Прикончить чародея

Так что можно сказать, что человечество построило свою цивилизацию на костях эльфов. Некоторые сегодняшние человеческие города построены еще эльфами в давние времена, половина географических объектов на картах все еще носит эльфийские названия…

Ходили слухи, что эпидемия, сыгравшая на руку человечеству, была спровоцирована человеческими же чародеями, экспериментировавшими с обычным вирусом гриппа. Эльфийские чародеи провели собственное расследование, длившееся несколько сотен лет, и пришли к выводу, что это не так. Эпидемия была игрушкой природы, судьбы или Творца, решившего освободить занятое эльфами место для другого народа.

В общем, это довольно грустная история.

Среди эльфов еще живы старики, заставшие те времена, но они не любят распространяться на эту тему. Тем не менее, эльфы помнят о прошлом и не устают напоминать о нем людям. Совсем не для того, чтобы люди подспудно испытывали чувство вины. Эльфы на собственном опыте убедились, что самой страшной угрозой для цивилизации может быть вирус, и не хотят, чтобы такая же судьба постигла людей и другие разумные расы Вестланда.

Никто не заслуживает столь страшной участи, даже столь презираемые всеми остальными народами гоблины.

– Странный ты тип, красавчик, – заметила Карин. – Тебя послушать, так вообще никто ни в чем не виноват. Ты ведешь себя так, словно можешь понять и оправдать любой поступок. Граф Осмонд хочет подвергнуть тебя мучительной смерти – он печется о благе своих вассалов. Дракон хочет испепелить тебя – он мстит за племянника, искренне полагая, что ты виновен в его смерти. Гоблины пытались сожрать тебя – их развитие началось слишком поздно, и гномы не дают им спокойно жить.

– Но ведь так оно и есть, – возразил я. – В этом мире все взаимосвязано. Каждый осознанный поступок вызван и обусловлен какими-то причинами, которые кажутся совершающему его существу достаточно вескими и разумными. Если я могу понять причины, по которым кто-то хочет меня прикончить, это еще не значит, что я пойду ему навстречу.

– А по-моему, это просто следующий шаг, – сказала Карин. – Вспомни, как ты пытался сдаться сэру Ралло.

– Э… Не пытался я сдаваться. И вообще, для того, чтобы победить врага, надо его понять, – сказал я.

– Неправильно. Для того, чтобы победить врага, надо его убить. Ты не можешь одержать победу, пока жив кто-то желающий твоей смерти.

– Это варварство, – сказал я. – Убийство – это последнее средство убеждения.

– Убийство – это единственное средство, – сказала Карин. – Если ты на самом деле веришь в то, что говоришь, почему же бежал от графа Осмонда и не попытался убедить Гарлеона в своей невиновности?

– Они бы не стали слушать.

– Вот именно. Зачем слушать, если сила на твоей стороне?

– В данном случае, слушать надо было хотя бы затем, чтобы найти истинного виновника преступления.

– Сильные мира сего не ищут виновников, – сказала Карин. – Они их назначают.

Крыть мне было нечем, потому что со мной именно так и поступили.

– Это неправильно, – сказал я. – Так не должно быть.

– Посмотри вокруг. Так есть. Ты сам ведешь себя таким образом, предпочитая этого не замечать. Ты не пытался убедить ни в чем не виноватых и обиженных эволюцией гоблинов. Ты продемонстрировал им силу и разговаривал с ними с позиции сильного. Ты сделал бы то же самое и с графом Осмондом, если бы у тебя хватило могущества. Но его не хватило, и ты пустился в бега. Кроме того, ты непоследователен и совершаешь ошибки. Этих гоблинов следовало убить.

– Ничего подобного. Милосердие – вот истинная сила.

– Милосердие – это слабость, – отрезала Карин. – Проявляя милосердие, ты даришь врагу второй шанс, сам выпускаешь победу из своих рук.

– Гоблины слишком напуганы и побоятся за нами следовать, – сказал я. – Не говоря уже о том, чтобы на нас нападать.

– Возможно, – согласилась Карин. – Может быть, они на нас и не нападут. Скорее всего, не нападут. Но они могут это сделать. А если бы они были мертвы, такой возможности бы у них просто не было.

– Нельзя убивать всех, кто косо на нас посмотрел.

– Почему? – искренне удивилась Карин.

– Потому что тогда в мире будет очень много трупов.

– Зато оставшиеся в живых будут очень вежливые и обходительные.

Я понял, что мне не удастся ее переубедить. Жестокий мир порождает жестоких людей. Основные качества закладываются в нас в детстве, и я подозревал, что детство у Карин выдалось крайне тяжелым.

Интересно, что мой наставник Мигель и даже мой второй наставник Исидро, пусть и в меньшей степени, рассуждали примерно так же, а мои идеалы оказались так далеки от их собственных.

Я не сомневался, что Мигель в этой ситуации перебил бы всех гоблинов просто из осторожности. И почти не сомневался, что то же самое сделал бы и Исидро. Как поступил бы дон Диего, мой приемный отец, я не представлял.

Временами он тоже бывал жесток, но временами – спокоен и мудр.

Мое детство было вполне безоблачным. Меня учили многим вещам, но у меня оставалось свободное время, которое я предпочитал проводить в библиотеке. Наверное, я прочитал слишком много умных и добрых книг, чтобы нормально вписаться в безумие реальной жизни.

В глубине души я понимал, что благородные воители древности вовсе не могли быть такими уж благородными, как об этом пишут в книгах, потому что в таком случае их имена просто не остались бы в истории. Это наверняка были те еще мерзавцы, пролившие реки крови и плясавшие на курганах своих врагов. И эльфы оставили человечеству континент не по доброте душевной, а потому что физически не могли его удержать, противостоя молодой и бурно развивающейся расе.

Большинство исторических и философских трудов в нашем мире написаны именно эльфами, самой старой, и, возможно, самой мудрой расой. Именно эльфы говорят о понимании, милосердии и взаимосвязанности вещей в природе. Может быть, эта мудрость пришла к ним вместе с закатом расы. Может быть, это вообще не мудрость, а попытка оправдать собственное бессилие. Писателю не заглянешь в голову и не узнаешь, что он на самом деле имел в виду и какие цели преследовал при создании каждой книги.

История – это мутная вода, а истина находится где-то на дне, и разглядеть ее практически невозможно.

Исидро утверждает, моя главная проблема в том, что я думаю слишком мало.

Мигель утверждает, моя главная проблема в том, что я думаю слишком много.

Но в одном они достигли взаимопонимания – оба утверждают, что я начинаю думать не вовремя.

Исидро говорит, что я совсем не думаю, когда составляю заклинание, и не просчитываю всех его последствий. Мигель говорит, что я думаю о посторонних вещах во время тренировочной схватки, поэтому ему, однорукому старику, не составляет никакого труда меня побить.

Наверное, они оба правы.

Я слишком задумался об отвлеченных вещах и не заметил предостерегающего знака Карин. Поэтому свалившийся мне на голову гоблин стал для меня настоящим сюрпризом.

Гоблины устроили засаду на небольшом выступе над нами и теперь падали на нас сверху, как перезревшие яблоки на голову эльфийского мудреца Неотона Септабаира, открывшего закон всемирного тяготения.

Я стряхнул гоблина со своей головы, но следующий повис у меня на спине и принялся душить. Для такого тщедушного парня он был довольно силен. Я приложился спиной о каменную стену туннеля, стараясь стряхнуть гоблина с себя, но не удержал равновесия и рухнул на пол. Тотчас же на меня навалились еще трое.

Уже лежа на полу я наблюдал, как Карин крошит маленьких мерзавцев двумя своими клинками. Но нападавших было слишком много даже для нее. Гораздо больше двадцати пяти голов, о которых говорил Гмык. Наверное, мы наткнулись на другое, непуганое нами племя.

Несколько гоблинов бросились ей в ноги, стараясь повалить. Двоих она отшвырнула ударами сапог, но третий схватил ее ногу и укусил за лодыжку. Карин покачнулась, но сумела удержать равновесие и рубанула его мечом.