Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 21

И тут же раздался вопль, от которого, казалось, всколыхнулась сама завеса дождя.

Банши объявляла казнь свершившейся.

Когда все закончилось, гаруда раскинул крылья, размах которых равнялся нескольким длинам руки обычного человека, похрустел хребтом, разминая спину, присел. Мощно оттолкнувшись, он подкинул себя в воздух, капли дождя посыпались с его перьев.

И взмыл в небо.

Крепость Виллджамура была построена из гранита. Внутрь вели трое ворот, расположенные друг за другом, и тут у гаруд было преимущество над любой армией противника. В центре города, на большой высоте, прижатая к склону горы, пряталась за кружевами мостов и шпилей Балмакара огромная императорская резиденция, похожая на собор из черного базальта со сверкающими вставками слюды. В такую погоду город казался нереальным.

Лагерь беженцев рядом с Санктуари-роуд был тих, только собаки бродили между поставленными на скорую руку палатками. Санктуари-роуд с высоты напоминала черный шрам, границу, за которой заканчивался Виллджамур. Дальше ландшафт менялся, переходя в травянистую равнину, но у обочин дороги зелень была изрядно вытоптана, свидетельствуя о том, что беженцы постоянно пристают к проезжающим с целью выпросить у них что-нибудь себе на пропитание. Вереск, кое-где совершенно сухой, в других местах продолжал цвести, длинными пастельными мазками уходя за горизонт. Красоты и здесь хватало, надо только уметь смотреть.

В этот час дня народу на улицах было мало. Торговцы еще не открыли свои лавки, и лишь один путник, закутанный в меха, двигался по дороге, ведущей в город.

Он шел к городу.

Горожане, надеясь, наверное, сделать день поярче, зажгли лампы. Их теплый оранжевый свет пробивался сквозь серую утреннюю мглу, обрисовывая изысканной формы оконные проемы: широкие восьмиугольники, стрельчатые арки. Наступившая зима была временем полных бистро с запотевшими стеклами витрин, цветов тундры в висячих корзинках у каждой двери, дымных плюмажей над трубами, опустевших садов, изголодавшихся по солнечному свету, и заросших лишайниками статуй, некогда служивших украшениями балконам и балкончикам, призванным радовать глаз.

Наконец пернатый страж опустился на стену заброшенного двора. Баюкающее журчание воды по камням создавало ощущение оторванности от места и времени, так что он даже подумал, уж не залетел ли он в прошлое? Его внимание привлек человек в мехах, тот самый, которого он заметил несколько минут назад. Незнакомец проходил через вторые ворота, ведущие в город.

Гаруда стал следить за ним, не двигаясь и не спуская с путника глаз.

Рандур Эстеву обладал тремя качествами, которые, как он надеялся, помогут ему отличиться здесь, в Виллджамуре. Он не всегда напивался допьяна, если вино текло рекой, – не то что те, дóма. Кроме того, он с большим вниманием слушал все, что говорили ему женщины, – или, по крайней мере, старательно делал вид, будто слушает. И наконец, он был одним из лучших – если не самым лучшим – танцором из всех, кого он знал, а это не так мало, если ты родился на Фолке. Дети там начинали танцевать и ходить одновременно – иные даже танцевать раньше, чем ходить, ведь у местных матерей даже младенцы должны были ползать ритмично.

Провинциальный шарм и, пожалуй, легкий акцент должны были только добавить ему привлекательности в глазах девушек, с которыми ему доведется говорить. Рослый, он сохранил стройность, к несказанной зависти разжиревших сплетниц-соседок. Одним словом, приближаясь под моросящим утренним дождем к последним из трех ворот и вооруженный лишь самыми необходимыми пожитками, ворохом поддельных семейных легенд и тысячей острых слов, он оценивал свои шансы как вполне удовлетворительные.

Рандур хорошо изучил свою историю и легенду, в пути у него было на это время. Нельзя без подготовки являться в такой важный город, как Виллджамур, резиденцию императора Джамура Джохинна и столицу острова Джокулл, колыбели империи. Известный прежде как Вилхаллан, он был не более чем кучкой деревень, выстроенных вокруг естественной системы пещер, в настоящее время совершенно неразличимых под напластованиями архитектуры. Коренные жители Виллджамура и сейчас еще вели свой род от тех первых поселенцев. Одиннадцать тысяч лет. Тогда еще не начались клановые войны. Община жила своим мифом. Город с громадной историей, многообразием культур разных народов и племен обладал, как думали повсеместно, несметными богатствами.





Рандур провел в пути несколько недель. Дорога уже изменила его, пусть и на самом поверхностном уровне, – сделала другим. Его мать осталась в Уле, на острове Фолк. Суровая, истово верующая женщина, она вырастила его одна, хотя ее здоровье пришло в упадок задолго до того, как он достаточно подрос, чтобы это понимать. Он помнил, как она кашляла наверху, в затхлой комнате, пропитанной запахом преждевременной смерти. Каждый раз, входя туда, он гадал, что его ждет.

В Виллджамуре она нашла ему «работу». Этому поспособствовал один из его таинственных дядюшек, именитый купец со связями на Й’ирене и Фолке, никогда, однако, не помогавший им ни полушкой. О приятной внешности Каппа он всегда отзывался так, точно она могла стать помехой в жизни. И вот в один прекрасный день тот самый дядюшка сообщил его матери, что всего неделю назад исчез паренек одних с Каппом лет и сходной наружности. Звали его Рандур Эстеву. Поговаривали, будто его наняли на работу в дом самого императора. Капп даже встречал его на танцевальных состязаниях и турнирах юралрис – бою на мечах, – где они были соперниками. Врагов у того парня хватало, он ведь любил похвастаться тем, что ему уже готово теплое местечко на период грядущего Оледенения.

–  Пока вы будете тут загибаться от холода, ублюдки, – сказал он как-то, – я погрею себе задницу в самом теплом местечке империи. Но больше я вам ничего не скажу, а то еще пролезете за мной следом.

Его тело, вернее, то, что от него осталось, нашли в ящике на старой посудине, которая на памяти последнего поколения не покидала гавань в Гью-Доксе. Смерть парня никого не удивила. Всех куда больше интересовала сама посудина, поскольку касательно нее исполнилось какое-то морское пророчество, о котором говорили как раз на прошлой неделе.

Тогда Капп стал Рандуром Эстеву. И с чужими бумагами отправился на юг, в Священный город.

Мать благословила его искать счастья там, где можно надеяться пережить Оледенение и протянуть ниточку их рода дальше. Парень понятия не имел о том, чем настоящий Рандур Эстеву должен был заниматься в Виллджамуре, поскольку в бумагах никак об этом не упоминалось. К тому же у Рандура, как мы его будем теперь называть, имелись свои планы.

Держа руку в кармане, он крутил пальцами монету, ту самую, полученную от культистки много лет назад, в кровавую ночь.

Гаруды маячили над укреплениями последних ворот, ведущих в город. Стояли, сложив на груди руки. Полугрифы-полулюди: крылья, клювы, когти на человеческом теле. Плащи и минимум оружия. Белые лица точно светились в утренних сумерках. Дома, на Фолке, он несколько дней провел в полку, куда записался, поддавшись романтическому порыву, чтобы произвести впечатление на одну девчонку, которая томно посматривала на него, но отделывалась обещаниями. Так вот там люди много говорили о гарудах и их умениях. Похоже, только очень искусный лучник мог надеяться достать одного из них своей стрелой.

Солдаты смотрели его бумаги у первых и вторых ворот. У третьих они обыскали его пожитки, отобрали оружие и необычайно дотошно допросили.

–  Селе Джамура, – сказал Рандур. – Ну что слышно в Священном городе?

–  Честно говоря, настроение не очень, – ответил один из гаруд. – Люди недовольны. И внутри и снаружи полно кислых рож. Ну, там еще понятно. – Он кивнул на запертые ворота, за которыми толпились беженцы. – Но здесь-то почему у большинства морды как надранные задницы? Чего им, дуракам, не хватает, в тепле и безопасности?

–  Кому понравится сидеть взаперти, даже ради собственного блага, – предположил Рандур.