Хозяйка Рима

— Сказать по правде, я хорошо тебя понимаю.

— Я недавно посетила двух авгуров, Павлин, — продолжала тем временем Кальпурния. — Относительно даты нашего бракосочетания.

— Вот как? — выгнул бровь Павлин.

— Судя по их ответам, в ближайшие несколько месяцев не предвидится ни одного благоприятного дня.

— Понятно.

И они, обменявшись понимающим взглядом, вновь переключили свое внимание — он на Траяна, она — на Марка. Я одарила Павлина обезоруживающей улыбкой. Раньше этот прием действовал безотказно, Павлин тотчас превращался в податливый воск. Но на этот раз он лишь ответил мне кивком и отвернулся. Все понятно: строит из себя хладнокровного мужчину в присутствии невесты и друга. Посмотрим-посмотрим, куда денется твое хладнокровие, когда ты останешься со мной наедине. Действительно, если Домициан завел небольшое развлечение на стороне, почему я не могу позволить себе то же самое?

Тем временем кровопролитие на арене шло своим обычным ходом, после чего через Врата Жизни прошествовали гладиаторы в пурпурных плащах, и состоялась жеребьевка для предварительных боев. Моя дочь подалась вперед, пожирая глазами мускулистые фигуры в боевых доспехах. Я бросила в ее сторону раздраженный взгляд.

— С каких это пор наша пай-девочка стала поклонницей гладиаторов?

— Никакая я не поклонница, — ответила она, не отрывая глаз от арены. — Помнится, когда я ходила на игры в прошлый раз, все было просто ужасно. Но сегодня очень даже интересно.

— Признайся лучше, что ты влюбилась вон в того, что с трезубцем, — сказала я, отгоняя от кубка с вином муху.

— Неправда. Дело в другом. Считается, что гладиаторов в первую очередь должно заботить, как им умереть с честью, но на самом деле они делают все для того, чтобы остаться в живых. — Взгляд ее заскользил от арены вверх, к галереям Колизея, с которых доносились приветственные возгласы и плебеев, и патрициев. — А вот люди этого почему-то не понимают.

— А может, все дело в юном Варваре? Это он заставляет учащенно биться твое сердце? — улыбнулась я. — Ну и вкус у тебя, Сабина. Даже уродливая девчонка, у которой бывают припадки, должна мечтать о чем-то большем!

— Если хочешь, Сабина, я могу поменяться с тобой местами, — вмешался в наш разговор Марк. — Отсюда видно гораздо лучше.

И они поменялись местами, в результате чего Сабина переместилась по другую руку от Марка и оказалась рядом с Кальпурнией. Она тотчас подалась вперед, и мой муж смог вступить в очередную занудную беседу с нашей будущей снохой. Павлин же слушал разглагольствования Траяна о том, каким образом поднять боевой дух легионов. Внизу на арене, сражаясь на деревянных мечах, разминались гладиаторы, а толпа подбадривала их веселыми криками.

— Марк, — обратилась я к мужу, — налей мне еще вина.

— Разумеется, дорогая.

Он наклонился, чтобы наполнить мне кубок, я же устремила взгляд на арену. Император уже дал сигнал, и гладиаторы с ревом набросились друг на друга. Наконец-то хотя бы что-то интересное. Ничто так не проясняет голову, как вид льющейся рекой крови.

— Кстати, — раздался рядом со мной голос Марка, когда сам он протянул мне кубок. — Я с тобой развожусь.

— Что-что? — не поняла я, отрывая глаза от пары египтян, сцепившихся из-за трезубца.

Голос его звучал отчетливо и спокойно, заглушая даже крики из соседних лож.

— Я с тобой развожусь.

Кальпурния посмотрела в нашу сторону.

— ЧТО?

Сабина тоже оторвала взгляд от арены, на которой какой-то галл разрубил колено какому-то нумидийцу, и теперь тот истошно вопил от боли.

— Я бы не советовала тебе так шутить, Марк, — сказала я и гордо вскинула голову. — Можно подумать, ты не знаешь, что сделает с тобой император, стоит мне шепнуть ему на ушко.

— Мне почему-то кажется, что теперь ему шепчет на ушко кто-то другой, а не ты. — Марк мотнул головой в сторону императорской ложи. Император удалился на вторую половину дня, зато на подлокотнике императорского кресла по-прежнему располагалась женская фигура в розовом шелковом платье, которая какое-то время назад неторопливо вернулась в ложу. Женская фигура с золотистыми волосами.

— Аврелия Руфина? Подумаешь, временное увлечение! Если кто нужен Домициану, то только я!

— Боюсь, Лепида, с тобой у него все кончено. Я принял такое же решение. — Марк посмотрел на меня так, как обычно смотрел на своих противников в Сенате во время дебатов по поводу прав на воду. — И я развожусь с тобой, разумеется, на законных основаниях. Сделать это будет просто. И я даю тебе день на то, чтобы ты забрала из моего дома все, что тебе принадлежит.

Я решила не развивать тему императора дальше. В конце концов, что знает Марк о Домициане? Ничего. И этим все сказано. Однако за первой атакой последовала другая, и я поспешила выпустить когти.

— Дело даже не в императоре, Марк! Надеюсь, ты понимаешь, что я сделаю с тобой, если ты со мной разведешься! Твой дорогой Павлин…

— Кстати, — перебил меня Марк. — Я выдвину против тебя обвинения в супружеской неверности. В течение шестидесяти дней, которые требует закон, я представлю в суд все собранные мною улики и доказательства, — он с искренней улыбкой посмотрел на меня. — Да-да, Лепида, мое терпение иссякло.

Я несколько мгновений смотрела на него, не зная, что на это сказать.

В глазах Кальпурнии вспыхнул злорадный огонек. Сабина отвернулась от отца, чтобы посмотреть на меня, а затем снова отвела взгляд. На арену, увертываясь от сражающихся гладиаторов, выбежали рабы, чтобы унести тела погибших.

— Кальпурния, дорогая моя, — сказала я как можно громче. — Ты не хочешь услышать кое-что о своем дорогом Павлине? Он овладел мною в мою бытность юной женой, а его отец и твой будущий свекр посмотрел на это сквозь пальцы. Сабина его ребенок, а вовсе не Марка, и я намерена подать в суд на Павлина за изнасилование. Что ты скажешь по этому поводу?

— Скажу, что ты лжешь, — спокойно отреагировала Кальпурния.

Марк в знак благодарности положил руку на ее квадратные крестьянские пальцы.

— Отличный ход, Лепида, — произнес он. — Возможно, эта история и сработала бы восемь лет назад. Но вытаскивать ее сейчас, значит, выставить себя на посмешище. Люди начнут задаваться вопросом, что заставило тебя ждать так долго. К тому же, я бы советовал тебе принять во внимание твою репутацию, которая за эти восемь лет никак не могла остаться незапятнанной. Неужели тебе хочется, что все твои секреты, которыми до отказа набит твой сундук, вдруг стали всеобщим достоянием?

— Ты… ты не посмеешь!

— В двадцать один год, — Кальпурния, будь добра, прикрой уши моей дочери, — интрижка с моим сыном. Затем — по моим последним данным — через тебя прошли двадцать два сенатора, девять преторов, трое судей и пять губернаторов провинций.

— Неправда, я никогда…

— Но, по крайней мере, они были людьми нашего сословия, — перебил меня Марк. — А как насчет колесничих, массажистов в банях, легионеров — особенно тех двух братьев из Галлии, которые взяли тебя одновременно, один спереди, другой сзади? — Марк вопросительно выгнул брови, а за его спиной гладиатор с трезубцем получил смертельный удар мечом в живот. — Одно дело, губернаторы и члены Сената, но всякое отребье…

Губы мои сделались сухими, как пергамент.

— Откуда ты мог узнать… ты ведь ни разу не оторвал глаз от своих свитков…

— О, мне много видно поверх моих свитков! В течение многих лет я собирал улики, и теперь у меня есть документы, свидетели, рабы, которые при необходимости дадут показания — я бы даже сказал, что они сделают это с удовольствием. Мне не придется даже прибегать ни к нажиму, ни к запугиванию. А еще Лепида, ты была жестокой любовницей, и кое-кто из твоих бывших любовников готов также выступить в роли свидетелей. Например, Юний Клодий, как только я предложил оплатить его долги.

— И какой тебе прок от их показаний? — спросила я в лоб моего мужа. — Неужели ты хочешь войти в историю как сенатор, чья жена переспала со всеми мужчинами Рима?