Хозяйка Рима

Тебе следует быть императором, сказала ему когда-то давно одна женщина. И вот теперь перед ним открылась такая возможность. А пока минуты убегали прочь, а он продолжал сидеть, словно мраморная статуя, которую при желании он мог бы заказать в свою честь уже завтра утром.

Он потянулся за куском пергамента. За пером и чернилами. И написал одно-единственное слово. Сонный раб, которого он поднял с постели, зашагал среди ночи в сторону императорского дворца.

Марк повернул голову, вглядываясь в ночные тени, и протянул руку в слабой, неверной, трепещущей надежде нащупать теплые пальцы Кальпурнии.

Тея

Вместе с императрицей в небольшой таблинум пришла тишина. Снаружи доносились крики рабов, беготня стражников. Мраморные коридоры наполнял гул голосов, однако императрица плотно закрыла за собой дверь, и тотчас стало тихо.

— Слишком шумно, — сказала она, поморщившись. — Боюсь, так будет продолжаться еще несколько дней. Как только в империи восстановится порядок, я намерена удалиться на тихую виллу в Байи, где слышится только пение птиц. — Женщина, которая только что убила собственного мужа, с деловым видом села за стол. — Возможно, там я возьмусь за воспоминания.

Я растерянно заморгала. Около десятка рабов могли подтвердить, что, когда ее мужа безжалостно кромсали кинжалом, императрица находилась в своих покоях, где ткала скатерть, однако как только кровавая бойня была окончена, она тотчас поспешила в его окровавленную опочивальню. Еще до того, как туда, вслед за ней, устремились стражники и рабы, нас троих — меня, Ария и Викса, — увели через разные двери.

— Чтобы никто не узнал, — объяснила императрица, когда Викс исчез в одном темном коридоре, а Арий в другом. Тогда она схватила меня за локоть и провела из залитой императорской кровью опочивальни в небольшой личный таблинум. У меня не было никаких гарантий, что она… ничего мне не сделает. Насколько хорошо я знала эту женщину? Насколько хорошо знал ее любой из нас?

— Я хотела бы знать, где сейчас мои сын и муж, — произнесла я, с трудом узнавая собственный голос. Казалось, он донесся откуда-то издалека. — Заперты в тихой камере, куда ты, скорее всего, бросишь и меня, где нас всех троих задушат, а наши тела потихоньку выбросят за городские стены? Скажи, это входит в твои планы? Тебе, наверняка, ведь захочется обелить себя.

— Двадцать лет назад, да, так бы оно и было. — Императрица пробежала глазами какой-то свиток и рассеянно нахмурилась. — Но с тех пор жизнь научила меня мудрости. Тея, ты и я, наверно, две женщины во всем мире, кто пережил привязанность Домициана. Я вижу в этом знак благосклонности богов, и я не намерена лишать жизни тех, кому благоволят сами боги.

— Тогда где же Арий?

— Арий? — Императрица заглянула в свиток. — Сейчас им занимается мой личный лекарь, по словам которого, твой возлюбленный вскоре встанет на ноги, причем, гораздо быстрее, чем любой другой мужчина его возраста и привычек. Хотя, разумеется, мы будем вынуждены сделать ложное заявление о его смерти, — добавила императрица. — Раб Стефан, убийца нашего возлюбленного императора, сам получил смертельное ранение, пытаясь побороть сопротивление Домициана. По крайней мере, один убийца должен быть назван публично. Не переживай, мы найдем тело преступника, которое можно будет выставить на Гермонианской лестнице.

— А Викс? — прошептала я. — Что будет с ним?

— Этот твой несносный мальчишка? Тебе известно, что он изуродовал целое крыло дворца? Искромсал мечом на мелкие крошки. Кстати, после его появления в этих стенах из кошельков пропала не одна монета. Впрочем, не переживай, как только ему наложили шину, он тотчас сбежал, только его и видели.

— Что? Куда? Почему ты позволила ему уйти?

— Разумеется, я ничего ему не позволяла. И теперь жалею о том, что на мгновение отвернулась от этого исчадия. Но ты не переживай. Этот твой гадкий мальчишка — глядя на него, я даже радуюсь, что у меня нет детей — вернется сюда, не успеешь ты и глазом моргнуть. Возможно даже, притащит сюда этого вашего трехногого пса. Кстати, Арий громко требовал, чтобы собаку нашли и вернули ему.

— Скажи, госпожа, ты знала все?

— Почти все, — невозмутимо ответила императрица. — У меня самые лучшие соглядатаи во всей империи.

С этими словами она достала вощеную табличку и принялась что-то писать. Я устало вздохнула и опустилась на табурет рядом с ее столом. Голова раскалывалась от боли. Я с ног до этой самой больной головы была забрызгана кровью Домициана. Мой сын исчез, моим возлюбленным сейчас занимается лекарь, в тысячный раз латает его раны. Или в последний? Хотелось бы надеяться, хотя сама надежда была призрачной.

— Что ты пишешь? — спросила я, глядя в окно.

— Составляю новый список, — императрица энергично подчеркнула стилом заглавие. — Список того, что предстоит сделать. Подготовить официальное заявление о смерти императора, собрать Сенат для выборов и утверждения нового, провести быструю коронацию, сделать что-нибудь для Флавии.

— Для Флавии? Так, значит, с ней все в порядке?

— О да! Я позаботилась об этом. С ней ее младший сын, тот самый, которого спасли Павлин и твой Викс, а несколько месяцев назад Флавия благополучно разрешилась от бремени девочкой. Так что у Флавии и ее детей все в порядке, однако пора увозить их с этого продуваемого всеми ветрами острова.

— В Рим ей возвращаться никак нельзя.

— Нет. Более того, будет лучше, если мы объявим о прекращении династии Флавиев. Однако поместье где-нибудь в Испании или Сирии для уважаемой вдовы и ее двоих детей… думаю, в этом нет ничего зазорного. Да, пожалуй, пусть это будет Испания. Возможно, я также отправлю туда Несса. На него невозможно смотреть — такой несчастный у него вид!

В дверь постучали.

— Войдите, — отозвалась императрица.

Молчаливый раб передал ей клочок бумаги.

— От сенатора Марка Норбана, госпожа.

Императрица быстро взглянула на одно-единственное слово.

— Я так и думала, — она отложила пергамен в сторону, взяла два запечатанных письма и вручила их рабу. — Доставь в соответствующие дома.

— Сенатор Норбан отказался от пурпурной мантии? — спросила я, как только дверь за рабом закрылась.

— Что заставляет тебя так думать?

— Я не настолько глупа…

— Скажем так, — императрица пожала плечами, — Марк не будет возведен на трон. Возможно также, он захочет отойти от сенатских дел. Но я не позволю ему этого сделать. У него впереди еще многие годы, к тому же у него есть его милая Кальпурния, которая, наверняка, вернет ему вкус к жизни.

Я задумчиво положила подбородок на ладони.

— Из него вышел бы великолепный цезарь.

Императрица подняла брови, как будто не ожидала услышать от рабыни мнение по этому поводу. Впрочем, какая я рабыня, особенно теперь, и брови императрицы вернулись на место.

— Что ж, пусть будет сенатор Нерва. Наш с Марком первоначальный выбор пал именно на него — достойное происхождение, блестящая карьера, к тому же, страшный зануда. Лично я предпочла бы Марка, но коль он не хочет, Нерва меня тоже устроит.

— Да, он не плох, — заметила я. — Я когда-то пела для него в Брундизии. Он щедро вознаградил меня тогда.

— Будем надеяться, что с налогами он будет столь же щедр. — Императрица откинулась на спинку стула. Я впервые за многие годы видела ее такой спокойной и довольной. — Итак, — сказала она.

— Итак, — повторила я.

И мы посмотрели друг на друга.

— Ну что ж, — задумчиво произнесла императрица, — у меня есть сестра и две кузины, которые не разговаривали со мной почти два десятка лет. Видишь ли, мне уже случалось вмешиваться в дела императора, и мои родственницы всякий раз выражали свое неодобрение. Сейчас самое время заняться починкой заборов. После чего я удалюсь на свою виллу в Байи, где проживу до глубокой старости, — императрица наклонила голову. — А ты, моя дорогая?

Я пожала плечами.

— Арий еще тот мечтатель. Утверждает, что хотел бы жить на высокой горе и быть садовником.