Страница 41 из 82
Я оставил грузчиков заниматься своим делом и вернулся на корабль, решив взглянуть на царского молодого ручного льва, которого вели на борт на цепи: он нюхал незнакомый ночной воздух и натягивал короткий поводок. Это было великолепное животное; пригнув голову и плечи, он бесшумно ступал по палубе к приготовленной для него на корме роскошной клетке. Оказавшись там, лев уселся и принялся вылизывать мягкие лапы, мрачно поглядывая на окружающую его ночь, столь близкую и тем не менее недосягаемую за прутьями клетки. Затем он зевнул, словно бы принимая свою судьбу в этой комфортабельной тюрьме, положил голову на лапы и задремал.
Но вдруг лев навострил уши и повернул голову — у причала возникла какая-то суматоха. Коротко взревела труба. Показалась хрупкая, изящная фигура царя, его сопровождали охрана и придворные. Следом за ними с покрытой головой шла Анхесенамон. Они с царем обменялись прощальными словами, вежливыми и официальными, и я увидел, как Эйе, наклонившись, что-то прошептал на ухо царю. Хаи вежливо стоял сбоку, словно надеясь, что он может понадобиться. Затем Симут, с ног до головы одетый по-военному, пригласил царя подняться на борт. Тутанхамон, в сопровождении своей маленькой золотистой обезьянки, грациозно ступил на сходни; в своих белых одеждах, худощавый и настороженный, он был похож на ибиса, бредущего по тростниковым болотам. Взойдя на палубу, он повернулся и сделал знак людям, еще остававшимся на твердой земле. Это был странный момент: как будто он хотел сказать речь или помахать им, как делают дети. Все стояли молча, чего-то выжидая. Затем, словно не сумев придумать ничего другого, царь просто кивнул людям на причале и быстро скрылся в своей каюте.
Пока Эйе разговаривал с капитаном судна, меня к себе подозвала Анхесенамон.
— Позаботься о нем, — тихо промолвила она, не переставая крутить золотые кольца на своих тонких, с безупречным маникюром пальцах.
— Меня беспокоит ваша безопасность во дворце. Здесь остается Эйе…
Она взглянула на меня.
— Я привыкла быть одна. А Эйе, по-видимому, решил поддержать то, чему он не может противиться, — вполголоса ответила она.
— Вот как?
— Разумеется, я доверяю ему не больше, чем кобре. То, что он вроде бы в числе моих союзников, смущает меня едва ли не больше, чем если бы он был явным врагом. Но он обеспечил мне сотрудничество канцелярий и поддержку жрецов. Думаю, он верит, что все еще способен управлять нами согласно собственным великим замыслам.
— Он в высшей степени прагматичен. Он должен был сразу понять, что противостояние создаст больше трудностей, нежели сотрудничество. Но у него в руках по-прежнему большая власть, — осторожно сказал я.
Анхесенамон кивнула.
— Я не стану делать ошибку, недооценивая его или доверяя ему. Но сейчас установилось равновесие. Публично свою власть ему придется теперь осуществлять через царя. И кроме того, у нас с ним есть общий враг.
— Хоремхеб?
— Именно. Царь по-прежнему слишком простодушно относится к нему. Я уверена, что, где бы тот ни находился, он обдумывает следующий шаг в своем походе за властью. Поэтому будь осторожен в Мемфисе — это город Хоремхеба, не наш.
Я собирался ответить, но тут нас прервал Эйе, с его замечательной способностью появляться в самый неподходящий момент.
— Ты получил свои разрешения и бумаги? — спросил он в своей безапелляционной манере.
Я кивнул.
— Царь сделал свое великое заявление, и те, кто стоит к нему ближе всего, поддержали царя в его устремлениях. Теперь следует проследить за тем, чтобы царская охота завершилась успехом. Будет серьезным разочарованием, если он вернется и не привезет льва в качестве трофея, — продолжал Эйе, более доверительно. Его тон был сух как песок.
— Я ничего не знаю о львиной охоте. Я отвечаю за то, чтобы ему ничего не угрожало, чтобы он благополучно вернулся обратно, и чтобы его ждало спокойное будущее, — ответил я.
— Действуй в точности так, как тебе приказано. И если потерпишь неудачу, цена — для тебя лично — будет весьма высока.
— Что вы имеете в виду?
— Вряд ли здесь может быть какое-то недопонимание, не так ли? — ответил Эйе, словно удивленный наивностью моего вопроса.
И затем, не тратя больше слов, он поклонился и предложил Анхесенамон приготовиться к отплытию корабля.
Шестьдесят с лишним гребцов взялись за весла, пропущенные под планширь, и серией могучих рывков под бой барабана начали отводить судно от причала. Полоса воды между бортом и причалом понемногу становилась шире, и Анхесенамон провожала взглядом отплывающий корабль, и я смотрел на нее и на стоявшего рядом с царицей Эйе. Затем, даже не взмахнув рукой, словно бледная фигура, возвращающаяся в подземный мир, она исчезла в темном дворце. Эйе наблюдал за кораблем до тех пор, пока мы не исчезли из виду. Я опустил взор на черную воду — она бурлила скрытыми течениями и кружила в водоворотах, словно некий чародей взбаламучивал в ней странные судьбы и роковые бури.
Глава 25
Симут присоединился ко мне на корме золоченого корабля. Позади нас скрывался из виду город. Фивы, где я родился и провел всю жизнь, темнели под ночным небом — сумрачные очертания предместий и кварталов бедноты, высящиеся стены храмов и пилоны, сияющие в лунном свете чистейшей белизной; и мне показалось, будто многолюдный город вдруг опустел, что он едва держится, сложенный из папируса и тростника, как будто он мог развалиться от одного дыхания враждебного ветра. Воображение способно покорять пространство, понял я, но сердцу это недоступно. Я подумал о спящих детях и Танеферет, лежащей без сна на ложе, рядом с которой продолжает гореть на столе свеча, и думающей обо мне, уплывающем вдаль на золоченом корабле. Я решил оставить Тота с ней, чтобы было кому охранять дом по ночам. Когда я уходил, вид у бабуина был несчастный, словно он понимал, что я надолго покидаю его.
— У вас там осталась семья? — спросил я Симута.
— У меня нет семьи. Я сделал свой выбор в самом начале карьеры. У меня и в молодости было мало близких, да и от них не было никакой помощи, поэтому я решил, что не буду скучать по ним, когда повзрослею. Моей семьей стала армия — и оставалась ею всю мою жизнь. Я ни о чем не жалею.
Это была самая длинная речь из всех, что я слышал от него до сих пор. Немного помолчав, словно взвешивая, может ли доверить мне более глубокие откровения, Симут продолжил:
— Думаю, это путешествие куда опасней, чем можно было подумать. Оберегать царя во дворце намного проще. Там, по крайней мере, мы в состоянии что-то предпринять для его безопасности. Там можно было бы ограничить круг допущенных лиц, держать под надзором входы-выходы… Здесь же может случиться все что угодно.
Я был согласен с ним — и тем не менее мы оставались в плену обстоятельств, от нас не зависящих.
— Что удалось узнать у главного архитектора храма об осквернении резных украшений? — поинтересовался я.
— Он сказал, что в последние недели на стройке царила полная неразбериха. Все отставали от графика, резьбу никак не могли закончить, и он нанял мастеров по рекомендации главного художника. Из-за спешки отступали от требований проверки и надзора, многие рабочие и мастера не были зарегистрированы как положено, а сейчас, разумеется, никто не возьмет на себя ответственность за работы на этом участке. Постороннему было не так уж сложно проникнуть в храм и добраться до резьбы.
Симут злобно поглядел на темную листву вдоль берега реки, словно за каждой пальмой притаились невидимые убийцы.
— Меня не больше, чем вас, радуют перспективы этого предприятия. Мемфис — настоящее змеиное гнездо.
— Мне это прекрасно известно. Я проходил там обучение. К счастью, у меня есть связи в городе, — отозвался он.
— А что вы думаете о Хоремхебе? — спросил я.
Симут уставился на темную воду реки.
— С военной точки зрения он великий военачальник. Но не могу сказать того же о его человеческих качествах.