Страница 70 из 133
Чаще всего «поросятами» были маленькие (от 3 до 6 лет) дети. «Маленьких ребятишек насадят в кузов, накроют одеялом старым, привезут на санкаф: «Покупайте поросят!» А они хрюкают» (д. Орлово). Обычно детей (в д. Гридинская — трех девочек) раздевали догола, наводили им сажей пятна на боках и на спине и, привезя в избу, вываливали на пол и «продавали» присутствующим (д. Новосело, Тельпино). Причем дети могли изображать и «цыплят»: «Маленьких робят, подросточков в кузовы посадят — «поросята», «цыплята». Они и трюхают там» (д. Митькино). Эта деталь особенно интересна, если учесть тот факт, что в других регионах дети нередко изображают цыплят при рождественской магии, направленной на плодовитость домашней птицы и скота. «Продажа поросят» некогда, видимо, заканчивалась обливанием их водой или обсыпанием снегом, однако в 20-е годы это уже обычно не практиковалось. Сценка подобного рода разыгрывалась в Устьянских волостях в конце прошлого века: в сани накладывали снегу, бросали туда голых ребятишек («рыбу») и возили их «продавать» (ср. «соление снятков» в описании Н. С. Преображенского).[591]
Еще одним персонажем, явно стоящим в том же ряду, что «покойник», «медведь», «свинья», является «бык». С. Я. Серов отмечал некоторую противопоставленность и антагонистичность «медведя» и «быка», а также факт распространения их в разных, не пересекающихся ареалах. В частности, если культ медведя можно считать древнеевропейским и исконным для Европы (и, добавим, для большинства народов, населяющих ныне север Европы и Сибирь), то культ быка, известный еще в Древнем Египте, Месопотамии, в Древней Индии, позднеех существовал в Азии и Средиземноморье, а его соприкосновение с культом медведя произошло в районе Апеннин.[592]
Ряжение «быком» относится к числу древнейших в Европе, а на Руси оно документально засвидетельствовано еще в XVII в.[593] Сценки с участием «быка» встречаются гораздо реже и по смыслу очень близки к уже описанным: «быка» приводят на веревке, он пристает к девушкам, бодает их, затем его могут продавать, а завершается сценка его убиением и сдиранием шкуры.[594] Сценки с «быком», так же как и сценки с «медведем» и «покойником», могли разыгрываться и на свадьбе.
Мотив ритуального брака с предком, почтившим своим вниманием участников святочного торжества, является, по-видимому, ключевым для понимания смысла большинства сценок с участием ряженых, а также развлечений и игр, практиковавшихся во время игрищ. В сценках, зафиксированных исследователями с середины прошлого века, ритуальный брак или даже коитус с «покойником», как воплощением предков, уже заменяется, как правило, «венчанием» и «женитьбой» всех присутствующих юношей и девушек, которые осуществляет персонаж, в большей или меньшей мере связанный с духами предков. Напомним, что «венчание» девушек с «покойником» могло вклиниваться в его «отпевание». В Кирилловском районе Вологодской области один из ряженых, переодетый «попом», надевал на голову девушкам «круглые турышочки», говоря: «кадило-то новое, почепка-то новая…» После этого следовала сценка с «прощанием» (девушек заставляли целовать «покойника»). В некоторых вариантах «венчания» «покойник» уже нередко отсутствует, хотя в действе по-прежнему участвуют «поп» и «дьячок». В д. Паршино Мантуровского района Костромской области их роль исполняли две-три замужние женщины, которые на посиделках после Николы зимнего «женили» молодежь. «Девку стаскивали с лавки и подводили к парню, а «поп» водил молодую пару вокруг «аналоя» — на скорую руку собранного из любых подручных средств возвышения. «Дьячки» кадили лаптем и кропили веником. «Поп» пел:
Затем тащили к нему другую пару. Девушки стыдились, краснели, робята — ровно как и надо».[595]
В большинстве позднейших сценок «венчание» осуществляют иные персонажи, не облеченные священническим саном. В д. Стрелица Мантуровской волости Кологривского уезда Костромской губернии это были «две бабы, что из озорных», которые приходили на игрище, принося с собой доску в человеческий рост и одеяло. «Одна из женщин ставит доску перед собой, другая закутывает ее вместе с доской; берет в руки полено и сильно ударяет по доске, приговаривая: «Иван Тюмиц, цуешь ли?» Женщина за доской молчит. Первая ударяет второй раз с тем же вопросом, опять молчание, и лишь на третий раз отвечает из-за доски, нарочито грубым голосом: «Цую, цую». Тогда ударявшая по доске женщина говорит: «Мужик пришел, оброк принес… без рог, просит обеззакониться». Женщина за доской грубым голосом отвечает: «Жени, жени, растакую мать, чтобы пуще… чтобы пуще ее…». После этих слов женщина с поленом подходит к одному из присутствующих парней, берет его за руку, поднимает с места, выводит на средину избы, велит выбрать девицу, взять ее за руку и подойти к Тюмицу. Происходит пародия на обряд венчания, парня с девушкой водят вокруг Тюмица, припевая:
Женщина с поленом идет впереди пары, в руках у нее «кадило» — на веревке привешен старый лапоть, набитый соломой и навозом, подожженная солома тлеет и чадит, этим кадилом-лаптем присутствующим «в рожу пхают», приговаривая:
После «венцания» парня три раза перекатывают через девушку, затем завязывают их в одно одеяло и так, связанных, катают по земле.
Затем очередь наступает для следующей пары молодых людей, с которыми проделывают то же самое».[596]
В Вожегодском районе Вологодской области на игрище также приводили ряженого — «старика» — Чумича (одноименный персонаж известен и у коми) и усаживали его на лавку. Затем Чумич начинал благословлять подводимые к нему пары из числа присутствовавших на игрище — это называлось «девок венчать». «Подходившие или кто-либо из подведших их ряженых говорили:
— Иван Чумич, с законным браком приехали!
Тот отвечал:
— По дрова поехали!
На это парень с девушкой должны были целоваться. Потом опять обращались к Чумичу:
— Иван Чумич, с законным браком приехали!
— По сено поехали!
Пара снова целовалась. После третьего раза Чумич вставал:
— А, с законным браком приехали! Хороша пара!
«Молодые» снова целовались и шли на свое место, а к Чумичу подводили следующих».[597]
Похожую сценку на святочном игрище под названием «бахаря женить» наблюдал в свое время в Данковском уезде Смоленской губернии В. Н. Добровольский: «Адин мущина сядить на куте ўроди «батьки», патом ящо двоя ли троя. Подвядуть к «батьки» мущину и бабу и заставють их цулуватца. Сам «батька» сымаить з йих шапки и кладеть ли сябе.
Потэм падводють мальчикыў и девычик и гаворють: «Цалуйся!» А яны-то ў крик — ни хатять цулуватца. Вот яны падымуть им адежынку на голаву и застаўляють цулувать ў жопу. Во тут ящо болий смеху! А яны гудуть, бранютца.
591
Зеленин Д. К. Описание рукописей Ученого архива РГО. Вып. 1. Пг., 1914. С. 270; Пр(еображен)ский Н. С. Баня, игрище, слушанье // Современник. 1864. № 10. С. 520.
592
Серов С. Я. Указ. раб. С. 176–177.
593
Рождественский Н. В. К истории борьбы с церковными беспорядками, отголосками язычества и пороками в русском быту XVII века // Чтения в Обществе истории и древностей российских. Кн. 2. М., 1902. С. 24.
594
Морозов И. А., Слепцова И. С. Указ. раб. С. 212–213.
595
Зап. Веселовой Е. Ю. и Осадчук О. Н. в 1994 г. в д. Паршино Мантуровского р-на Костромской обл. от Несмеловой Александры Васильевны, 1910 г. р. Благодарим Е. Ю. Веселову, предоставившую нам эти материалы.
596
Каруновская Л. Э. Несколько песен Костромской губернии // Музыкальная этнография. Сб. статей под ред. Н. Ф. Финдейзена. Л., 1926. С. 13–14.
597
Зап. Розыновой Т. Б. в 1989 г. в д. Блиновская от Набоковой Людмилы Ивановны, 1912 г. р.