Повелитель Мории

— Как прикажете понимать, сударь?

— Как хочешь. Я не подданный Гондора. Точнее, не являюсь подданным Денетора — наместника ну-менорской династии. Я подчиняюсь только наследному королю Гондора.

— И что, есть такой? — недоверчиво спросил Балин.

— Конечно. Это Арахорн, мой господин. У него недавно родился сын, Арагорн. Оба они — прямые наследники Исильдура. Правда, Денетор и слышать о них не хочет, называет бродягами. Но иногда в мире происходят странные вещи.

— Какие? — вежливо поинтересовался гном, когда молчание затянулось.

— Разные, — уклончиво проговорил Антор. — Например, потомственный правитель, владыка Арнора и Гондора, вместо того чтобы править в Белой Башне Минас-Тирита, лучшие годы и все силы посвящает борьбе с морготскими выродками. Или, к слову, его вассал, князь Остфольдский, сейчас, в этот самый миг, в свою бытность начальником караула у мелкого разбойника, беседует с неким гномом. Сто лет этот гном просидел себе в пещерах Рудного Кряжа. А потом товарищи втянули его в авантюру, и он вместе с ними пошел отвоевывать Королевство Одинокой Горы у дракона. И надо же такому случиться — отвоевал! А потом вдруг, спустя пять десятков лет, направился в Морию, неожиданно завоевал ее и стал вровень с сильными этого мира. Государь Мории — неплохо для простого трудяги!

Балин засопел, не зная, как реагировать на столь вольную речь.

— Ну, во-первых, моя роль в походе, о котором вы говорите, была совсем маленькой. А во-вторых…

— Во-вторых, я не хотел вас обидеть, государь, — тихо и быстро проговорил Антор. — Пойдемте лучше ко мне, здесь недалеко. Караулы я уже выставил, а пьяных не люблю. Не поверите, господин мой Балин, пьют уже третью неделю. Уж пятеро с перепою померли.

Антор и его люди обосновались в широкой, крайней к скале башне. Здесь было сухо и светло. Часть окон заложена камнем, но некоторые, маленькие, были остеклены. Пол хорошо выметен, а крыльцо скрипело свежим деревом. Кроме мужчин, здесь были женщины и дети, всего не более двадцати человек. Но дружеская, доверительная атмосфера сразу чувствовалась по разговорам, взглядам, уюту помещения. С наслаждением Балин умылся свежей холодной водой из бочки.

— Присаживайтесь, государь.

Вытерев руки пушистым полотенцем, гном подошел. Его посадили во главу стола, и тотчас женщины стали подавать ужин. Перед Балином появилась вместительная миска с похлебкой, кусок хлеба, зелень на подносе. Взявшись за ложку, он вдруг заметил, что большинство взглядов устремлено на него, будто люди ждали, что он скажет.

Государь Мории поднялся, прокашлялся и произнес, смущаясь:

— Мир этому дому. Скажем спасибо хозяину. Пусть сила пребудет в руках его. Скажем спасибо хозяйке. Пусть красота не оставит ее. И пусть Махал-создатель благословит пищу, которую мы вкушаем.

Люди продолжали смотреть. Балин, совсем смутившись, тихо произнес:

— Это, гм… все. Так сказать, предобеденное слово, гм… у нас, гномов. Можно кушать.

Отужинав, большинство людей, как мужчин, так и женщин, отправились наверх, в башню.

— Им рано вставать, — сказал на это Антор. — Надо собирать урожай. Пшеница поспела, завтра убирать.

— Неужели здесь кто-то работает в поле? — искренне изумился гном.

— А как же, — отозвался князь Остфольдский. — Земля изумительная. Вода рядом. Зима мягкая. Можно по два урожая в год снимать, были бы руки.

— В свое время здесь хорошо было виноградники разводить, — поддержал тему Балин.

— Погоди, и до виноградников дело дойдет. — Антор поднялся из-за стола. — А теперь, господин Балин, разрешите проводить вас до спальни. С удовольствием бы с вами поболтал, но скоро надо менять караулы, искать более-менее трезвых.

— А что же Борп?

— Он считает меня своей правой рукой. — В голосе дунадана явно прорезалось презрение. — А для меня он никто. Если не прекратит пьянствовать, придется мне принять в его отношении крайние меры.

Последние слова Антор произнес настолько холодно и жестко, что Балин сразу понял, о каких «крайних мерах» говорит высокий воин в сером плаще.

С утра Балин поднялся чуть свет, вместе со страдниками. Он сходил на склоны, осмотрел поля. Желтые длинные полосы пшеницы были заметны издали. Мужчины и женщины бок о бок работали серпами, споро вязали снопы. Подростки на телегах тотчас свозили их на ригу, которая представляла собой огороженное жердями пространство с расстеленными внутри холстами из грубой мешковины. Гном с удовольствием присоединился к молотильщикам и азартно замахал цепом. Но вскоре один из мужчин (самый здоровый) отозвал Балина в сторону.

— Мастер гном, — начал страдник без малейшего смущения, — вы бы не мешались здесь. Зерна вы все равно не намолотите, больше раздробите и пропустите. Оставьте это нам, мы к земле привычней. А вы лучше вот что, почините-ка молотилку. Пойдемте, вам Хальбарад покажет, все равно ему с зерном в крепость ехать.

Балин, вначале насупившийся от обиды, от последней просьбы просветлел лицом.

— У нас здесь кузница есть — и наковальня, и инструмент кое-какой. Отец немного умеет, но времени, сами понимаете, не хватает. А молотилка очень хитрая, на конской тяге, — серьезно и солидно говорил сын Антора Хальбарад, оказавшийся мрачным светловолосым мальчиком, что уверенно управлял возком. — Раз уж вы помочь хотите, то очень вас просим, мастер Балин, сделайте.

На входе их остановил караульный.

— Мастер гном, там вас Йолмер-лучник ищет. Знаете такого?

Балин кивнул, и воин, посчитавший свою задачу исполненной, невозмутимо принялся заново осматривать окрестные пейзажи.

Йолмера они нашли не у Борпа, а на крепостной стене, разговаривающим с Антором. Увидев гнома, великан сразу прервал разговор и спустился вниз. Громадный роханец пытался спрятать смущение и вообще — не привлекать внимания. Больше всего он походил на медведя, стоящего возле улья и напустившего на себя безразличный вид, пытаясь скрыть свои намерения от пчел. В общем, все взгляды были обращены только на Йолмера.

— Что это? — громким шепотом спросил человек.

— Дай-ка, — таким же громким шепотом ответил гном. — Да не трусь, не подменю.

Несколько секунд Балин рассматривал маленький самородочек, едва больше ногтя мизинца. Затем вернул его явно волнующемуся роханцу и быстро, скороговоркой произнес:

— Мифриловый самородок, еще называют миф-риловой слезкой, три пеннивейта точно. Сколько хочешь?

— Чего? — удивился здоровяк.

— Золота, конечно, балда. Пойдем отсюда, народу много.

Они переместились за угол. Теперь все в крепости наблюдали только за ними.

— Бери вес и умножь на десять. Мифрил по цене к золоту идет один к десяти, — все так же скороговоркой барабанил гном. — Три пенни на десять — получается тридцать. Значит, получится полторы унции золота. Дам по знакомству пять гондорских золотых в обмен на слезку.

Балин позволил Йолмеру заглянуть в кошель, притороченный к поясу гнома. Сомнения бушевали на лице воина.

— Шесть, — наконец произнес он.

— По рукам, — тут же согласился Балин. И, доверительно придвинувшись, прошептал: — Еще найдешь — все мне неси.

«Обманул-таки, паршивец, — подумал Иолмер, чувствуя как сердце ёкает в груди в такт отсчитываемому золоту. — Говорила мне мама: не торгуйся с гномом. А, ладно, потом больше запрошу. Жила большая. На всю жизнь хватит».

Роханец хоть и подозревал обман, но не знал — насколько Балин смог его обхитрить. Воин считал, что не продешевил — а это главное. Когда Скринок узнал, что мифриловая «слезка» ушла в руки гнома за шесть золотых монет, то схватился за голову.

— Ах ты… — Но оскорблять гиганта толстяк не решился. — Все-таки это было истинное серебро! Чтоб тебя… — совершенно искренне негодовал Скринок. — Проклятый гном тебя вокруг пальца обвел! Полторы унции за три пенни! Один к десяти! Мифрил столько стоил, когда гномы его в Мории добывали день и ночь… Сейчас даже ифильдин идет дороже! Один к тридцати, а когда — один к пятидесяти. А тебя… Я же просил — показать, а не продавать…