Страница 12 из 14
– Ясно. Итак?
– Видишь ли, до вчерашнего дня я ещё колебался – не пустить ли всё снова на произвол судьбы и действительно удалиться «под сень струй», как мы в самый первый раз на Валгаллу. Благо все возможности у нас к этому и сейчас есть…
– А что, Новиков, Шульгин, Левашов и т.д. уже удалились? Давненько я о них ничего не слышал…
– Не совсем так. Первые трое со своими подругами и несколькими добровольными помощниками занимаются сейчас исследованием Земли номер два, отделившейся от Главной исторической тысяч двадцать, если не больше, лет назад, в общем, ещё до «неолитической революции», исконной колыбели пресловутых дуггуров. В целях нахождения первопричины всего творящегося на Земле этой безобразия. Не слышал, когда учился, у вас на эти темы разговоров не проскакивало?
– С нами, к твоему сведению, в отличие от подобных земных заведений, комсостав никаких приватных разговоров не вёл. И газеток посторонних взять негде было. В увольнения не пускали, и торговли соответствующей за забором не имелось, – стараясь придать тону некоторую ядовитость, ответил Валентин, вспоминая заодно дни своей учёбы в Пажеском корпусе в годы Мировой войны. Вот там действительно и разговоров, и слухов, и газеток хватало. На любой вкус.
– Ничему, кроме непосредственно касающегося будущих функций, не учили. Причём, ты будешь смеяться, сто и двести лет назад – гораздо лучше, чем нынешних. Сравни, от нечего делать, Сильвию, меня, Ирину и тех девочек, что Левашов спас. Есть разница?
– Разница между поколениями всегда есть, – уклончиво ответил Дмитрий. – Я бы не стал сравнивать своих товарищей по училищу и персонажей Колбасьева[27]. Едем дас зайне в буквальном смысле.
Но это отдельный разговор. Из не пошедших в экспедицию Сильвия с Берестиным обретаются то в Югороссии, то в других интересных им местах, вплоть до Кейптауна, где до сих пор никак не закончится англо-бурская война. Время опять буксует… Удолин – тот между двадцать первыми веками до и после Рождества Христова разрывается, Александрийскую библиотеку на цифровые носители переписывает и ещё кое-где бывает. А ещё часть товарищей на твоей Таорэре до сих пор службу несёт, поскольку сразу после вашего исчезновения там очередное вторжение случилось. Кстати, две недели всего назад. А у вас – почти два года прошло. Посему досталась «молодёжи» практически бесконтрольная власть над двумя реальностями.
– Уж на это я внимание обратил, – хмыкнул Валентин, отодвигая тарелку с остатками отбивной, мгновенно убранную вестовым. – Ты же сам их всемерно и поощрял…
– Кофе, коньяк, ликёры, фрукты? – осведомился Воронцов.
– И мороженое, – добавил Лихарев. – Мы разве куда-то торопимся?
– Совершенно никуда, – заверил его Дмитрий. – Нам ещё много чего нужно обсудить… Что касается поощрений – я их скорее отвлекал. Думал, они больше девочками увлекутся, чем мировой политикой…
За десертом Воронцов, сопровождая слова демонстрационными материалами на экране большого ноутбука, изложил Лихареву план разработанной Фёстом и Берестиным при участии генералов той и другой России военной кампании. Общетеоретическая подготовка у Валентина была вполне достаточная, никак не хуже, чем у Берестина как минимум, а исходя из практического опыта и общей эрудиции, соображал он, пожалуй, получше. Хотя на стороне Алексея был ещё и его стратегический симулятор, но тоже ведь железка, в конце концов.
Вот, например, последний из великих советских шахматистов Каспаров компьютеру, как ни крути, а проиграл. А вот Алёхин или Капабланка наверняка бы выиграли, да и Чигорин с Талем, скорее всего.
– И что ты имеешь возразить? – спросил Лихарев. – Мне англичан вот ни на столько не жалко. Навешают им как следует, а потом ещё и поиздеваться можно, флот их в Скапа-Флоу затопить, как немцы свой там же…[28]
– Можно было бы, – согласился Воронцов, – только он и для других целей пригодится. А возразить я хочу только одно – молоды ещё наши «кадеты» судьбами мира ворочать. И совсем не потому, что во мне ревность или нечто подобное говорит. Очень я опасаюсь, что кое-какие непродуманные действия могут хрен знает к каким последствиям привести.
Он неторопливо выцедил коньяк, дождавшись, когда Лихарев сделает то же самое. Дмитрию сейчас было хорошо на душе. Как, допустим, перед выходом в море на паруснике, когда все дела уже сделаны и ждёшь только полной приливной воды, покуривая сигару и глядя с мостика на уже становящийся чужим берег.
– Сильвия, и та маху дала, когда решила силой Ирину из реальности изымать. Вон к чему её инициатива привела. Да и ты сам, не сбежал бы от Сталина, глядишь, действительно без Второй мировой обошлись бы.
– Не обошлись, – мотнул головой Валентин. – Установка у нас была – любой ценой войну эту обеспечить. Другое дело – приоритеты по ходу дела несколько сменились…
– Вот и я о том же. Но ты снова из внимания феномен посторонних Игроков упускаешь. Мы с Андреем и Сашкой много на эту тему спорили и к общему мнению не пришли. Они – люди одной серии, я – другой. Очень мне сильно кажется, что теперешняя игра без учёта вмешательства нас с тобой спланирована. Уж не знаю, отчего мы со счетов сброшены, показалось кому-то, что мы и вправду личными делами занялись, отпустив молодёжь в свободное плавание. И теперь ребят прямо непреодолимая сила в эту воронку затягивает. Настроенную на то, чтобы не у Фёста, так у Секонда, но катастрофа непременно случилась. А предпочтительнее, чтобы и там, и там сразу… Тогда у них полностью руки развязаны будут. Но как бы им не ошибиться очередной раз.
Лихарев внимательно посмотрел на Воронцова. Редко им приходилось так вот попросту беседовать, да ещё с глазу на глаз. Вдобавок на судьбоносные темы. Дмитрий всегда казался ему стоящим от всех достаточно в стороне. По целому ряду причин. И не принадлежал он изначально к тесной компании друзей, и натура у него была совершенно иной степени авантюрности, чем у того же Шульгина – Шестакова, не к ночи будь помянут.
Поучаствовал Дмитрий в аггрианско-форзелианских делах немножко, причём далеко не по своей воле, зато получил в результате намного больше, чем кто-либо из прочих, считая, конечно, только «первопоходников», урождённых, можно сказать, членов «Братства». Девушку своей мечты нашёл через много лет, живую, влюблённую теперь в него «по-взрослому», с учётом всех совершённых ошибок, да ещё и с аккуратно подкорректированной психикой.
Пароход получил вот этот в своё полное распоряжение, лично, кстати, спроектированный, с учётом всего своего служебного и общеисторического опыта.
И стал (только сейчас Валентину в голову пришло) кем-то вроде Тома Бомбадила из толкиеновской эпопеи. Того, что коротает века и тысячелетия в обществе никогда не надоедающей и умеющей общаться с ним с помощью «мягкой силы» жены, безраздельно правит своим лесом, никогда его не покидая, и является всемогущим в пределах, которые сам себе установил.
Так же и Воронцов. Со стороны производит именно такое впечатление. Всегда всем готов помочь, является хранителем убежища, способного защитить от всех напастей (Лихарев на полном серьёзе считал, что огневая мощь «Валгаллы» и её способность уходить в иные реальности делает её неприступной для дуггуров), и в то же время относится к происходящему, вообще к окружающему миру с лёгкой иронией. Мол, ничего другого это коловращение жизни и не заслуживает. Очень может быть, что такой его жизненной позиции способствовало близкое общение с минами, торпедами и иными взрывоопасными предметами. Когда поблизости от тебя много вещества, способного даже помимо пресловутой «единственной ошибки», просто под влиянием неведомых внутримолекулярных процессов обратить тебя в пар, а то и нечто ещё более эфемерное, исходные взгляды на жизнь могут сильно меняться. Большинство становится мизантропами, а некоторый процент – такими вот благодушными, расположенными ко всему миру циниками.
27
См. «Арсен Люпен» указанного автора, а также «Капитальный ремонт» Л. Соболева.
28
По итогам Первой мировой войны германский флот, всего 74 военных корабля, в т.ч. 11 ЛК, 5 ЛКР, 8 КР и 50 ЭМ, были интернированы в бухте Скапа-Флоу на Оркнейских островах со всеми экипажами на борту. 21 июня 1919 г. по приказу адмирала фон Рейтера немцы одновременно открыли кингстоны на всех кораблях. Несмотря на противодействие англичан (8 немцев убито, 5 ранено), большая часть флота была утоплена на глубинах 20–30 метров.