труд на солнце и у отверстия печей для обжигания кирпича. Их пища состояла исключительно из сырых овощей, питье — из грязной воды. Им воспрещалась всякая забота об опрятности. Не подлежит сомнению, что самый сильный, обладающий богатырским телом и духом народ при таком жизненном укладе был бы доведен до скотского состояния.
Ближайшим последствием отсутствия хорошей питьевой воды и вынужденной неопрятности было развитие среди париев ужасных болезней. Так как при болезненном состоянии чандалы не могли быть употребляемы ни на какие работы, то издано было постановление, в силу которого у чандал отбиралось в пользу казны любое оказавшееся у них имущество, так что юридически они лишались права собственности.
Доведенные до полного отчаяния, несчастные предпочли совсем удалиться от других людей и повели кочевую жизнь, скитаясь в лесах и джунглях. Здесь они по крайней мере пользовались полной свободой, и единственными их врагами тут были только дикие звери.
Судя по санскритским текстам, чандалы в древние времена делали немало попыток пристроиться к жизни других людей, но каждый раз свирепые законы вроде тех, которые мы только что привели, заставляли их бежать в джунгли, где их ждала свобода.
При мусульманском владычестве их положение не улучшилось, а скорее ухудшилось. От завоевания Индии европейцами, как мы уже говорили, они ровно ничего не выгадали.
Когда же наконец пробьет час пробуждения для этих отверженцев, которые в настоящее время пали так низко, что для их оправдания необходимо помнить, что они были жертвами свирепости жрецов?
IV
Семья у париев
У ПАРИИ ЕСТЬ СЕМЬЯ В ТОМ СМЫСЛЕ, КАКОЙ с этим словом соединяется не только у цивилизованных народов, но также у множества диких племен. Те из них, которые живут в больших городах — в весьма незначительном числе — пользуются оказываемым им покровительством для того, чтобы подготовлять своих женщин и даже маленьких детей к самому гнусному ремеслу. Благодаря насильственному одичанию, их нравственные понятия не зашли за ту ступень, где оценка добра и зла сводится к полному безразличию. Закон тут совершенно бессилен. Глубоко укоренившиеся понятия и нравы населения установили на парий взгляд, как на нечистое животное, и ставят решительную преграду всяким попыткам их нравственного возрождения. Чиновник-европеец, поставленный лицом к лицу с такими нравами, оказывается в состоянии самого жалкого бессилия.
Автор сам был чиновником во французских владениях в Индии и по собственному горькому опыту очень хорошо знает, что пария считается человеком только по своему зоологическому обличию и по имени. Франция доказала бы свое великое умственное и нравственное превосходство над Англией с ее бесчеловечным равнодушием, приняв на себя неустанный труд освобождения этих несчастных отщепенцев из-под гнета тяготеющих над ними закона и обычая.
Париями, в строгом смысле слова, мы будем считать только тех поставленных брахманами вне закона отверженцев, которые живут за чертой человеческого общества, в болотах, пустынях, лесах. Этих людей обычно называют париями джунглей.
Известный знаток Индии Дюбуа дает такую характеристику этих людей:
«В лесах Малабарского берега встречаются племена, которые считаются стоящими намного ниже диких зверей, разделяющих с ними эти глухие места. Им не позволяется даже строить себе хижины, чтобы защитить себя от непогоды. Они сооружают себе только навесы на четырех бамбуковых столбах, со всех сторон открытые; эти навесы еще кое-как защищают от дождя, но никак не могут защитить от ветра. Многие из них сооружают себе что-то вроде гнезд среди самых густых зарослей, и в этих гнездах укрываются на ночь, словно какие-то хищные птицы. По проезжим дорогам, даже по тропинкам, они никогда не осмеливаются ходить. Вообще, если они заметят издали кого-нибудь, идущего к ним навстречу, то обязаны предупредить его особым криком, сами же должны обойти место встречи стороной. Они не имеют права сходится с людьми других каст ближе чем на сто шагов. Если кто-нибудь, чем бы то ни было вооруженный, встречает на своем пути одного из этих несчастных, то имеет право убить его тут же на месте, не неся за это никакой ответственности. Эти парии, или пандии, как их называют, ведут совершенно одичалую жизнь и не имеют никаких сношений с остальными людьми».
Дюбуа удалось посетить одно из тайных убежищ, где ютились эти несчастные. Это был жалкий шалаш, и, чтобы войти в него, пришлось опустится на четвереньки.
«И вот я вполз в это отвратительное логово. Я держал около рта платок, смоченный в крепком уксусе, и это отчасти охраняло мое дыхание от того ужасающего смрада, который охватил меня со всех сторон. Внутри шалаша прямо на голой земле лежал какой-то скелет, у которого под головой не было даже ни камня, ни куска дерева, чтобы заменить подушку. На этом несчастном было только истерзанный кусок какой-то рвани, который далеко не мог прикрыть всего его тела. Я сел на землю рядом с этим человеком, и первые слова, которые он произнес слабым умирающим голосом, были: „Я умираю от голода и холода“».
Конечно, не все парии живут так, как этот несчастный, но лишь немногие из них имеют обеспеченный кусок хлеба на завтрашний день. Но это только те, которые здоровы, а тем, кому случается захворать, почти неминуемо попадают в такое же положение, в каком Дюбуа нашел этого несчастного. Больного все покидают, никто о нем не заботится. Даже родной сын не уделит больному отцу ни крошки из того скудного запаса кореньев и трав, который он насобирает за день в лесу.
В некоторых областях Индии париям дозволяют строить деревни и, следовательно, соединяться в общины, под условием, однако же, чтобы эти селения располагались в уединенных местах, вдали от селений кастовых людей. Но эти грубые зачатки общественной жизни мало облегчают положение париев. Они прежде всего не имеют права собственности на землю, которую заняли под свое жилище, так что люди из ближайшей деревни с кастовым населением могут придти и занять их землю, а их самих прогнать. Случается, что так и делают, в особенности в тех случаях, когда парии расчистят окружающую их селение землю и произведут на ней посев. Поэтому-то парии никогда не приступают к обработке земли, если не уверены самым положительным образом, что жатва их посева достанется им, а не другому.
Среди этой беспрерывной борьбы за жизнь дух семьи, конечно, не мог развиться у парии джунглей, как и у парии городского. Но все-таки нравы парии дикаря несколько мягче, чем парии городского, и его нравственность не так далеко отступает от законов природы, как у его вконец развращенного сородича. Он соблюдает кое-какие кастовые различия, которые напоминают собой что-то древнее, отдаленное; быть может, это пережиток тех попыток удержаться за цивилизованную жизнь, какие делали еще его предки-чандалы. Между тем пария городской утратил всякое представление о своем прошлом, и в его памяти не живет ровно ничего из остатков прошлого. Даже поэтическое чувство, высоко развитое у восточных народов, и то проявляется у парии джунглей. Он, например, помнит множество древних песней, сказок, басен, прибауток, героических рассказов, и хотя большей частью не понимает их смысла, но знает их наизусть, декламирует и напевает. Совокупность всех этих произведений свидетельствует о том, что у его предков существовала обширная устная литература, явно указывающая на гораздо более высокий уровень духовного развития, чем у современного парии. В этой литературе сохранилось даже несколько драматических произведений, являющихся по своему содержанию сатирами на людей касты, и конечно, по преимуществу на жрецов. Судя по совершенству стиля, по идеям и по исполнению, эти вещи, вероятно, были сочинены какими-нибудь брахманами, изгнанными из своей касты и изливавшими в этих сатирах свое мстительное чувство к своим собратьям. После долгих поисков нам удалось добыть несколько образчиков таких произведений, и мы в этой книге представим их перевод. К сожалению, трудно предъявлять вниманию европейского читателя полные переводы этих произведений без всяких пропусков, потому что бесцеремонное отношение авторов к вопросам приличия и к опрятности языка часто выходит из всяких границ.