Страница 54 из 78
Бьянка улыбнулась мне.
– Извините меня, Сэм.
– Конечно, миледи. – Я поклонился ей, а её брата просто испепелил взглядом.
Они скользнули в бурлящую массу людей и Квом снова оказался рядом со мной, заслонив собой момент воссоединения семьи.
– Вот оно, Сэм, будущее Басолта. После отца править будет Бернард, а ты его только что видел во всей красе. Я слышал, что когда на западе города взорвалась канализация, он и Тейт стояли на балконе дворца и громко хохотали над бедами маленьких человечков, здорово подпортив своё реноме. Я лично сомневаюсь в том, что это правда, но картина очень хорошо вписывается в портрет обоих самодовольных расистов.
Я насупился.
– Я так понял по удивлению Бьянки присутствию её отца здесь, что это – последнее место, где она ожидала его встретить.
– Это действительно так, но здесь собралось так много богатых и влиятельных, что граф не может позволить себе не появиться среди них. Он и Эмблин рассорились после того, как наш гостеприимный хозяин попросил руки Сары. Консервативность графа такова, что блейкисты по сравнению с ним кажутся либеральными просветителями, и он пришёл в ярость оттого, что какой-то низкий торгаш вздумал, будто достоин породниться с кровью Джермейнов. Жаль, потому что Эмблин любил старика и давал ему скидки по сделкам, немного помогая поддерживать семейные финансы на плаву, но сейчас эта труба перекрыта.
– И все равно он здесь.
Квом шмыгнул носом, а его собачка чихнула.
– Конечно, он здесь. Эмблин его не станет останавливать. Я уверен, приглашения ему не посылали, но тем не менее, номер забронировали. Эмблин желает попасть в высшие слои басолтского общества. Он хочет, чтобы его рассматривали как равного и, если его кровь не котируется, то могут котироваться его манеры. Также ему помогает его благотворительность и он жертвует фонду как для того, чтобы улучшить свой имидж, так и для того, чтобы уколоть других Джермейнов, весьма скупо поддерживающих начинание Бьянки.
Я лукаво посмотрел на него.
– Довольно проницательный анализ политической ситуации для человека, притворяющегося не более чем кулинарным критиком.
Квом начал возвращаться в роль и все отрицать, но потом его темные глаза сузились. Он зашептал на ухо собачке:
– Мистер Сэм видит то, чего другие не замечают, Крошка. За ним стоит приглядывать.
– Надеюсь, вы за мной приглядите, Квом. – Я ухмыльнулся. – В конце концов я буду играть на ваши деньги.
Обед был очень хорош. Я сидел за столом на десять персон, между актрисой и медиумомспиритологом, что очень подходило под мои представления об аде, особенно когда медиум начал поздравлять актрису с достижениями её прошлых жизней. Когда они начали обмениваться мнениями, по поводу того, кем актриса была в её прошлой жизни, я почувствовал, что начинаю приближаться к моей следующей.
После обеда были музыка и танцы. Я сумел вытащить Бьянку на паркет и мы неплохо двигались вместе. Я бы попросил её потанцевать ещё, но рано накатил вечерний шторм. Все замерли, когда массивные полыхавшие огнем серебряные нити промчались сквозь небо и врезались в землю. Молния пронеслась так быстро и была такой яркой, что у меня перед глазами остались темные круги. После ударов наиболее зрелищных молний гремели спонтанные аплодисменты.
Я улыбнулся. Мне было понятно, как Эмблин сумел использовать пропущенное другими рекламистами. Они пытались спрятать от людей дождь. Они думали, что люди испугаются молний. Эмблин поднял Дворец так высоко, что люди могли стоять, словно боги над облаками и наблюдать как стрелы серебра истязают планету под ними. Это давало неописуемое ощущение могущества.
А того, кто жил здесь слишком долго, убеждало в том, что судьба планеты должна лежать исключительно в его руках.
Как только гроза ослабла, официальный приём закончился. Квом позвонил в зал для игры по крупным ставкам и организовал для меня кредит. Я покинул вечеринку и направился туда, обнаружив несколько игроков из числа людей, виденных мной наверху. Я присоединился и несколько первых кругов играл осторожно, наблюдая. Я рано сбрасывал, потому что карта особенно не шла, но для меня всё равно было преждевременно затевать что-то серьезное.
Как гласит старая покерная поговорка, если, посмотрев вокруг стола, ты лоха не видишь, значит ты лох и есть. Я уже нашёл нескольких, игравших так, как будто деньги ничего для них не значили. Они надеялись, что в макушку их поцелует госпожа Удача вместо того, чтобы воспользоваться собственной головой и дополнить недостаток удачи хитростью.
Я наблюдал, как они делают ставки и сколько они ставят. Была пара безуспешных попыток блефовать, но блефующие отступали, когда их агрессивно атаковали повышением ставок. Это дало мне понять, что этих людей можно обмануть блефом. А повышавшие ставки, сопротивляясь блефу, могли стать жертвой никудышной, судя по открытым картам сдачи, таившей в закрытых картах сильную комбинацию.
Я начал с извлечения тридцати тысяч стоунов из своего кредита и выбрал эту сумму до двадцати двух до того, как начал выигрывать. Я выиграл круг блефом, вернувшись на исходные. На следующем круге я поймал полный дом, но этого не было видно на открытых картах, поэтому мой очередной блеф встретил энергичное сопротивление. Я начал повышать и удвоил мои деньги за один этот круг.
Пара игроков решила закончить на этот вечер, освободив места для Бернарда и Тейта. За столом и так было достаточно лохов, но мы были готовы принять и новых. То, что Бернард меня невзлюбил и то, что Тейт перенял неприязнь своего кузена, совершенно не мешало, как и то, что они опорожняли стаканы с таким же энтузиазмом, с каким Квом глотал канапе.
Другие игроки за столом увидели смену власти за столом и продолжили играть. Они проигрывали Джермейнам не проигранное мне. Я быстро понял, что они платят добровольный налог на роскошь, так как власть была у Джермейнов. Однако, если бы те разбрасывались своей властью так, как играли, они бы растратили её быстро и бездарно.
Тем вечером я поступил с ними очень некрасиво. Вообще-то, я бы не посчитал достижением оставить двух пьяных придурков без стоуна в кармане, но стричь их было такое удовольствие.
Они, видимо, никогда не сталкивались с реальным сопротивлением и продолжали требовать пачки фишек, выписывая расписки так беззаботно, что, если я правильно понял сведения о состоянии финансовых дел семьи, обирали сейчас собственных правнуков.
Я их обрабатывал до тех пор, пока в комнату не пришёл лично Эмблин и не аннулировал их кредит. Он был очень вежлив и они молча уступили. Другие участники тоже встали, явно радуясь возможности выбраться из мясорубки. Я собрал все фишки и расписки, аккуратно их сложил, взял колоду и начал её тасовать. Я сохранял совершенную невозмутимость, хотя выиграл достаточно, чтобы прикупить себе небольшой ликероводочный заводик и гнать на нем лучшее известное человечеству ирландское виски.
Эмблин сел напротив меня после того, как персонал казино выставил всех из зала и жестом попросил не уходить.
– Вы понимаете, мистер Донелли, что Джермейны вложили в игру полмиллиона стоунов и все они сейчас перед вами. Они играли моими деньгами и они их никогда не вернут. Это куча денег.
– Я знаю, полмиллиона ваших денег, триста тысяч с мелочью денег других людей. – Я подвинул на середину стола пять пачек фишек и положил на них сверху колоду карт. – Кто вытащит старшую карту. Вдвое больше или ничего.
Эмблин на мгновение откинулся назад, потирая пальцами подбородок.
– Интересно. Авантюра, предложенная человеком, который на самом деле не рискует. Вы уверенно предлагаете мне ставку потому, что знаете, что я тоже не пускаюсь на авантюры.
– О, владелец стола всегда обладает преимуществом, так что это не авантюра. Это я знаю.
Вы любите действовать наверняка. Я тоже. Вопрос вот в чем: воспользуетесь ли вы этим случаем?
Он покачал головой.
– Нет. Как я уже сказал, я не участвую в авантюрах. Как и вы. Так что я сделаю следующее. Я удвою сумму до миллиона, если вы вытащите определенную карту. Если вы вытащите тройку треф.