Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 47



Заканчивается письмо так: «Сегодня вечером сюда прибыли монсеньор де Вандом, монсеньор де Буссак и другие [капитаны], на подходе Ла Гир, и скоро мы начнем действовать. Да соблаговолит господь, чтобы все произошло по нашему желанию» (Q, V, 111).

Имя Ги де Лаваля вскоре начнут упоминать хроники в ряду имен сподвижников Жанны, а его письмо, обнаруженное в семейном архиве еще в середине XVII в. и тогда же опубликованное, сохранится в истории как яркое свидетельство патриотического подъема во Франции на переломном этапе Столетней войны.

«… Никогда еще люди не шли на [ратное] дело с такой охотой, как нынче». «… Прошу вас, матушка, продать или заложить мои земли». «… Люди приходят сюда каждый день со всех сторон…». После этого письма уже как-то по-другому, с полным доверием и более глубоким пониманием, читаешь сообщение «Хроники Девы» о солдатах, согласившихся служить за мизерную плату, о сеньорах, капитанах и всадниках, приходивших во французскую армию со всех сторон, о бедных дворянах, которые, не имея средств на покупку боевого коня и доспехов, шли служить простыми лучниками и копейщиками. «Ибо каждый имел великую надежду на то, что благодаря сей Жанне причинится много блага королевству Французскому» (D, IV, 254).

Еще один отклик.

«Я, Кристина, та, что одиннадцать лет проливала слезы, заточив себя в монастырь, когда измена изгнала принца Карла из Парижа, — я теперь смеюсь в первый раз» (Q, V, 4).

Это пишет 31 июня 1429 г. знаменитая Кристина Пизанская. Уроженка Венеции, она почти всю жизнь прожила во Франции и приобрела там славу первой поэтессы королевства. Она ратовала за политическое единство страны и еще в 1417 г., когда Филипп Добрый заключил союз с англичанами, демонстративно покинула Париж и удалилась в монастырь.

И вот теперь, узнав о победе под Орлеаном, эта старая женщина (ей было около 70 лет) берется за перо и прославляет подвиг Жанны поэмой, полной юношеского энтузиазма. Эта поэма, отрывки из которой даются здесь в прозаическом переводе, — последнее творение поэтессы и первое литературное произведение, посвященное Жанне д'Арк.

Кристина воспринимает недавние бедствия Франции как национальную катастрофу и личное несчастье — в этом и заключается гражданский пафос ее поэмы. Франция была долгие годы погружена во мрак, но «в год четыреста двадцать девятый вновь воссиял солнечный свет в снова настало то доброе время, которого долго не видели наши глаза. Многие жили в печали, и я в том числе, а ныне нет больше печали и горя, и радуюсь я, потому что взираю на то, что желала увидеть».

Своим возрождением Франция обязана Жанне: «Ты, Жанна, в добрый час рожденная…». Кристина сравнивает Жанну с библейскими героинями — Эсфирью, Юдифью и Деборой, находя, что Дева превосходит их доблестью.[14]

Жанна в глазах Кристины Пизанской — существо необыкновенное. «Разве не против природы, что девочка шестнадцати лет не чувствует тяжести лат, но носит их так, словно приучена к этому с детства?» Никто не может ей сопротивляться: она обращает в бегство врагов, очищает от них Францию, освобождает крепости и города. «Она первый предводитель наших храбрых и искусных воинов и обладает силой, какой не имели ни Гектор, ни Ахилл» (Q, V, 7, 14).

Подобно другим своим соотечественникам, Кристина видит в этой «девочке шестнадцати лет» орудие бога, называет ее «божьим ангелом», а ее деяния объявляет чудом. В этом она неоригинальна. Но вот что интересно: деяния Девы не сводятся, по мысли Кристины Пизанской, к «конкретным» чудесам локально-событийного плана, даже таким важным и явным, как снятие осады с Орлеана. Дева сотворила чудо более высокого и общего порядка: она спасла Францию. «Вот невиданная вещь, достойная памяти в любом краю: Франция, о которой уже шла молва, будто она повержена и прах, вдруг так изменилась божественной волей к великому благу» (Q, V, 17).

Восставшая из праха страна, воскресший народ — в этих образах раскрывается основная мысль поэмы Кристины Пизанской о национальной катастрофе и о возрождении, а Жанна предстает в качестве национальной героини. Именно на такое осмысление роли Девы наводило читателя и сравнение с библейскими героинями.



В этом суждении о Жанне Кристина Ливанская не была одинока. Ей вторил здесь другой известный поэт и ученый-гуманист Ален Шартье. Поборник независимой Франции, он еще в 1422 г., в самую мрачную пору англобургундской оккупации, написал знаменитый «Обвинительный диалог», в котором воззвал к национальным чувствам французов. А спустя семь лет, в июле 1429 г., Ален Шартье, подобно Кристине Пизанской, славит в Жанне д'Арк спасительницу отечества и национальную героиню. В его латинском послании, адресованном кому-то из европейских государей (по всей вероятности, германскому императору или савойскому герцогу), но явно предназначенном для широкого распространения, мы читаем: «Подобно тому как Троя могла бы воснеть Гектора, Греция гордится Александром, Африка — Ганнибалом, Италия — Цезарем… так и Франции, хотя она и без того знает много великих имен, достало бы одного имени Девы, чтобы сравниться в славе с другими народами и даже превзойти их» (Q, V, 136).

И опять-таки здесь отнюдь не риторика и не просто образное историческое сравнение. Общественная мысль Средневековья и Ренессанса обращалась к библейским и античным образцам для осмысления современности: историческая аналогия была средством познания. Сравнивая Жанну с величайшими героями древности, которые характеризуются в данном случае с точки зрения их «национальной принадлежности», Ален Шартье определял как природу «феномена Девы», так и масштабы ее личности. И для него, так же как и для Кристины Пизанской, Жанна, будучи посланницей неба (он говорит об этом в другом месте своего послания), является вместе с тем и великой национальной героиней, спасшей и прославившей свое отечество.

Современному читателю это может показаться трюизмом. Для современников Жанны это было открытием.

Жанна «не создала национального чувства, так как это чувство существовало до нее и помимо нее», — справедливо замечает А. Боссюа, изучавший проблему становления национального самосознания во Франции в период Столетней войны (26, 132). Действительно, само появление Жанны д'Арк на исторической арене было обусловлено наряду с другими причинами уже существовавшим к этому времени национальным чувством. Но верно также и то, что деятельность Жанны знаменовала собой важный этап в развитии национального самосознания французского народа. Она способствовала кристаллизации патриотических и национальных чувств, в том числе и национальной гордости. В этом состоит один из важнейших объективных результатов подвига Жанны.

РЕЙМС — ПАРИЖ — КОМПЬЕНЬ

После Пате Жанна посетила Орлеан, где ей была устроена триумфальная встреча. Ждали дофина, даже украсили улицы к его торжественному въезду, но он так и не появился. Все эти дни Карл оставался гостем Ла Тремуйля в замке Сюлли-сюр-Луар, всего в пятидесяти километрах от Орлеана. «И многие были тем недовольны», — замечает по этому поводу автор «Хроники Девы».

Первая после «недели побед» встреча дофина с Жанной произошла в знаменитом аббатстве Сен-Венуа-сюр-Луар, на полпути между Сюлли и Орлеаном. Свидетель этой встречи, президент Счетной палаты Симон Шарль рассказывал в 1456 г., что Карл, «испытывая к ней жалость из-за выпавших на ее долю тяжких трудов, приказал ей отдохнуть. И тогда Жанна сказала королю со слезами, чтобы он не сомневался в том, что вернет все королевство и в скором времени будет коронован» (D, I, 400). Что стояло за этой сценой? Почему дофин настаивал на отдыхе, когда было ясно, что нельзя медлить ни дня? И почему Жанна должна была со слезами па глазах умолять дофина не сомневаться в том, что он будет коронован?

Ответить на это трудно. Возможно, Карлу было действительно жаль измученную девушку: уже больше четырех месяцев она не знала, что такое отдых. Вокулер, Шинон, Пуатье, Орлеан, Пате — каждый из этих этапов требовал колоссального напряжения сил. Но возможно, что мы имеем здесь дело с попыткой если не отстранить Жанну от участия в государственных делах, то по крайней мере сократить степень ее влияния. Предполагать это позволяет та подчеркнутая сдержанность в официальном признании заслуг Жанны со стороны правительства, которая находится в резком контрасте с восторгами общественного мнения.

14

Такое же сравнение содержится в богословском трактате Жана Жерсона о божественном характере миссии Девы, написанном летом 1429 г., а на миниатюре рукописи поэмы Мартина Лефрапа «Защитник женщин» (ок. 1440 г.) изображены «Дама Юдифь и Жанна-Дева» (см. с. 86).