Страница 4 из 14
Майя же выглядела, как всегда, свежо и привлекательно, успела даже сменить вечерний макияж на утренний. Она по привычке села за чайный столик у открытой двери в сад так, чтобы наслаждаться панорамой сопредельных гор и одновременно дать возможность хозяину полюбоваться длиной и безупречностью своих очаровательных ножек. У Эвелин они, конечно, тоже ничего, но на чужое смотреть всегда интереснее. Говорят – хорошо развивает воображение.
Не то чтобы она имела в виду соблазнять Валентина, но просто иначе у неё не получалось – требовалось постоянно чувствовать восхищённые мужские взгляды. При этом, в отличие от той же Татьяны Любченко, она, выйдя замуж за Вадима Ляхова, абсолютно никаких вольностей, кроме таких вот шуточек, кое-кого доводящих до опасной грани, себе не позволяла. Кто-то, помнивший её во времена достаточно эмансипированной молодости, ни за что бы не поверил в нынешнюю неприступность «светской львицы Бельской», а вот тем не менее. Со дня знакомства с Вадимом Ляховым – никаких вольностей на стороне.
– А ты ж чего? – спросил Лихарев, щедро бросавший заинтересованные взгляды на её коленки и выше, чтобы сделать женщине приятное. Будто надеется, что повезёт ненароком увидеть что-нибудь сверх предъявленного.
– А мне мизера совсем не шли, или – не игрались. Я в таких случаях предпочитаю воздерживаться…
Вполне разумная политика, особенно в её положении «соломенной вдовы», изображающей высокую степень легкомысленности. Если ещё даст слабину по части выпивки, могут быть неприятные неожиданности (или – неожиданные неприятности), окажись вдруг очередной поклонник чересчур предприимчивым в подходящий момент. Есть же в словаре Даля неприличная поговорка насчёт того, что пьяная баба себе не хозяйка.
– Мне вахтёр сказал, что ты не одна. Где же прочие особы? – спросил Лихарев, будто только что заметив в гостиной отсутствие тех трёх человек, о которых говорил охранник.
– Прочие особы подождут во дворе. Им за господским столом делать нечего…
Лихарев промолчал. Зачем лишние вопросы? Всё, что нужно, она так или иначе скажет. А самому добиваться… Человеку его положения приличествует важность.
– За столом? Это правильно. Сейчас Леночка (он любил называть Эвелин самыми разными именами, производными и от настоящего, и от крёстного имен) спустится – позавтракаем. Ты как?
– С полным удовольствием. И выпить теперь уже можно. – Она заговорщицки улыбнулась, мол, сам всё понимаешь. – Да, наверное, у вас и заночую, если так можно выразиться, хотя бы до обеда. Не прогоните?
– Как ты можешь, Майя? – удивлённо-осуждающе спросила Эвелин, спускавшаяся по лестнице и услышавшая последние слова. Вот тут у неё нерусскость натуры ещё чувствовалась, не всегда различала тонкости стилистики. Не принято у них там, в Европах, выражаться оборотами, совершенно не совпадающими по форме со смыслом, в них вкладываемым.
– А чего такого? – притворно удивилась Ляхова. – Заявилась не вовремя, да ещё и на кормёжку набиваюсь. Вполне можно сказать: «Позвольте вам выйти вон!»
Эвелин перевела растерянный взгляд с гостьи на мужа. Она понимала, что это Майя так шутит, но уж больно, как это? Заковыристо, вот…
– Практиковаться надо, милая, практиковаться, – продолжила Ляхова уже другим тоном. – Пока тебе ещё прощается, но скоро ведь все забудут, что ты приезжая, и станут просто хихикать за твоей спиной. Ты, Валентин, её заставь каждый день Салтыкова-Щедрина читать, Лескова и того, из твоей реальности… Да, Зощенко. И зачёты заодно принимай по ненормативной лексике, а то она до сих пор путается, когда вполне можно украсить фразу, а когда категорически нет, хотя бы и в чисто женской компании.
– Ладно, это мы учтём. Так насчёт завтрака что? Прямо сейчас накрывать?
– А чего тянуть? Я со вчерашнего вечера ничего приличного не ела…
С этими словами Майя коротко взглянула на Эвелин, не смотрит ли, и специально для Лихарева поменяла местами закинутые одна на другую ноги.
Валентин показал ей из-за спины кулак.
Всё же он слегка отделял себя от обычных людей, возможно, по-особенному его воспитывали, или в Гражданскую войну научился не отождествлять себя ни с белыми, ни с красными, ни с «махновцами» всех типов, чтобы проще жить было, а постепенно распространил этот отстранённый подход на весь род человеческий. Потому до сих пор умел смотреть вокруг как бы извне, словно из ложи на театральную сцену, где присутствует и он сам в качестве персонажа.
Вот и эта человеческая реакция на особей противоположного пола его в некотором роде забавляла, пусть и относилась к нему самому в полной мере. Майя, кстати, ему нравилась, и он с удовольствием «пригласил бы её в номера», как выражались старшие пажи и молодые корнеты в его юности. Тогда это выражение имело смысл, ибо где же ещё не имеющий собственной квартиры поклонник мог пообщаться с дамой сердца, иногда весьма высокопоставленной. На этот случай и были придуманы вуалетки и пышные веера, закрывающие женское лицо от посторонних.
В то же время прекрасно сознавал, что нет в ней абсолютно ничего такого, чего не было бы у Эвелин или сотен других девушек и женщин, с кем приходилось иметь дело. То, что отличает одну от другой, кроется гораздо глубже. А вот поди ж ты! Какой-то непреодолимый, «основной», как в известном фильме сформулировано, инстинкт включает определённые рефлекторные цепочки независимо от обстоятельств. Что, казалось бы, взрослому мужику мелькнувшие на мгновение перед глазами алые кружевные панталончики? Выйди на городской пляж, там сразу несколько сотен девиц увидишь в чём-нибудь гораздо более откровенном. И тем не менее…
Валентин отогнал совсем неуместную сейчас мысль и глазами показал Ляховой, что не время сейчас таким образом развлекаться. Ей. Тоже ведь вполне всем понятно, что продолжения не будет, и Лихарев никогда и ни за что не займётся адюльтером с женой… Скажем так – сослуживца. Однако вполне себе семейную даму эта игра как-то заводит, раз во вполне серьёзной обстановке удержаться не может.
Он напрямую связал – тут большого ума не требовалось – внезапный визит Майи со своим сном и её слова насчёт «поступившего поручения». Только не мог пока сообразить, в чём эта связь заключается. По времени совпадает, да и не та женщина мадам Ляхова, чтобы ни с того ни с сего подобные эскапады учинять. И ещё какие-то сопровождающие с ней, которых за господский стол пускать не стоит…
Эвелин начала суетиться на кухне, собирая на стол, чтобы не ударить в грязь лицом. Тоже весьма странное выражение, если вдуматься. Да, русский, как она за два года убедилась, почти наполовину из чего-то подобного состоит, не чета даже «великолепному французскому». Нужно просто запоминать всякие заумные обороты речи и употреблять к месту, не озабочиваясь, зачем да почему.
– Так я тебя слушаю, – сказал Валентин уже деловым тоном, садясь напротив Майи так, чтобы стол заслонил наконец её ножки, оружие массового поражения.
Ляхова открыла свой портсигар, неотличимо похожий на настоящий блок-универсал (настоящего ей пока не полагалось по каким-то братским правилам), прикурила, пару раз выпустила дым, не затягиваясь.
– В общем, мне из Москвы позвонил Вадим, сказал, что получил инструкцию от Воронцова. Организовать тебе приличное прикрытие, потому что… Потому что есть варианты. Случиться может что-нибудь такое, с чем ты сам не справишься…
– Я – не справлюсь? – удивился Валентин. – До сих пор почти сотню лет справлялся…
– Не скажи. Когда наши товарищи навестили твою пятигорскую резиденцию, ты, помнится, не слишком справился…
Напоминание было крайне неприятным, но из песни слов не выкинешь. Впрочем, быль молодцу не в укор. Разобрались, в конце концов.
– Это ты не равняй. Само собой, против той команды мне было не устоять, да и то не так у них всё гладко вышло…
В отличие от Майи Лихарев, закурив, три раза подряд затянулся как следует – время выиграть и нервы чуть успокоить. Несмотря на гомеостат, никотин и алкоголь в момент употребления действовали как положено, это уже потом нейтрализовались до последней молекулы, какую аппарат считал излишней подконтрольному организму.