Эддлтонское проклятие

— Удивительно, — заметил Холмс. — А как вы объясняете свое исцеление?

— Ну, знаете, говорят, вся эта зараза явилась из старого кургана. А меня он вылечил, этот курган, так-то.

Некоторое время Холмс задумчиво разглядывал ее.

— Вы помните молодого мистера Льюиса? — спросил он.

— Как не помнить, — ответила она. — Бедняжечка. Все ссорился с папашей, а потом так ужасно помер.

— Вы хорошо его знали?

Она залилась очаровательным румянцем.

— Ну, сэр, когда он был еще здоров, он ко мне подкатывался. Но ничего такого дурного себе не позволял. Понятное дело, я тогда была помоложе и обслуживала его чуть повнимательнее, чем других постояльцев.

— А он вам никогда не показывал то, что у него есть? Не рассказывал об этом? — осведомился Холмс.

— Откуда вы знаете? — удивилась она. — Он говорил, больше никто не знает и я должна хранить тайну.

— Вам незачем бояться моей осведомленности, Мэри, — произнес Холмс. — Позвольте спросить, что это было такое?

— Ну, как-то раз я, знаете, прибиралась у него в комнате, и тут он вдруг вошел. А папаша всегда мне строго-настрого запрещал торчать у постояльцев, когда они дома. Так что я уж хотела уйти, но тут мистер Льюис и говорит: «Дай-ка я тебе кое-что покажу». Вытащил из-под кровати свой сундучок и вынул оттуда здоровенный старый горшок, круглый, глиняный и с крышкой. Я его спрашиваю: «Это что такое?» А он улыбнулся и отвечает: «Самая странная штука на свете. В ней все мое будущее». И приложил мою руку к этому горшку. А он теплый, будто кирпич, который достали из печки, так-то. Я руку-то отдернула, но тут он погасил лампу и говорит: «Смотри-ка, Мэри». Поднял крышку этого горшка, и я вижу — внутри сияет красивый голубой свет, играет, ровно вода на солнце. У меня так дух и перехватило. Спрашиваю его: «Что это там такое?» А он опять улыбнулся и говорит: «Мое богатство, Мэри. И пусть отец делает что хочет». И крышку опустил обратно.

— И что же вы подумали об этой вещи? — осведомился мой друг.

— По чести говоря, я решила, что это какое-то колдовство. Никогда такого не видала, ни прежде, ни после. — Она встала из-за стола. — И вот я еще что вам скажу, мистер Холмс, раньше-то я никому не говорила… Иногда мне сдается, что та штука, которую он держал в том дурацком старом горшке, как раз и вылечила мне мозги. Ну не дурость, а?

— Очень может быть, что вы совершенно правы, Мэри, — промолвил Холмс. — Нельзя ли попросить вас еще об одной услуге… Бывшая комната мистера Льюиса сейчас занята?

— Нет, сэр, — ответила она. — Желаете в нее перебраться?

— Вовсе нет, — возразил Холмс. — Но я бы хотел на нее взглянуть.

Она предложила тут же нам ее показать и провела нас в боковую комнатку. Холмс встал посреди небольшой спаленки с низким потолком, затем подошел к окну.

— Отсюда видна Эддлтонская пустошь, — заметил он. — А чей это домик рядом?

— Старушки миссис Хенти, — ответила Мэри. — Она тоже вылечилась. Кожа у нее стала совсем здоровая, так-то. Бедный мистер Льюис, и Джорджи, наш коридорный, и старик Максвини — все они померли, и еще столько народу заболело, а вот нам с миссис Хенти эта штука, похоже, принесла добро. Смех и грех, а?

— Да, это поразительно, — произнес Холмс и первым вышел из комнаты.

Утром он спустился рано и уже сидел за завтраком, когда я к нему присоединился. Похоже, он пребывал в отличном расположении духа, хотя из-за ночного похолодания Эддлтон слегка присыпало снегом.

— Что дальше? — спросил я, почти оставив попытки постичь ход его мыслей.

— Я уже вам говорил, Ватсон. Мы явились сюда осмотреть locus in quo, и, как только прибудет деревенский фотограф, мы отправимся к пресловутому кургану, который пользуется столь дурной славой.

Когда мы окончили завтрак, Мэри сообщила нам, что в большой гостиной нас ждет мистер Свейн, местный фотограф. Он радушно приветствовал нас и заявил, что припорошенная снегом вересковая пустошь наверняка выглядит очень живописно.

Мы уселись в гостиничную двуколку и, после того как в нее погрузили снаряжение мистера Свейна, тронулись в путь. Хотя Эддлтонская вересковая пустошь расположена на плато, возвышающемся над уровнем моря примерно на 1100 футов, от деревни к ней ведет по склону хорошо наезженная дорожка, и мы без труда туда поднялись.

На плоской вершине плато снег лежал толстым слоем, его белое одеяло сверкало под утренним солнцем. Повсюду вокруг нас вздымались бугорки заснеженных погребальных курганов. Холмс встал в коляске и огляделся.

— Ага! Вот он! — И он указал пальцем.

Слева, чуть впереди, на фоне слепящей белизны резко выделялось темное пятно. Приблизившись, мы увидели еще одно, только совершенно голое, не покрытое ни снегом, ни растительностью всхолмие.

— Вы когда-нибудь снимали Черный курган? — спросил Холмс у фотографа.

— Нет, сэр. Только пластинку бы зря извел. Никто в наших краях не станет платить деньги за снимок этой штуки, — ответил он с пылом.

Мы остановили коляску поблизости от Черного кургана, и мистер Смит привел свой аппарат в готовность, следуя указаниям Холмса. Обойдя курган вокруг, я обнаружил, что это просто куча слежавшейся земли, нигде не оживляемая ни единой травинкой и окаймленная рядом плоских камней. Приглядевшись к ее поверхности, я различил следы бывшего здесь некогда раскопа. Если что и отличало этот курган от любого из сорока или пятидесяти соседних курганов, то только его нагота. Однако не обязательно было верить в сверхъестественное, чтобы ощутить нечто тревожное в этой груде мертвой, черной почвы.

Я отошел подальше. За это время мистер Свейн успел сделать с полдюжины снимков. Мы уселись в коляску и возвратились в деревню.

За обедом Холмс по-прежнему находился в отличном расположении духа, так что я даже спросил, почему у него столь веселое настроение.

— Для веселья у меня есть все основания, Ватсон. Сегодняшняя экскурсия предоставила мне последние недостающие улики. Моим изысканиям посодействовала сама природа, но я решил подстраховаться и привлек к делу мистера Свейна.

Мистер Свейн, с взволнованно-виноватым видом, присоединился к нам, когда мы пили кофе.

— Не знаю, что случилось, мистер Холмс. Общий план холма вышел очень даже отчетливо, что и немудрено при таком ясном утре. Но все четыре пластинки, на которые я снимал курган, испорчены. Вот взгляните.

И он выложил на стол коробку с пластинками.

Холмс по очереди рассмотрел их на свет, повернувшись к окну и одну за другой передавая их мне. Две являли собой замечательную панораму Эддлтонской пустоши, однако на остальных просматривались только завитки тумана.

— Но Эдгар говорил, что с его пластинками произошло то же самое! — воскликнул я.

— Именно так, — произнес Холмс. — А значит, наше дело раскрыто. Я чрезвычайно признателен вам, мистер Свейн.

Смущенный фотограф взял деньги, предложенные Холмсом, поблагодарил его и поспешно ретировался, словно опасаясь, как бы мой друг не передумал.

После кофе Холмс вынул часы.

— Мы еще можем успеть на дневной экспресс, идущий в Лондон, — заметил он. — Будьте любезны, попросите мальчика принести наш багаж и счет.

По пути в Лондон мой друг очень остроумно рассуждал об анархистах и отравителях, о жаргоне преступного мира и о тысяче других предметов, но я слушал его лишь вполуха, поскольку мой мозг буквально кипел, пытаясь извлечь какой-то смысл из подробностей этого расследования, которое Шерлок Холмс, судя по всему, считал удачно завершенным. Наконец я не выдержал.

— Холмс! — вскричал я. — Меня еще никогда так не озадачивало ни одно ваше расследование. Ради всего святого, в чем суть дела?

Он засмеялся.

— А помните, — проговорил он, — еще на заре нашего знакомства вы спорили с моим утверждением, что путем дедукции можно логически вывести существование океана из одной-единственной песчинки?

— Верно, — согласился я, — но тогда я еще плохо знал ваши замечательные методы.

— Боюсь, что вы и теперь их плохо знаете, — произнес он. — Мне только что довелось поучаствовать в одном из самых приятных расследований, какие я могу припомнить. Приятных, ибо мне пришлось допустить существование чего-то такого, чего я никогда не видел, и затем выстроить картину его перемещений и оценить его влияние. И все это — лишь путем умозаключений.