Ракушка

Дикая мысль написать «Ракушечную симфонию» не выходила из головы. И вот в один далеко не прекрасный день я отнес свой опус профессору, предвкушая похвалу и поздравления…

Профессорские уши не выдержали пытки.

Зато и амбиции моей не было предела. Профессор стар и просто по-стариковски придирается, а то, может быть, из зависти. А раз так — то для музыкального мира я умер. Больше от меня старикан не вытянет ни одной ноты!.. Что ж! В музыкальном мире будет одним Моцартом меньше!

Ночью я грыз ногти и плакал от великой досады на профессора, на себя и на… счастливчика

Моцарта.

Не помню уже, сколько раз я еще ходил к профессору и аккуратно (на зло ему!) проигрывал заданное. Профессор был изумлен моими способностями. Удивленно пожимал плечами, радостно потирал руки, а в глазах светился огонек крайнего любопытства: какиз озорного и

бездарного «композитора» вдруг получился исполнительный и добросовестный ученик?..

Но ходить в учениках мне претило.

Мне хотелось быть самому композитором, а не исполнителем чужих произведений!

Я потерял всякий интерес к музыке, к занятиям, даже к сочинительству, и вскоре профессор был навсегда забыт.

И ненавистный ганон тоже.

Жизнь так сложилась, что за двадцать-тридцать лет мне пришлось побывать на многих морях и океанах. Я знал спокойный плеск южного моря, рокочущий, глухой прибой Северного, бурный, ревущий характер Охотского и даже симфонию Ледовитого океана.

О ракушке вспоминал редко, с иронией, как о далекой сказочной детской игрушке.

Лишь в час редкого отдыха, когда по радио играли на рояле, становилось почему-то грустно, подкатывал нервный комочек к горлу, хотелось плакать. Весь я словно наливался звуками, пел мозг, тело.

Странное состояние продолжалось часто и ночью после увиденного и услышанного концерта. Я погружался в океан звуков, ритма. Из сонного небытия возникало пианино или рояль, я садился и свободно, раскованно, без всякого напряжения ума ипальцев, вдруг играл какую-то музыкальнуювещицу. Мотив был незнакомым, но такойчудесный, что я восторгался… Потом во сневдруг начинал ощущать, что я сплю и что надосейчас же заставить себя проснуться и записать этот мотив. Мне это удавалось часто. Но, проснувшись, я с болью понимал, что не могузаписать ни одной ноты, а восстановить мотив — не было пианино.

Предательский мотив таял с каждой секундой, уходил от меня и безвозвратнопропадал. Через пять минут я уже не мог вспомнить то, что так жадно слушал во сне и восторгался.

Терзала мысль: учиться! Снова учиться!..

Когда?.. Дел невпроворот — работал днями, часто ночами — где уж думать о музыкальном образовании.

А музыкальные сны не давали покоя.

Через много-много лет, после войны, когда вернулся в отчий дом, я жадно рассматривал старые, дорогие с детства домашние вещи, которых — увы! — уцелело совсем немного.

— Мама! Помните, была у нас ракушка, красивая-красивая?

— Она смотрит на тебя, сынок, — улыбнулась мать.

Ракушка лежала на радиоприемнике, натой же ажурной салфетке, расшитой васильками.

Припал ухом…

На меня низвергнулась далекая симфония звуков, хотя пела ракушка тихо, как и четверть века назад, пела однотонно вечную свою песенку.

А я готов был разрыдаться. Перламутровый зев волшебной ракушки вернул на миг далекое, милое детство.

Вспыхнул давным-давно забытый творческий огонек.

Невольно обвел глазами комнату.

Пианино в доме не было.

Возможно, и к лучшему. Играть я все равно не умел, разве что нехитрые песенки, которые подбирал на клубном пианино, подыгрывая немым фильмам. Но играть их сейчас было бы просто стыдно, они прозвучали бы мне укором, а родным — обидой.

Классического музыкального репертуара я так за всю жизнь и не осилил.

Встретился глазами с матерью, и мы поняли друг друга…

Вышел в сад.

Почему-то вспомнилась сказка, рассказанная давным-давно моей бабушкой Агафьей еще в те дни, когда я признался ей, что не хожу к профессору музыки из-за противного ганона.

Вот эта сказка.

Жил-был Капитан.

Смелый, отважный, удачливый.

Капитана уважали, любили. И слава о нем, подобно морским волнам, обошла все моря и океаны.

В день своего юбилея Капитану преподнесли дорогие подарки: золотые часы, кольцо с бриллиантом, шкатулку с драгоценностями.

Последним из поздравляющих подошел к Капитану простой матрос. Он был лучшим ныряльщиком. В тот день корабль стоял в бухте, что славилась большими и красивыми ракушками, в которых — почти в каждой — находили жемчужины.

Матрос протянул Капитану ракушку. Всего несколько минут назад он достал ее с морского дна. Еще не успел снять водоросли, очистить от ила, высушить. Но огромная ракушка и в таком виде была красивой.

— Возьми, Капитан! — сказал матрос. — Подарок мой хоть, и не дорогой, но сохранит тебе самое дорогое — песню моря!

Капитан был самолюбивым и гордым.

— Не мог придумать для своего Капитана худшего подарка? — язвительно сказал он и тут же выбросил ракушку за борт.

Вокруг засмеялись.

Матрос молча удалился…

Прошло много лет.

Капитан состарился. Но еще плавал на своем корабле.

Однажды на корабль напали пираты, команду забрали в плен, корабль сожгли, а Капитана ослепили, посадили в лодку и оставили в Океане среди волн.

Только на седьмой день Капитана случайно обнаружил проходивший мимо корабль и доставил на родину.

Слепой Капитан доживал свои дни в бедности.

Когда ему исполнилось восемьдесят лет, никто уже не пришел его поздравить, и он тяжело переживал разлуку с морем и друзьями.

Вдруг в двери постучали.

— Войдите! — обрадовался Капитан.

На пороге стоял бывший его матрос, над которым много-много лет назад посмеялся Капитан.

На ладони матроса лежала огромная красивая ракушка.

— Капитан! Я пришел поздравить тебя. Прими в подарок от меня ракушку, которой ты когда-то пренебрег. Она тебе сейчас будет нужна как никогда.

Капитан был растроган.

— Ты тогда достал ее?

— Да. Я знал, когда-нибудь она тебе пригодится. Ракушка вечно поет о море, а его тебе так недостает.

— Прости меня, добрый человек!..

Старик-матрос поклонился и вышел.

Капитан прожил еще несколько лет. Он теперь не чувствовал себя таким одиноким и никогда не расставался с ракушкой, которая всегда пела ему бесконечную песнь о море, о невозвратном море.

Как-то в зимний вечер постучали к Капитану.

Ответа не последовало.

Выломали дверь.

Капитан лежал на постели, держа в руке ракушку, словно прислушиваясь к ее песне.

Ракушка пела.

А Капитан был мертв…

Почему вдруг так ясно вспомнилась эта сказка? Не знаю. Может быть, в судьбе Капитана и я смутно угадывал свою судьбу? Вот так: пренебрег своей ракушкой, не прислушался к своему пению и выбросил за борт.

Мы все любили в детстве слушать сказки. а к их мудрости прислушиваемся только в старости.

Ракушку сберегли родители.

Для меня.

Горьким укором…

Спасибо им за науку.