Повелитель Мории

Путь вниз по скалам показался не в пример легче подъема по ровно вырубленным ступеням Бесконечности. Тартауриль быстро передвигался, не чувствуя опасности, перепрыгивая с камня на камень. Он миновал несколько троп, но решил не следовать ни одной из них, опасаясь засад. Потом спуск стал положе. Среди камней, покрытых мхом, начали появляться чахлые пучки трав и низкорослые кустарники. Еще через два дня он вышел на равнину. Три пика, прячась сейчас в холодном тумане, остались по левую руку. Тартауриль взял на изготовку лук и, пригнувшись, побежал на восток, прочь от заходящего солнца.

Здесь опасность подстерегала за каждым камнем, в каждой лощине. Но пока эльфу удалось благополучно миновать несколько групп орков, Грязные и болтливые существа выдавали себя смрадом, бесконечной возней и ссорами.

Однажды Тартауриль почувствовал, что орки очень близко. Впереди и внизу, будто под землей. Справа от эльфа находился овраг, и перворожденный не сомневался, что гнусные твари прячутся на дне размытой дождями балки — ждут захода солнца. Их было слишком много, а роща, в которой притаился эльф, слишком маленькая. Надо пробежать совсем чуть-чуть, каких-то полмили — и он окажется в настоящем буковом лесу, в трех-четырех лигах от границы Лотлориэна. Тартауриль несколько раз глубоко вздохнул и побежал, вылетев из-под деревьев, подобно пущенной умелой рукой стреле. Едва начав свой бег, он понял, что его заметили. Множество уродливых фигурок выскочило из оврага. Некоторые пустили стрелы, другие побежали вдогонку. Но все они — и стрелы, и орки — останутся далеко позади стремительного легконогого эльфа.

Под сенью спасительных деревьев эльф заметил темные фигуры, которые затаились в высокой сухой траве и за стволами. Тартауриль на ходу выхватил из ножен меч, отбросив в сторону лук и колчан. Два десятка стрел, невидимых в своем губительном порыве, устремились к нему. Эльф упал, пополз, забирая вправо. Несколько стрел вонзились в землю совсем рядом. Орки, приближаясь, что-то возбужденно кричали на своем жутком языке, скрипя тетивами. Их было много, очень много, не менее трех сотен. Они ровным кольцом окружали залегшего в траве Тартауриля. А он так устал, так давно не отдыхал! «Я должен здесь пройти, — сказал твердый голос в душе. — И я пройду».

— Именем Балина, государя Мории! — с яростью прошептал эльф и вскочил, будто подброшенный пружиной. Он помчался, а вокруг вновь засвистела оперенными древками смерть. Согнувшись почти вдвое, эльф вложил в рывок все силы, какие только смог. Но одна из стрел нашла цель. Тартауриль почувствовал сильный удар в бок — и мышцы вдруг начали неметь, словно тело окунули в ледяную воду. Превозмогая боль, нолдор ворвался под раскидистые кроны, ударил мечом раз-другой, третий. Отбросил клинок в сторону. Отстегнутые ножны и шлем полетели следом. Эльф подпрыгнул, ухватился за ветку — и исчез в жухлой листве. Серо-зеленая молния мелькнула в ветвях и пропала, растворилась среди высоких стволов.

Солнце ушло за горизонт, когда Тартауриль остановился, чтобы осмотреть рану. Она не была серьезной, в какой-то мере ему повезло. Стрела угодила в поясницу, наконечник едва прошел сквозь кожу широкого ремня. Из оружия у Тартауриля оставался длинный охотничий нож. Перворожденный еще раз поблагодарил Эру за то, что не внял уговорам Ори и надел кольчугу. Будь на нем лишних двадцать фунтов веса — и неизвестно, чем бы кончился сумасшедший полет-бег по ненадежным ветвям.

«Просто царапина, — думал Тартауриль. — Острие, конечно, отравлено, но я сумею справиться с ядом». Однако осмотрев стрелу, он помрачнел. Что-то необычное чувствовалось в ржавом металле наконечника. Слишком старым было полусгнившее древко, оперение из неведомой птицы выцвело. Странные знаки, которые он вначале принял за грязь, теснились на поверхности стрелы. Эльф сделал на ране несколько надрезов, надеясь, что вместе с кровью выйдет и яд. «Но на стреле не яд. Похоже, ее заклинания не слишком быстро действуют. Если бы я точно знал, какие из них поразили меня, тогда ничего страшного…» — думал Тартауриль, возобновляя свой бег на восток. Он не сумел пробежать и лиги, когда холодная боль запульсировала в боку, расползаясь по телу, подкрадываясь к сердцу. Эльф снова остановился, снял пояс. На пояснице расползлось кроваво-синюшное пятно размером с кулак. Стиснув зубы, он снова попытался бежать, но уже через несколько шагов остановился. Боль скрутила его, заставила упасть на колени. На какое-то мгновение Тартауриль потерял сознание. Когда очнулся, весь в холодном поту, но с ужасом вспомнил, что увидел в темно-красном провале полусна-полуяви.

Собрав всю волю в кулак, Тартауриль побежал. Ему удалось преодолеть целую милю, прежде чем он вновь свалился в траву. Грудь тяжело вздымалась, глаза невидяще смотрели в затянутое дымкой небо. Немеющими руками он вытащил нож. Перевернулся на живот и изогнулся, вставляя оружие лезвием вверх, прямо под тело.

— Именем Балина, государя Мории! — сказал нолдор второй и последний раз в жизни.

Уголки губ дрогнули — ни один эльф не умирал с именем гномьего владыки на устах. Тартауриль резко опустился, обхватывая руками весь мир. Тело непроизвольно выгнулось, пытаясь избавиться от холодной стали. Какое-то время эльф прислушивался к зову, который уже успел поселиться в сознании. Улыбка заиграла на лице перворожденного, когда он почувствовал, что голос внутри теряет силу, удаляется и, неистово призывая к себе, затихает навсегда.

— Упустили остроухого, — ярился здоровенный орк со знаком Багрового Ока на щите. — Хозяин всыплет каждому, он вас с потрохами съест!

— Как его возьмешь? Выскочил прямо у меня перед носом, пошел махать мечом. Двоих моих ребят прикончил, одному пузо напрочь распахал, пришлось добить, — оправдывался низкорослый кривоногий орк, вооруженный луком.

— Что, молодчики? Это вам не свиней потрошить! Обос.сь? — ревел высокий.

— Гарр! Что кричишь? — послышался голос.

Маленький орк, одетый в грязные лохмотья, с луком за спиной, выбирался из кустов. В руках он держал широкий пояс с серебряной пряжкой.

— А где же сам эльф? Или ты его уже съел? — насмешливо закричал воин.

— Арр, — прорычал маленький орк, и широкие ноздри его раздулись еще шире. — Хватит орать. Я следопыт и не привык, когда все вокруг орут, не умея тремя сотнями справиться с единственной лесной собакой. Вот эльфийский пояс, а на нем след от моей стрелы.

— Отличный трофей. Хозяин Уругу сварит тебя и этот пояс в одном котле. Тогда он узнает, что мягче — твое вонючее мясо или свиная кожа!

— Одной царапины от моей стрелы хватит, чтобы прикончить сотню таких, как ты. Гарр! — огрызнулся следопыт. — Это стрела с заклятием разво-площения. Сам великий вождь, что живет в большой крепости возле Огненной Горы, сковал ее. Я поцарапал эльфу шкуру. Скоро его дух, отделенный от тела, предстанет перед нашим хозяином и будет служить ему до конца времен.

Орки притихли, услышав слова маленького собрата.

— А теперь, вшивые собаки, идите и ищите дохлое тело без души. Арр! — зарычал следопыт. — Я чую, он где-то близко.

3.6

Многим гномам Сили не нравился. Например, Фрар его здорово недолюбливал, да и не только Фрар. Даже Тори «зятька» на дух не переносил. Может, это происходило из-за того, что Сили был красив? Гном, которому еще и шестидесяти лет не исполнилось, и в самом деле отличался тонкими, благородными, даже, можно сказать, изысканными чертами лица. Карие, почти черные глаза всегда весело и открыто смотрели на собеседника, небольшая изящная бородка позволяла разглядеть яркий румянец на щеках. Тяжелая работа камнетеса никак не отразилась на его внешности, Сили и у точильного колеса оставался «царевичем-королевичем» гномьих сказок. Правда, он был лучшим стрелком в отряде и именно поэтому приглянулся Оину…

Но несмотря на редкую красоту, Сили не злоупотреблял женским вниманием. Целый год он мучился, пытаясь разобраться в своих чувствах или забыться в работе. А потом, видя, как к его мечте зачастили сваты, решился. Так как Сили происходил из бедной семьи, сватами выступили его собственные отец и мать. Не зная, как себя держать, он, сорокалетний недоросль, то краснея, то обливаясь холодным потом, попросил руки и сердца прекрасной Сил-верлаг, очень серьезной и трудолюбивой девушки княжеской фамилии, двадцати лет от роду. Возраст Сили не был помехой — ведь именно в сорок лет гномы допускались к работе, утрачивали звание «подмастерье», становились пока еще не «мастерами», но «умельцами». Теперь они могли свободно распоряжаться плодами своего труда — а значит, могли и жениться. Но Сили был самым молодым среди толпы претендентов, и никто не воспринимал его всерьез.