Страница 18 из 62
— Теперь он никуда от меня не денется, — сказал Арсен и поднялся во весь рост. — Какой негодяй. Твоя мама очень сильная женщина. Я ею восхищаюсь.
— Погоди. Он что-то задумал.
Камышевский остановился под инжиром, где они вчера сидели с мамой на лавочке, достал из кармана моток бельевой веревки. Он держал его в вытянутой руке и смотрел на него точно зачарованный. Потом перекинул конец веревки через ветку инжира, уцепился за нее обеими руками и повис.
— Представление продолжается, — сказала я. — Он знает, что окно маминой комнаты выходит в эту сторону.
Камышевский тем временем сделал петлю, в которую просунул голову. Он стоял с петлей на шее и смотрел умоляющим взглядом на мамино окно.
— Даже повеситься по-настоящему не умеет, — прошептала я.
— А он и не собирается. У меня руки чешутся помочь этому придурку отправиться на тот свет.
— Смотри! — Я вцепилась в локоть Арсена. — Похоже, он не шутит.
Камышевский уже придвинул лавку. Он влез на нее и с трудом выпрямился. Лавка была колченогая и шаталась из стороны в сторону, грозя в любую минуту опрокинуться. Он подтянул петлю повыше и закрепил веревку на ветке. Он делал это, не спуская глаз с маминого окна.
— Клоун! — вырвалось у Арсена. — С каким удовольствием я бы выбил из-под него эту лавку!
Камышевский выпрямился и протянул руки в сторону маминого окна. Лавка угрожающе накренилась и рухнула. Он повис в воздухе, дрыгая ногами.
— Он задушится! Скорей!
Арсен зажал мне рот рукой и потащил к забору.
— Ты ничего не видела, — шепнул он на ходу. — Давай сматываться отсюда. По-быстрому.
Мы перелезли через забор и не спеша направились в сторону пляжа. Мы были похожи, наверное, на обыкновенную влюбленную парочку — Арсен обнимал меня за талию и прижимал к себе. Он усадил меня за столик в павильоне на набережной и велел официанту принести бутылку вина и шоколадку.
— Пей. — Он протянул мне налитый до краев бокал. — До дна.
Я пыталась отказаться. Он влил в меня вино почти насильно и заставил съесть шоколадку. Потом мы катались на лодке. Арсен сидел на веслах, а я лежала на дне и смотрела в небо. Я очень долго лежала на дне и смотрела в безоблачное голубое небо.
Марго открыла глаза и подмигнула мне.
— Все в порядке, Пупсик. В Акапулько стоит замечательная погода. — Она перевела взгляд на Арсена. — Кажется, вы успели подружиться.
Он взял ее за руку. Она мягко, но решительно высвободилась.
— Ты все еще сердишься на меня? — спросил Арсен.
— Нет. Раз Пупсик выбрал тебя в друзья, не сержусь.
Она смешно скривила губы и шутливо погрозила Арсену пальцем.
— Слушай, что случилось? Кто это тебя?
— А, пустяки. Считай, сама себе устроила веселую жизнь. — Марго снова мне подмигнула. — Как там Женька?
Мы с Арсеном быстро переглянулись. Я поняла: Марго пока ничего не должна знать.
— Все так же. Передавала тебе привет. Думаю, сама скоро явится.
— Я не хочу ее видеть, — заявила Марго. — Скажите, что ко мне не пускают. Что угодно скажите, лишь бы она не пришла.
— Условились. Но что ты все-таки делала в пустынном месте далеко от морского вокзала?
Арсен снова взял Марго за руку, и на этот раз она ее не отняла.
— Ничего такого, за что пришлось бы сильно краснеть. Пускай это останется моей маленькой тайной. Ну, хотя бы на несколько последующих дней. — Идет?
— Идет. — Арсен смотрел на Марго влюбленными глазами. В ее взгляде тоже было что-то такое, чего я раньше за ней не замечала.
Я вздохнула и отвернулась.
— Пупсик!
— Да, Марго?
— Ты не звонила Ставицким?
— Нет. Было не до… — Я спохватилась и поправилась: — У автоматов столько народу. Сегодня позвоню.
— От меня пламенный привет. Надеюсь, твой Ромео уже дома.
Начался обход, и нам пришлось уйти. Арсен повел меня подкормиться. Последнее время он только и делал, что заставлял меня есть.
— Послушай, если тот тип не женится на тебе, я отделаю его так, что мама родная не узнает.
— Это не твое дело.
— Как это не мое? Я теперь твой старший брат. По нашим горским законам если какой-то парень занимался с девушкой любовью, он должен взять ее в жены. Иначе родственники его пришьют.
— Я живу по своим законам. К тому же ты мне пока не брат.
— Я женюсь на Маргарите, как только ее выпишут из больницы.
— Быстро у вас все вышло, — вырвалось у меня.
Арсен пропустил мимо ушей мое замечание.
— Маргарита старше меня на пять лет, и мама, конечно же, будет поначалу возражать. Но Маргарита сумеет завоевать ее любовь. Я в этом не сомневаюсь.
— Думаю, последнее слово все-таки за Марго.
— Она мне не откажет. Могу спорить на все что угодно.
Мама сидела за столом на веранде и курила, жадно затягиваясь дымом. Я молча легла на кровать и накрылась с головой простыней. Я ужасно вымоталась за последнее время. Думать ни о чем не хотелось. Стоило закрыть глаза, и я видела Камышевского, который болтался на веревке и дрыгал ногами. Это было кошмарное видение.
Я услышала, как мама простонала. Она сидела все в той же позе и все так же жадно курила.
— Что с тобой? — спросила я, приподняв голову.
— Доченька, мне так плохо! — Мама вскочила и опустилась на пол перед моей кроватью. — Стоит мне подумать о том, что я сделала… — Она уткнулась лицом в простыню. — Ужасно, ужасно, — бормотала она. — Что скажут на работе. На нас будут показывать пальцем. Бедная, бедная моя девочка.
— Успокойся, мамочка. — У меня защемило сердце. — Ты ни в чем не виновата. И я тебя очень люблю. Слышишь?
— Доченька, милая, я так хотела, чтобы у тебя наконец был отец. — Она подняла голову и посмотрела на меня. — Без отцов дети растут неполноценными.
— Все в порядке, мама. Я, кажется, выросла полноценной. К тому же у меня был настоящий отец. Ты рассказывала, он был замечательным.
— Доченька, твой отец действительно был талантливым человеком. Слышала бы ты, как он играл на скрипке. Но он был очень слабохарактерным, подверженным дурным влияниям. Ты уже взрослая и должна знать, каким был твой отец на самом деле. — Мама медленно встала с пола, взяла со стола пачку с сигаретами, но передумала курить. — Я расскажу тебе о нем сейчас, хотя, быть может, это не совсем подходящее время. Но потом у меня опять может не хватить духу.
Мама отошла к окну. Я смотрела на ее темный, резко очерченный профиль. Впервые мне пришло в голову, что моя мама прожила непростую жизнь. Я никогда не задумывалась об этом раньше. Взрослые, Марго в том числе, оберегали меня от страданий, скрывали то, что они называют «изнанкой жизни».
— Михай играл в оркестре нашей оперетты. Я познакомилась с ним совершенно случайно, на дне рождения подруги, — рассказывала мама, вертя в руке пачку сигарет. — Я в ту пору была совсем неопытной девчонкой, даже ни разу ни с кем не поцеловалась, хоть мне уже и было девятнадцать. Он говорил с заметным акцентом, но ему это шло. Он сказал, что родился и вырос в Кишиневе, хотя корни у него румынские. Он сразу стал за мной ухаживать, и мы весь вечер танцевали только друг с другом. Честно говоря, я поначалу его побаивалась — у него были жгучие черные глаза и бесцеремонный взгляд. Будто он хотел увидеть не только то, что под одеждой, а еще и душу. Потом Михай взял в руки скрипку и заиграл. Это была какая-то цыганщина, но меня проняло до слез. Он играл и смотрел на меня. Потом Михай провожал меня домой. Была весна, пахло сиренью. Помню, мне так не хотелось с ним расставаться. Мы стояли и держались за руки. Мне было так хорошо!.. Когда твоя бабушка узнала, что я встречаюсь с Михаем, она закатила мне ужасный скандал: у этого человека в нашем городе была репутация повесы. Отныне стоило мне задержаться в училище или просто пойти погулять, как она начинала меня разыскивать. Меня тяготила эта опека. А потому, когда Михай предложил переехать к нему, я долго не раздумывала.