Страница 42 из 42
Огненный Шут оказался более словоохотлив, а его дело — сложнее расследовать, как не имевшее прецедента. Его нельзя было преследовать за его философию, и даже за редчайшие намерения уничтожить разум. Обвинение в конце концов гласило: «Преступный замысел с целью разрушить человеческое общество до состояния, где оно не смогло бы далее существовать.»
В своих длинных защитительных речах — или, скорее, речах в защиту своих убеждений — он соглашался с этим обвинением.
— Я — жертва грубого разума, — говорил он смущенному жюри. — Разума, которому незачем существовать во вселенной. Он потащил меня вниз, как потащит в свое время человечество. Я пытался помочь вам, но, при всех ваших хваленых умах, вы не смогли понять. В таком случае погибайте духовно. Противопоставляйте себя закону вселенной! Наказание придет довольно скоро и будет вполне заслуженным!
Хоть и все еще озадаченное, жюри довольно скоро определило свое наказание Огненному Шуту. Его нашли виновным, но невменяемым. Ему предстояло отправиться в психиатрическую больницу на Ганимед.
Тем временем ученые продолжали ломать головы над его причудливыми уравнениями и не могли прийти ни к какому заключению. Со временем, возможно, они к нему придут, поскольку, единожды встав на этот путь, никогда с него не свернут.
На некоторое время истерия притихла, и общество начало входить в упорядоченные рамки. Хэлен Картис стала вносить свои реформы на рассмотрение парламента, который принимал их или отвергал после обсуждения. Прогресс обещал быть медленным и вечно не успевающим удовлетворить запросы реформаторов, но по крайней мере, так он мог сохранить динамизм. Хэлен это более или менее удовлетворяло.
Наметили дату их бракосочетания.
И тут начался последний акт драмы.
Алан, снова ища работу, просматривал список специализированных организаций, прихлебывая кофе. Заверещал лазервид, и он включил его. Появилось лицо Хэлен.
— Алан… Огненный Шут сбежал!
Он со звоном поставил чашечку.
— Что?! Как?
— Ты знаешь, как он силен. Он напал на сопровождающего, обезоружил его и парализовал все полицейское управление. Он заставил их освободить дядю Саймона, и они вместе угнали полицейскую машину.
— Куда они делись?
— Мы не знаем.
— Я иду. Ты в Доме?
— Да.
Когда он добрался до президентских апартаментов, Хэлен и несколько ее советников глядели на громадный настенный экран. Комментатор орал:
«Нашим камерам удается отслеживать удирающий космический корабль „Пи-мезон“, на борту которого находятся осужденные Румяный Мэнни, известный более как Огненный Шут, и Саймон Пауйс!»
Глубокий космос. В фокусе камеры — четкое изображение корабля.
«Корабль, лишенный своих таинственных устройств, воздействующих на время, но сохранивший обычный двигатель, пока опережает всех преследователей.»
— Это отвечает на мой вопрос, — сказал Алан из-за спины Хэлен. — Куда они направляются?
— Видимо, на Венеру. Они там смогут выжить, и без сомнения, укрыться от полиции. План ревитализации завершен на две трети.
— Странная пара для совместного путешествия, — раздумывала Хэлен.
— У них есть общее, — заметил Алан. — Они оба, каждый по-своему — реакционные идеалисты. Они хотят, чтобы все было проще, чем есть на самом деле.
Корабль миновал Венеру.
— В какой уголок вселенной они направляются? — сказала сбитая с толку Хэлен.
Алан подумал, что знает.
Он беспомощно смотрел, как летел дальше корабль, несший его отца и деда.
— Может, так и к лучшему, для них и для нас, — прошептал он.
«Пи-мезон» миновал орбиту Меркурия.
Они наблюдали, как он решительно повернул к Солнцу.
Он исчез, поглощенный почти моментально, следуя своему неизменному курсу в сердце Солнца.
Зрители безмолвствовали. Хэлен обернулась к Алану и всмотрелась в его лицо. Еще раз поглядела на экран.
В несколько коротких недель на Земле наступила — и так же быстро завершилась — новая эра. Она оставила после себя необычное настроение, и, возможно, новую науку. Социологи и психологи пытались объяснить внезапный отлив охватившей людей истерии. Появилась дюжина теорий, все сложные, все со своими достоинствами. Одна пыталась объяснить все как следствие переходного периода между «естественным» (или биологическим) и «искусственным» (или машинным) образом жизни. Теория эта приходила к выводу, что, пока «искусственное» не станет «естественным» и соответственно не изменится людская психология, мы переживем множество подобных волнений.
Это было вероятное объяснение. Но могло быть и другое, гораздо более простое.
Может быть, мир просто заскучал.