Страница 129 из 147
- Ты тоже, - чувствуя себя неловко, я пытался пошевелить руками, но не выходило. Он стиснул меня так крепко, что было трудно дышать.
Зольтер, тем временем, прикрыл рот ладонью и подавил громкий смешок, изобразив приступ неконтролируемого кашля.
- Я боялся, что никогда тебя больше не увижу, - признался Прохор, не ослабляя объятий. Казалось, еще чуть-чуть, и расплачется от счастья.
- Всё обошлось, если, конечно, ты не решил меня задушить, - прохрипел я в ответ.
Он смутился и выпустил меня из своих объятий, затем почесал свой затылок:
- Прости, я был неправ, что не считался с тобой и думал, что всё выдумываешь, - ему было нелегко озвучивать это, задвигая свою гордость в самый дальний угол. – Карсилина оказалась жива, и это правда.
- Отец, я не обижаюсь. Любой на твоём месте счел бы это безумием. И вообще, это я должен просить прощения, но ты ведь понимаешь, что я не мог поступить по-другому, мне нужно было найти Карси.
- Мой глупый сын, - произнес Прохор Мылченко, и потрепал меня по голове своей большой шершавой ладонью.
Наступила пауза, во время которой отец посмотрел в сторону Карсилины, которая капала целебную воду низенькой женщине на кровоточащий обрубок руки, и тот начал покрываться кожей. Женщина плакала, она не могла смириться с тем, что потеряла руку, дом, мужа, который погиб под одним из огненных снарядов из катапульты татголов. Она говорила о своей беде Карсилине, а та пыталась её успокоить.
- …у меня больше ничего не осталось, - причитала бедняга.
Прохор Мылченко перевёл взгляд на меня и сказал серьезным тоном:
- Тебе с ней повезло, - и указал на Карсилину.
- Еще как, - ответил я, чуть не выдав нервный смешок.
- Правда, её решительность спасти тебя в одиночку граничила с безумием. Я удивляюсь, если честно, как ей удалось выжить, - задумался мой отец. – Наверное, Карсилина обладает фантастическим везением…
- Нет, у неё есть фантастический я! – перебив его и сказав эту фразу, я все-таки рассмеялся, выплескивая напряжение.
Прохор Мылченко одарил меня озадаченным взглядом, я заставил себя проглотить смешок а он сказал, с беспокойством на меня глядя:
- Ты хочешь сказать, что там с вами произошло?
Он явно начал подозревать, кто кого на самом деле спасал.
- Нет, - отказался я, помотав головой. Пусть лучше думает, что Карси сама смогла вытащить меня из беды.
Прохор замялся, словно заставлял себя что-то вымолвить, затем, решившись, предложил:
- Может, тебе на ней жениться? Ну, когда вернёмся в Чалиндокс и все устаканится с восстановлением Карсилины в живых…
Услышав это, я вздрогнул, словно получил лёгкий удар током, а сердце стало выбивать какой-то бешеный ритм.
- …Когда мы придумаем какую-нибудь чушь, объясняющую её воскрешение общественности, - продолжал рассуждать Прохор Мылченко, - когда принцесса вернётся в университет, ты ведь можешь на ней жениться. Правда, тебе придется взять королевскую фамилию, ибо так прописано в кодексе. Что ты на это скажешь? Я был бы рад.
- Я.. я… - кажется, в тот момент у меня не получалось вымолвить ничего осознанного. Конечно, до того, как Карси умерла, я думал об этом, но после её смерти пребывал в трауре, а потом, как-то даже забыл о такой возможности, ибо у меня была острая необходимость её вернуть. Просто вернуть. Чтобы Карсилина Фротгерт была рядом.
Отец стоял и улыбался. Ему хотелось прижать меня к себе, завернуть в плед, спеть колыбельную, рассказать сказку, положить на мягкую перинку и уложить спать, как маленького ребёнка.
- Я сделаю ей предложение, - наконец, изрек я, взглянув в сторону Карсилины. Было темно, поэтому отец не заметил, как я порозовел.
- Это замечательно! – воскликнул Прохор Платонович. – Думаю, Лоритта, когда выйдет из комы, будет рада. Мартина с Альфредом давно уже этого ждут. А Фольма…
- Она мне не мать.
- Но, сынок, ведь её мнение, как твоей мачехи…
- Не имеет никакого значения. Мне и так семнадцать было, когда она стала твоей супругой. Я не могу привыкнуть к ней. Не понимаю, за что она тебе так понравилась? Она же фарфоровая кукла, а ее чувства хрупкие и неискренние, как чайный сервант!
Я даже фыркнул. Пусть отец не думает, что я когда-нибудь начну уважать Фольму или проникнусь к ней теплом. Это абсурд, да и Фольма эта никогда моего отца не любила, а только и знает, что деньги из него тянуть.
- Ну, хоть кому-то она чайный сервант напоминает, - хмыкнул Прохор Платонович. – Один мой любезнейший друг по фамилии Золотский отозвался о ней в более грубой форме. И если честно, я с ним даже согласен.
- Я и не знал, что Зольтер может выражаться такими словечками.
- Он хорошо разбирается в людях, Семён, а в том, чтобы сказать гнилому человеку, насколько он испорчен, Зольтер просто мастер.
- Я смотрю, ты не очень свою жену жалуешь, – я давно знал, что между отцом и мачехой нет особых чувств, их сердца не бьются трепетно в унисон, да и вообще в их семье не было никаких романтических настроений. Но все же меня это удивляло. Почему они не могут разойтись? Дело в Сельме, их маленькой дочке, или здесь что-то большее?
- История нашего с ней знакомства, наверное, наиглупейшей случай в моей жизни, - проговорил отец, смущенно смотря себе под ноги. – Если я расскажу её, ты станешь меньше уважать меня.
- Не стану, - заверил его я. Ну или по крайней мере вид сделаю, что не стал.
- Это была ошибка.