Страница 8 из 62
— Все ясно, — протянула Марго. — Не расстраивайся, Пупсик. — И удалилась, громко стуча каблуками.
Мы с мамой остались вдвоем.
— Понимаю, ты расстроилась из-за Славы, но, поверь мне, все обойдется. Бедная Эмма Вячеславовна. Она души в нем не чает. Слава Богу, ты у меня девочка. Хотя, будь у меня сын, я бы не позволила ему и близко к мотоциклу подойти. Мать с бабушкой совсем избаловали Славу.
По моим щекам текли слезы. Известие о несчастном случае со Славкой оказалось последней каплей, и мои нервы сдали.
Я плакала, уткнувшись в мамино плечо, а она гладила меня по спине и называла ласковыми именами. Потом мама повела меня к себе в комнату, усадила в кресло. Я сидела и смотрела, как она завивает волосы, красит ресницы. Это было непривычное зрелище — в отличие от Марго мама, сколько помню, никогда не следила за своей внешностью. Еще я заметила, что у мамы виноватое и какое-то растерянное лицо. Впрочем, все происходящее вокруг в тот отрезок времени казалось мне нереальным, и я не утруждала свои мозги размышлениями. Наконец мама облачилась в шелковый немецкий костюм с белым отложным воротником, в котором играла на утренниках и выпускных вечерах в своей музыкальной школе, озабоченно глянула на часы.
— Мне пора, Асенька. Будь умничкой. Я скоро приду.
— Куда ты? У тебя же каникулы.
Не знаю, почему я это спросила, — мне было неинтересно, куда идет моя мать. Хотя она всегда была такой правильной и после работы обычно сидела дома с книгой или вязаньем в руках.
— Мне нужно серьезно поговорить с одним человеком. Это очень важно. — Она улыбнулась, глядя куда-то мимо меня. — Я обещала ему и не могу отменить встречу.
Она вышла, оставив в комнате слабый запах «Лесного ландыша». Эти духи очень подходили той маме, какую я до сих пор знала, — нежный, чуть старомодный аромат. Так и должно пахнуть от ведущей безгрешную жизнь женщины.
Когда ее шаги стихли, я подумала, что пора заглянуть в крольчатник. После случившегося минувшей ночью я страшилась встречи с Арсеном, хотя втайне очень хотела его видеть. Мне было стыдно. Да, стыдно посмотреть ему в глаза. Я была во власти дремучей девчоночьей наивности.
В доме не было ни души, и я спокойно собрала в сумку все, что посчитала нужным. Два помидора, несколько бутербродов с толстыми кружочками полтавской колбасы, марципан. Потом насыпала в пол-литровую кружку три полные ложки растворимого кофе, налила кипятку. Уже на подступах к крольчатнику вспомнила, что забыла положить в кофе сахар. Я решила сбегать за ним потом.
— Ау, — тихо окликнула я, шагнув в полумрак крольчатника.
Мне никто не ответил.
Я поставила сумку и кружку с кофе на крышу полуразвалившейся клетки и огляделась по сторонам. Пусто. Тогда я вышла наружу, придвинула козлы, на которых когда-то пилили дрова, и вскарабкалась на них. На крыше тоже никого не было. От нагретого рубероида воняло смолой и какой-то химией.
Я спрыгнула с козел и села прямо в лебеду. Я испытывала самые противоречивые чувства. Главным было разочарование. Но я не хотела себе в этом признаться.
«Он убийца, — думала я. — Потому и слинял. Вполне может вернуться и кокнуть меня. Наверное, испугался, что я проболтаюсь. Но, с другой стороны, если Арсен хотел меня убить, он спокойно мог сделать это ночью. Нет, нет, я не должна так думать. Он просто куда-то пошел. Он вернется ко мне. Господи, хоть бы его не поймали…»
— И что, интересно, делает здесь эта нимфетка? — услышала я озорной голос дедушки Егора. Он стоял в двух шагах от меня. Я обратила внимание, что дедушка Егор был в брюках и белой рубашке. Обычно он ходил по дому в штанах на резинке и пестрой рубашке навыпуск.
— Греюсь. Сегодня холодный день.
— Дома есть кто-нибудь?
— Никого, если не считать меня. Но меня можешь не считать.
Дедушка улыбнулся.
— Ты знаешь, что я не ночевал дома?
— Откуда мне это знать?
— Ты же у нас всезнайка. — Он сделал шаг в мою сторону и протянул мне руку. Я, обрадовавшись, взяла ее и вскочила на ноги. — Ладно, пошли. Напоишь меня кофейком. — Он повернул голову и посмотрел на меня. — Из тебя получится настоящая сердцеедка. Это в тебе по нашей, захаровской, линии. Твой покойный дедушка Петр Михайлович был замечательным человеком и заядлым преферансистом, но чего-чего, а огонька в нем не было. Я бы даже сказал — ни единой искры. Я не знаю, правда, что представлял из себя твой отец, но, судя по всему, он был мужчина хоть куда.
Я налила кофе и себе тоже. Чуть-чуть полегчало. Я даже подумала о том, что, если Арсен исчез, это к лучшему. Можно вляпаться в такую историю…
Я вздохнула, вспомнив то, что случилось прошлой ночью. К щекам прихлынула кровь. Внизу живота что-то вздрогнуло и заныло.
— Варечка очень осуждает меня за то, что я бросил семью, — слышала я словно издалека голос дедушки. — Женя, твоя мать, тоже. Я понимаю. На семейных устоях, как ни верти, все общество держится. Но с какой стати, позвольте, именно я должен его держать? Я что, атлант? — Он задумчиво размешивал в чашке кофе. — Никакой я не атлант — я дедушка Егор. «Из-за лесу, из-за гор ехал дедушка Егор», — пропел он неожиданно высоким фальцетом, перегнулся через стол и сказал, глядя на меня в упор: — А лучше всего, чтобы окружающие не видели ни лица твоей жизни, ни ее изнанки. Для этого всего-навсего нужно быть великим актером, но ведь жизнь и есть ни на минуту не прекращающийся спектакль. Сегодня играем греческую трагедию, завтра — русский водевиль. Играем одинаково увлеченно и профессионально. Как ты думаешь, я прав?
Он протянул руку и погладил меня по голому плечу. Я почему-то вздрогнула.
— Да. Если все принимать всерьез, и в самом деле можно сыграть в ящик. Или кого-то убить, — сказала я. — Как ты думаешь, почему люди так любят друг друга обманывать?
— Потому что они слишком серьезно воспринимают жизнь. Знаешь, кто самый умный человек на земле? Никогда не догадаешься. Цирковой клоун, с лицом, размалеванным красно-белой краской, и в больших неуклюжих башмаках. Он говорит людям: смейтесь над собой, облегчайте душу. Только не стройте постных рож. Тот, кто часто смеется, никогда не возьмет в руки топор или нож и не поднимет его на ближнего. Мошенниками и убийцами бывают люди с постными скучными физиономиями…
Он говорил еще, время от времени касаясь своей рукой моего обнаженного плеча, и я каждый раз вздрагивала от его прикосновения. Я погрузилась в свои нерадостные думы. Мне вдруг пришло в голову, что я должна увидеться с Арсеном и сказать ему, что люблю его. Иначе то, что произошло между нами ночью, можно назвать одним отвратительным словом: разврат.
— Ты пользовался моей лазейкой? — осторожно поинтересовалась я.
— Да. Я через нее вышел и вошел. Потом еще раз вышел и еще раз вошел. Замечательное изобретение. Правда, немножко узковато, но если вобрать живот и…
— Ты никого не видел в саду?
— Не обратил внимания. Был погружен в собственные переживания.
Дедушка встал, громко отодвинув стул.
— А вот и Варечка. — Я тоже услышала, как хлопнула входная дверь. — Внимание, занавес. Попрошу всех актеров, участвующих в сцене, занять свои места. — Дедушка Егор застегнул воротничок рубашки, пригладил рукой волосы. — Ну, я пошел, — бодрым голосом заявил он. — Спасибо тебе, Сашенька, за компанию.
— И куда ты, интересно, намылился? — поинтересовалась из коридора бабушка.
— Купить «Мурзилку». Не знаешь, Варечка, в киоске на Маяковской продают «Мурзилку»?
Бабушка что-то проворчала. Похоже, она была не в настроении.
Марго нашла меня в саду. Я взобралась на теплый бетон фонтанчика и пялилась бессмысленно на крольчатник.
— Жанку зарезали, — сообщила Марго, присаживаясь рядом и обдавая меня запахом духов и свежего пота. — Ты не знаешь, где Женька?
— Понятия не имею.
— Ты слышала, что я сказала?
— Зарезали Жанку.
— Похоже, для тебя это не новость.
Марго наклонила голову и попыталась заглянуть мне в глаза, но я опустила веки.