Страница 36 из 47
Тогда, выросшего в Бруклине, комментатора повергло в ужас, что часть его любимого города обращена в пепел. 8 декабря 1980 года он был ошеломлен тем, что на Манхеттене пало от руки убийцы музыкальное божество.
— После такого сообщения сложно было вернуться к игре, — вспоминает Коуселл.
Да, нелегка работа спортивного комментатора в Нью-Йорке.
Грэхем Нэш лежал в постели и смотрел футбол. Он неплохо знал Леннона. Впоследствии он скажет, что еще тяжелее потери друга для него была мысль о тех великих произведениях, которых Джон уже не напишет.
Девятнадцатилетний бармен Адам Шэнкер, сидя с приятелями у себя дома в Нью-Рошелле, услышал объявление в «Футболе в понедельник вечером».
— С подобной смертью я еще не сталкивался, — вспоминает Адам. — Мы все впали в прострацию. Замечательный человек, певший о любви и мире, только-только вернулся к творчеству, и вдруг погибает. Это было так нелепо!
Адам встал и потянулся к плащу. Он решил вернуться на Манхеттен.
Ведь наверняка к Дакоте придет пара-тройка родственных душ.
В Дакоте никто не верил, что все так обернулось. Десять лет назад, когда в Нью-Йорке бушевали расистские беспорядки и всеобщая разруха, грабитель насмерть зарезал привратника. Но годы спокойной жизни вселили в многочисленных обитателей дома чувство безопасности, оказавшееся ложным. Дирижер Леонард Бернштейн был в шоке из-за убийства соседа, которого звал «Святым Джоном».
В Сарасоте, Флорида, сестра Джорджа Харрисона Луиза едва легла в кровать, как ее вырвал из сна звонок друга.
— Включи телевизор, — предложили ей без всяких объяснений.
Луиза сразу испугалась, что Джордж попал в беду. А вместо этого услышала невероятный рассказ о том, что убит Джон Леннон.
Джордж не любил, когда нарушают его уединение, потому телефон поставил далеко под лестницей. Луиза принялась названивать Джорджу. Но никто не снимал трубку. Харрисон жил в готическом особняке в тридцати пяти милях от Лондона, в Хен-ли-на-Темзе, где раньше был женский монастырь. Два их брата, Гарри и Питер, ухаживали там за прилегающей территорией. Может быть, они ответят на звонок?
Гарри знал характер брата не хуже других. Джордж спал в своем дворце на пятнадцать спален, и вряд ли он порадуется, если разбудить его такими плохими новостями. Б последние годы он среди роскоши вел жизнь аскета, долгими часами обрабатывал сады на участке в тридцать семь акров, украшенном горгульями, башенками и потайными ходами к подземным озерам. Постепенно он разбил настоящий парк, посадил там более четырехсот кленов.
Известие о смерти Леннона никуда не уйдет, решил Гарри. Он пообещал, что расскажет ему все с утра после завтрака. Задача не из легких — единственный из всех «битлов» Харрисон так до конца и не помирился с Джоном.
В Уолдорф-Астории репортеры со всего мира ловили каждое слово свежеизбранного президента Рейгана, пытаясь понять человека, который пообещал одновременно и устроить всем «веселую жизнь», и что в Белый дом, где после иранского кризиса с заложниками царил дух уныния, снова вернется светлая и радостная атмосфера. Когда встреча закончилась, на журналистов обрушили новость о Джоне Ленноне. Некоторые остались, чтобы доделать статьи и надиктовать их по телефону. Остальные сразу получили новое задание и поехали на пресс-конференцию начальника сыска Двадцатого административного округа Джеймса Салливана.
Салливан сообщил имя убийцы Леннона, и тот факт, что злоумышленник несколько дней следил за рок-звездой:
— Он был у Дакоты в субботу, спрашивал про мистера Леннона. Он был там и в воскресенье, тоже спрашивал про мистера Леннона. Пришел он и сего дня. Это старое правило — ты становишься таким же известным, как и твоя жертва. Отныне имя Джона Леннона неразрывно связано с Чепменом. Подобное убийство связывает людей крепче, чем свадьба.
В Гонолулу репортеры бросились обивать порог Глории Чепмен. Она отказалась говорить с ними, заявив лишь, что муж «уехал из города».
Ей на помощь пришел сосед.
— Миссис Чепмен пока не может открыть вам дверь, — резко сказал он журналистам. — Все вопросы подождут до завтра. Ей сейчас очень тяжело. Ее здоровье в опасности.
Весь вечер Глория названивала в полицию Нью-Йорка, отчаянно пытаясь выяснить подробности.
Диск-жокей WNEW-FM Вин Скелса заметил, что на пульте горят все лампочки. Интересно, с чего бы. Был вечер понедельника, и он не проводил никаких конкурсов. Тайна прояснилась, когда в студию зашел потрясенный секретарь по имени Марти Мартинес.
— В Джона Леннона стреляли.
В эфир шла песня «Jungleland» Брюса Спрингстина, почти десятиминутное полотно о любви и насилии. Ди-джей убрал музыку и зачитал сообщение, выразив надежду, что Джон выживет. Вскоре Марти снова вернулся в студию. Стоило Скелсе увидеть слезы, как он понял, что рок-легенда мертва.
— Я не хотел выходить в эфир с такими вестями, — скажет он потом для MSNBC.com. — Понятно было, что трагедия куда глубже, нежели просто… смерть поп-звезды. Это был ключевой момент в истории культуры.
Как Уолтер Кронкайт, на которого свалилась печальная обязанность объявлять об убийстве Джона Ф. Кеннеди, Скелса обратился к аудитории, чувствую, как слезы льются по лицу.
А потом включил «Let It Be».
От Лонг-Айленда до центрального Джерси слушатели Скелсы выходили из домов и стекались к Дакоте.
«Кузену» Кену Дэшоу оставался последний пункт назначения. Он завезет на место электроодеяла, которыми греют оборудование, а потом в фургоне поедет к себе домой в Бруклин. Время было позднее, и тащиться до Шипсхед-Бэй на метро у него не лежала душа. В телекомпании сказали, что машину вполне можно вернуть наутро.
На подъезде к Бруклинскому мосту передача WNEW которую слушал Кен, оборвалась, и Вин Скелса сообщил о трагедии. Он резко свернул направо и затормозил перед Сити-Холлом. Ему надо было придти в себя.
Кен практически не помнит, как ехал до автострады Бруклин-Квинс и по кольцевой автомагистрали. Дома он налил себе выпить и до утра слушал WNEW.
— Постепенно на студию подтянулись все диджеи, — вспоминает он. — Это было как всенощное бдение в эфире. Я, конечно, дико устал, но какой поклонник «Битлз» смог бы уснуть в эту ночь?
Теперь он узнал, почему у Центрального парка перекрывали движение.
После празднования у Рокфеллеровского центра Пол Лароса завез домой младших брата и сестру, а сам вернулся в Квинс, где его ждала ночная смена в «Дейли Ньюс». Около одиннадцати часов ему позвонили и сказали немедленно ехать к Дакоте. Второй раз в этот день он отправился в Манхеттен, слушая в дороге WNEW. На шоссе не было ни души. Он пролетел мост Трайборо и магистраль ФДР, и по Сто десятой стрит свернул в Испанский Гарлем.
Добравшись до Центрального парка, он ехал по Парк-драйв в сторону Уэст-Сайда, когда в эфире зазвучала песня «Jungleland».
— Музыка идеально легла на охватившее всех настроение, — сказал Пол. — Помню, как стонал вместе с Брюсом. Было совсем не весело. Было ужасно. Кошмарно. У меня словно вырезали часть души. Неслыханное дело — убийство музыканта. Я не мог понять, как же так вышло. У кого рука поднялась стрелять в Джона Леннона?
Он припарковался неподалеку от Дакоты и пошел к зданию.
— Там практически не было ни патрульных машин, ни конной полиции, — сказал Пол. — Стоял привратник, с ним несколько полисменов. Народу собралось, ну, несколько дюжин. Кто-то приволок гитару, и пел «Give Peace a Chance».
Лароса опросил собравшихся. А затем прошелся по району, угрюмо глядя на фотографии Джона с автографами в витринах химчисток и забегаловок.
В сотне миль от Дакоты, в Филадельфии, Брюс Спрингстин пел «Tenth Avenue Freeze-Out», скакал по сцене, извивался, падал на колени. Он с октября колесил по городам, со своим нереальным трудолюбием рекламируя альбом «The River».