Тутанхамон. Книга теней

Я легонько приподнял подбородок девушки, заставляя ее посмотреть на меня.

— Что произошло? Кто ты?

Между ее стиснутых век просочилось несколько слезинок.

— Рахотеп! — сумела она выговорить прежде, чем ее зубы снова застучали в приступе неконтролируемой дрожи.

— Я Рахотеп. Зачем ты здесь? Кто тебя прислал?

— Я не знаю его имени. Он велел передать: «Я — демон, отправляющий посланцев, чтобы заманить живых в царство мертвых».

Она уставилась на нас с Хети. Мы с ним переглянулись.

— Как он тебя нашел?

— Выкрал с улицы. Он сказал, что перебьет всю мою семью, если я не доставлю послание Рахотепу.

Ее глаза наполнились слезами, лицо снова исказилось.

— И что же это за послание?

Девушка едва выговаривала слова.

— Вы должны прийти в катакомбы. Один…

— Зачем?

— У вас есть кое-что, что ему нужно. А у него есть кое-что, что нужно вам, — ответила она.

— И что же у него есть такого, что нужно мне? — медленно проговорил я.

Она не могла смотреть мне в глаза. Ее сотрясали отчаянные конвульсии.

— Ваш сын, — прошептала она.

Глава 47

Я бежал сквозь ночные тени. Тот держался рядом; Хети, наверное, следовал за нами — я не оглядывался. Словно бы издалека я слышал отдаленный топот своих сандалий по пыльной земле, тихий гул крови в моей голове, буханье сердца в грудной клетке.

Охранник был на месте. Хети велел Танеферет не выпускать детей из дома ни при каких обстоятельствах и не открывать никому дверь. Дом должен был выглядеть так, словно он покинут жильцами. Так как же Себек сумел забрать мальчика? Я представил себе, какое горе охватило Танеферет, в какой ужас пришли дети — и меня не было рядом, чтобы спасти его! А что, если это блеф? Или нет?.. Я припустил еще быстрее.

Он будет ждать меня в катакомбах. Я должен прийти один. Если со мной кто-нибудь будет, мальчик умрет. Я должен принести с собой галлюциноген. Если я его не принесу, мальчик умрет. Если я кому-нибудь об этом расскажу, мальчик умрет.

Я должен идти один.

Добравшись до гавани, я сорвал камышовую лодку с причала и принялся бешено грести через Великую Реку. Мне и мысли не приходило о том, что сейчас время крокодилов. Луна была как белый камень; вода — как черный мрамор. Я скользил по полной теней поверхности, подобно крошечной статуе самого себя в макете лодки, в сопровождении Тота, пересекая воды смерти, чтобы встретить Осириса, бога теней.

Выбравшись на западный берег, я снова пустился бегом. Когда я миновал западную границу возделанных земель, воздух стал холоднее. Я был теперь зверем: все чувства на взводе, все отдано мести. У меня была новая кожа — цвета ярости. Мои зубы были остры как кинжалы. Однако время текло слишком быстро, а расстояния были слишком велики, и я боялся, что не успею вовремя.

Я остановился только перед низким входом в катакомбы. Опустил взор на Тота, который не отстал от меня. Он ответил мне лишь взглядом, тяжело дыша; его глаза были ясными и чистыми. Я накинул ему на морду поводок, чтобы он не лаял. Он понял: я прибыл не один, но он должен вести себя тихо. Я в последний раз глотнул вольного ночного воздуха, и мы нырнули под древний резной свод и стали спускаться по ступеням во тьму, что была темнее ночи.

Мы оказались в длинном зале с низким потолком. Я прислушался к царившей здесь величественной тишине. Казалось, в таком священном безмолвии можно услышать, как мертвые ахают, рассыпаясь в прах, или вздыхают, пытаясь убедить нас присоединиться к ним в блаженстве Иного мира. Кто-то оставил для меня в стенной нише зажженный светильник. Пламя горело неподвижно, беззвучно, не тревожимое течениями воздуха или времени. Я взял светильник и пошел вперед. Бездонные тоннели исчезали во тьме во всех направлениях, и в конце каждого из них, глубоко под землей, была приземистая каморка, доверху заставленная глиняными горшками всех форм и размеров — миллионы и миллионы горшков с набальзамированными тушками ибисов, соколов и бабуинов… Окруженный останками представителей своего племени, Тот нюхал воздух гробницы, насторожив уши, готовый уловить малейший звук — шорох сандалий в пыли, шуршание ткани о кожу, — нечто, чего не смог бы услышать я, но что выдало бы его обостренному вниманию присутствие Себека и моего сына.

А потом мы оба услышали: плач ребенка, потерянного и потрясенного, жалобно зовущего откуда-то из глубины катакомб — голос моего сына… Но откуда он раздавался? Внезапно Тот потянул за поводок, и мы принялись протискиваться в проход слева; тени на стенах повторяли наши движения в круге света, отбрасываемого светильником. Проход шел наклонно вниз, от него отходили новые коридоры, то влево, то вправо, бесконечно ветвясь во тьме.

Где он? Как я смогу спасти его?

Потом мы услышали другой крик, высокий, гулкий, на этот раз с другой стороны. Повернувшись, Тот натянул поводок, побуждая меня следовать за ним. Я позволил ему провести меня по боковому проходу. В конце проход делился надвое. Мы настороженно прислушивались — каждый нерв обострен, каждый мускул напряжен. Послышался новый крик, справа. Мы поспешили по правому проходу, мимо новых низких камер, заставленных горшками — большинство из них были разбиты, и мелкие кости и обломки черепов торчали из них вкривь и вкось, словно валялись тут уже очень долго.

Всякий раз, как эхо доносило до нас очередной крик, он уводил нас все глубже и глубже в катакомбы. Только тут мне пришло в голову, что даже если мне удастся спасти сына, то потом я навряд ли отыщу выход наружу. Это все игра, понял я. Он заманивает меня в ловушку! Я остановился, и когда послышался следующий крик, закричал в ответ:

— Я дальше не пойду! Иди сюда сам! Покажись!

Мой голос пронесся по переходам, отдаваясь от стен и повторяясь по всему лабиринту, пока не угас полностью. Мы с Тотом ждали в огромном темном пространстве, в нашем маленьком кружочке слабого, но утешительного света. Вначале мы не видели ничего. Но затем во тьме замерцало слабое сияние — было невозможно оценить, насколько близко или далеко она была от нас, эта крохотная точка света. Однако мы смотрели, как она растет и расцветает, и когда она осветила стены прохода, я увидел то, что было внутри нее.

Движущуюся тень.

Глава 48

На Себеке была черная маска Анубиса, шакала, Стража Некрополя; нарисованные зубы бело поблескивали в темноте. Я увидел у него на шее церемониальное золотое ожерелье.

— Ты привел с собой бабуина, — сказал он своим низким, бесцветным голосом.

— Он настаивал на встрече с тобой.

— Он — Тот, Писец Иного мира. Возможно, он и заслуживает места на этом собрании, — ответил Себек.

— Сними маску, Себек, и погляди мне в глаза, — сказал я.

Великие катакомбы, этот лабиринт мрака и тишины, походили на огромное, гулкое ухо богов. Может быть, они действительно слушали каждое слово?

Себек медленно снял маску. Мы поглядели друг на друга. Я с ненавистью смотрел в его серые как камень глаза.

— У тебя мой сын. Я хочу получить его обратно. Где он? — спросил я.

— Здесь, но спрятан. Я верну его тебе. Но сперва ты должен дать мне кое-что.

— Оно у меня, но я не отдам его тебе, пока мой сын не будет в безопасности, рядом со мной.

— Покажи это мне.

Я поднял кожаный мешочек так, чтобы он мог видеть его при свете лампы. Себек жадно воззрился на него.

— Мы уперлись в тупик. Я не скажу тебе, где мальчик, пока не получу этот мешочек. А ты позаботишься о том, чтобы я не завладел мешочком до тех пор, пока ты не получишь мальчика. Так давай будем вести себя как разумные люди и взглянем на проблему под другим углом.

— А именно?

— Цена жизни твоего ребенка — всего лишь небольшая беседа со мной. Я давно думаю о тебе как об уважаемом коллеге. В конце концов, у нас ведь очень много общего.

— Нам нечего обсуждать. И я ничем не похож на тебя. Мне нужен лишь мой сын. Живой. Сейчас же. Если ты что-то с ним сделал, если повредил хоть какую-то частичку его тела…