Король на площади

Склонил рыжеватую, начинающую лысеть голову.

– Весьма польщен.

– Очень приятно, – машинально ответила я.

– Эмма, господин Фандалуччи рассказал мне ужасную историю! Из тюрьмы сбежал опасный преступник. Теперь полиция показывает его дагерротип всем жителям города…

Я взглянула на изображение, смутно ожидая увидеть физиономию Человека С Птицей. Но нет, преступник походил на сотню подобных объявлений с заголовком «Разыскивается». Когда я качнула головой, полицмейстер взял мой локоть кандально-твердыми пальцами.

– Я слышал, что вы художница, дама Эмма, а значит, у вас великолепная память на лица. Потому мне все-таки придется задать вам несколько вопросов. Вы не возражаете, дама Грильда, если я задам их наедине?

По лицу дамы Грильды было видно, что она возражает и еще как. Господин полицмейстер успокоил ее обещанием заглянуть после на чашечку чая, а значит, она сможет-таки вдоволь поужасаться и посплетничать. Фандалуччи плотно прикрыл за нехотя ретировавшейся хозяйкой дверь и поглядел на меня.

– Поднимемся к вам в комнату?

– У меня не прибрано, – отозвалась я, не трогаясь с места.

– Не дурите, – произнес полицейский одними губами. – Мы получили записку. Где он?

Так значит, Кароль опутал своими сетями и полицию?

– Ну что, доигрался?! – рыкнул Фандалуччи с самого порога.

Раненый, сидевший закинув ногу на ногу в кресле, лишь руками развел, как бы говоря: ну что теперь поделаешь?

– Мы из-за тебя все на ушах! Ты ранен? Ты успел их запомнить?

– Рана пустяковая, – Кароль улыбнулся мне, – Эмма прекрасно обо всем позаботилась. Я их не узнал и не запомнил. Но город они точно знают очень плохо.

Все-таки полицейский сумел выудить из него множество мельчайших подробностей – даже те, которые Кароль, кажется, и сам не помнил.

– И какие у тебя догадки?

Кароль послал приятелю предостерегающий взгляд – мол, рядом имеются посторонние уши! Фандалуччи глянул на меня, но я успела возмутиться прежде, чем мне приказали убраться из собственной комнаты:

– Ну уж нет, я никуда не уйду! Обсуждайте свои делишки в другом месте!

Полицмейстер захлопнул рот и изумленно повернулся к Каролю:

– Делишки?

Тот откровенно веселился. Сообщил:

– Кстати, Эрик, моя добрая спасительница тоже из Фьянты, так что вы земляки.

– Вот как? А позвольте узнать вашу фамилию, дама Эмма?

– Торенц. Эмма Торенц. Но я вовсе не из Фьянты, я лишь училась там.

– А откуда же вы родом?

Я неприязненно уставилась в оловянные глаза полицмейстера: в благодарность за помощь его подельнику мне устраивают допрос?

– Из Вольфсбурга. Это…

У Кароля вырвался неожиданный смех – он поспешно прикрыл рот ладонью, но плечи его продолжали сотрясаться, а глаза сиять.

– Эрик! Она, оказывается, из Волчьего княжества!

– Из Северного княжества, будь любезен, – с достоинством поправила я. – А что в этом такого забавного?

– То-то я смотрю, ты не упала в обморок при виде крови, да еще то и дело за кочергу хваталась! У вас, наверное, все женщины такие?

– Какие – такие?

– Ты же слышала, как ваша княжна натянула нос нашему Силверу? Выставила его на всеобщее посмешище!

Хотя это был действительно глупый и трусливый поступок, во мне проснулись верноподданнические чувства: никто не имеет права говорить ничего дурного о нашем правящем роде! Никто, кроме жителей Волчьего… тьфу, Северного княжества!

– Это не так! – холодно возразила я, вскидывая подбородок.

– Не так, что девица развернулась к женишку афедроном буквально у самого брачного огня? Не так, что король стал посмешищем для собственного народа? Не так, что соседи получили отличный повод позубоскалить над Силвером, от которого даже волчица сбежала?!

Ох… Я растерянно взглянула на полицмейстера: тот смотрел на хохочущего Кароля с отвращением.

– У тебя просто омерзительное чувство юмора! Когда собираешься вернуться?

– У меня оно хотя бы вообще есть! – успокоившийся Кароль вытер повлажневшие от смеха глаза. – Уйду сегодня ночью. Если, конечно, ты не захочешь вывести меня прямо сейчас под видом пойманного беглого преступника.

Фандалуччи сощурил глаза, явно обдумывая его предложение, и Кароль тут же добавил:

– Но это испортит репутацию двум честнейшим и достойнейшим женщинам!

Я представила реакцию дамы Грильды. Полицмейстер, видимо, тоже, потому что мгновенно скис.

– Договорились. Ждем тебя на перекрестке… и не спорь, я теперь глаз с тебя не спущу! Тебе что-нибудь нужно?

– Да. Покорми Джока!

Я заметила порыв Фандалуччи сделать неприличный жест. Даже не знаю, что его удержало – мое ли присутствие или забота о репутации представителя власти? Я как гостеприимная хозяйка отправилась провожать его на лестницу. Тут полицмейстер вновь придержал меня за локоток.

– А это вам за ваши труды, дама Торенц…

Я сначала не поняла, потом почувствовала, как жар приливает к моим щекам. Молча отвела его щепоть с флорином. Молча посмотрела в оловянные глаза – и на бледных губах Фандалуччи появилась еле заметная улыбка.

– Можете ничего не говорить, Эмма! Вижу, тут замешаны нежные чувства… До встречи.

И прежде чем я успела подобрать достойный ответ, полицмейстер загромыхал сапогами вниз по лестнице. Что было с его стороны огромной неосторожностью – сидевшая в засаде за дверью дама Грильда выскочила в прихожую с кокетливым:

– Ча-а-аю?!

Фандалуччи попытался возражать, но был крепко взят под локоть отработанным – не вырвешься! – приемом и оттеснен в гостиную выдающимся, как линкор, бюстом хозяйки.

Кароль поддразнил меня, едва я вошла в комнату:

– «Нежные чувства»? Неужели?

Я вновь вспыхнула:

– Ни слова больше! Иначе возьмусь за кочергу!

Он вскинул ладони.

– Ой, всё, боюсь и умолкаю!

– То-то же! – проворчала я, вновь усаживаясь на кровать, коли единственное кресло в комнате уже занято. Некоторое время мы прислушивались к звукам, доносившимся снизу: речь дамы Грильды текла непрерывным полноводным потоком, в котором всплывали редкие реплики-островки полицмейстера. Я заметила, что Кароль за мной наблюдает, и раздраженно спросила:

– Что такое?

– Просто любуюсь, – легко отозвался он.

– А теперь просто закрой глаза и усни!

– А ты снова будешь меня рисовать? – невинно осведомился Кароль.

– Так ты притворялся?!

– Не все время. Да и, – он показал на разбросанные по кровати наброски, – трудно было не заметить. Скажи, Эмма, а что во мне тебя так заинтересовало? – Я нахмурилась, и он уточнил с улыбкой, взмахом руки обведя свое лицо: – Я имею в виду – во внешности?

– Трудно сказать так сразу.

– Но мы ведь никуда не торопимся, а? Приглядись, подумай как следует!

Кароль даже учтиво, издевательски учтиво подтащил кресло впритык к кровати и сложил на животе руки. Выжидательно поднял брови.

Я поразглядывала его пару минут – улыбка Кароля становилась все шире. Произнесла задумчиво:

– У тебя интересное лицо… Хотя красавцем тебя не назовешь, уж извини… – (Кароль иронически поклонился.) – Этот длинный нос… слишком тонкие губы…

Я подалась вперед, рассматривая его. Все с той же готовностью Кароль подвинулся ближе.

– … всё искупает четкость линий.

Забывшись, я взяла его за подбородок. Повертела из стороны в сторону. Кароль удивился, но послушно продемонстрировал мне профиль слева и справа. Я провела кончиками пальцев по его лицу, наслаждаясь отличной лепкой скул и челюстей.

– Ты просто просишься в камень или бронзу!

– Какая жалость, что я еще не помер! Можно заранее заказать тебе бюст на свою могилу?

– … улыбка хороша, да, но она – прием наработанный.

«Причем иногда еще и запрещенный», – добавила я про себя.

– Глаза…

Оказывается, у него очень длинные ресницы, пусть и не столь темные, как волосы. Мама про такие говорила: «на двоих готовились, одному достались». Глаза цвета неуловимого. Серого? Синего? Кажется, они меняют оттенок в зависимости от освещения и от цвета одежды. Или от того, насколько близко в них смотришь…