Нечаянные грезы

— Я потерял номер вашего телефона. Я записал его на каком-то листочке и как всегда где-то оставил. Может быть, вы будете так любезны и напишете мне вот здесь?

Угольцев вынул из кармана записную книжку, открыл ее на букве «Б», протянул девушке шариковую ручку. Она склонилась над столом, обдав его запахом каких-то трав и едва ощутимым эфира, написала разборчиво и крупно: «Берестова Мария Лукьяновна, 23-16-71».

— Большое спасибо.

Угольцев наклонил в знак благодарности голову и спрятал в карман книжку с ручкой.

— Может, хотите посмотреть дом? — предложила девушка, вернувшись минуты через полторы со стаканом холодного и очень крепкого вишневого компота.

— Разумеется. — Он встал, вышел вслед за нею в коридор. — Эта лестница ведет в мансарду?

— Да. Мы живем в ней только летом. Там нет отопления. Нам хватает низа. В доме пять комнат.

Угольцев многозначительно кивнул и стал подниматься по узкой шаткой лестнице. Девушка шла за ним следом. В мансарде были низкие потолки. Он обратил внимание на покрытый стареньким пледом матрац возле окна, разбросанные возле него книги, среди которых была его любимая — «Воспитание чувств» Флобера. Тут же валялись стопки старых номеров «Советского экрана» и «Театральной жизни».

— Это младшая сестра, — виноватым голосом пояснила девушка. — Она еще в школе учится.

Угольцев отодвинул кусок пестрой материи, которым было занавешено широкое окно, увидел желтеющую степь, прорезанную извилистым проселком, небольшие островки тополей и ив. Очевидно, там была речка.

Он прошелся раза два по душной мансарде, скрипя половицами чисто вымытого крашеного пола. Обратил внимание на висевшие на стене пуанты и самодельную — из жестко накрахмаленного тонкого тюля — пачку в углу. Она свисала с потолка и была завернута в марлю. Угольцеву показалось на мгновение, что он увидел Марию-Елену, стоящую на кончиках пуантов и почему-то виновато ему улыбающуюся.

— Сестра увлекалась балетом, — пояснила девушка.

— Увлекалась? А теперь не увлекается?

Она пожала плечами и отвернулась.

— Кстати, я не знаю, как вас зовут, — вспомнил вдруг Угольцев. — Мне неловко обращаться к вам с вопросами, не зная вашего имени.

Это на самом деле было так. Угольцев получил хорошее воспитание. Его мать была из старой профессорской семьи.

— Нина Васильевна. Нина.

Девушка протянула ему руку. Он взял ее в свою и поцеловал. Рука была изящной, но какой-то безжизненной. Похоже, девушка смутилась.

— Значит, ваша младшая сестра больше не увлекается балетом. А вот моя и по сей день не пропускает ни одной премьеры. Ну а дома у нее настоящий музей балетного искусства.

Он тут же подумал о том, что, вероятно, выдал себя с головой — ведь человек, которого ждали Берестовы, наверняка принадлежал к другому слою общества. Угольцев давно догадался, что этот человек был потенциальным покупателем дома Берестовых. Вряд ли кому-либо из так называемой артистической братии придет в голову приобрести в собственность дом на окраине затерянного в степях города. Но все обошлось.

— Маруся гостила у отца. Она только сегодня приехала, и я еще не успела поговорить с ней толком. Она убежала к своей подружке.

Нина провела Угольцева по остальным комнатам дома. Он задержался в той, которая, как он понял безошибочно, принадлежала Марии-Елене. В ней царил музейный порядок, а потому ему не удалось представить здесь ее, хоть на полках и стояли книги, которые она читала, а возле стены низкая тахта, на которой она спала. К переплетам рам были аккуратно пришпилены кнопками пожелтевшие от солнца газеты, и Угольцеву вдруг показалось, что дух Марии-Елены покинул эту комнату.

— Это южная сторона, — пояснила Нина. — Солнце бывает здесь с утра до вечера. Маруся… любит солнце.

Угольцев понял, что ей очень хотелось говорить о сестре в прошедшем времени. Очевидно, Нина разделяла точку зрения матери о позоре, который навлекла на их дом Мария- Елена.

— Вон там еще одна комната, но в ней лежит бабушка. Она… словом, ей нездоровится. Эта комната точная копия маминой, только выходит окнами не в переулок, а в сад. Конечно, я могу ее предупредить, и вы посмотрите.

— Не стоит. — Угольцев поднял правую руку в знак того, что с него вполне достаточно. — Можно я покурю на веранде?

— Пожалуйста. — Нина усадила Угольцева в старое плетеное кресло возле стола, придвинула к нему тяжелую глиняную пепельницу, которой, похоже, не пользовались много лет. Угольцев выпустил в потолок струю дыма и попытался расслабиться. Ему это не удалось. Дело в том, что у него была тонкая душа, чрезвычайно чувствительная к малейшим проявлениям дисгармонии окружающего мира. В доме Берестовых в одночасье наступил полный хаос. Он знал это определенно. И виной тому была Мария-Елена.

— Вам понравился… этот дом? — услыхал он голос Нины.

— Да. Кажется, это то, что мне нужно. — Угольцев сам поразился категоричности своих слов. Но, поразмыслив немного, понял, что сказал сущую правду.

— Понимаете, поначалу я была против, но потом поняла, что маме здесь нельзя оставаться.

— Что так? Не подходит климат? — помог девушке Угольцев.

— Да, — благодарно выдохнула она и присела на табуретку возле стены. — Летом здесь бывает жарко, а зимой дуют сильные ветры. У мамы все время скачет давление. К тому же у нее диабет и… Да, похоже, у нее начинается климакс.

— Вы медик? — догадался Угольцев.

— Я закончила медицинское училище. К сожалению, в нашем городе нет мединститута.

— И куда вы собираетесь переехать, если это, конечно, не секрет? — поинтересовался Угольцев, разглядывая приколотые к внутренней стене веранды цветные вырезки из журналов, главным образом на тему балета.

— Нет, конечно же не секрет. Мама хочет уехать в Полтаву к тете Вере, ее старшей сестре. В прошлом году умер ее муж, а единственный сын… Словом, они давно не поддерживают никаких отношений.

— В Полтаве тоже довольно жаркое лето. — Угольцев вспомнил, как пять лет назад делал одну халтуру на студии имени Довженко и провел почти полтора месяца в Полтаве. За всю свою жизнь он не видел такого количества мух и ос. К тому же вся группа переболела каким-то кишечным заболеванием. — Но город сам по себе интересный. А вы тоже хотите отсюда уехать?

Нина кивнула и опустила голову. Угольцев понял по выражению ее лица, что ей вовсе не хочется уезжать из родного города. И она это почувствовала.

— Я хочу завербоваться на Север, — убежденно заговорила она. — Дело в том, что здесь у меня нет никаких перспектив роста. У меня диплом фельдшера-акушера, а я работаю в больнице дежурной медсестрой. На Севере с моим дипломом мне дадут должность участкового врача. У них, я слыхала, настоящая катастрофа с медперсоналом.

— Понятно.

— Вам приходилось бывать на Севере?

Угольцев кивнул и подумал о том, что ему, пожалуй, не приходилось бывать разве что на Луне. Он усмехнулся.

— Полярная ночь волшебно прекрасна, но слишком уж однообразна. День похож на непрекращающийся кошмар. Я заработал там стойкую бессонницу.

— Вы геолог? — неожиданно спросила Нина.

— Почему вы так решили?

— Вы много путешествовали и вообще…

Она замолчала, продолжив свою мысль вялым движением руки.

— Я работаю в кино. — Он достал из кармана визитку и протянул ее девушке. Дело в том, что изображать из себя другого больше не было никакого смысла. Быть может, он на самом деле купит этот дом, кто знает.

— О! — невольно вырвалось у Нины. — Но тот человек, которого ждала мама… кажется, он работает в торговле.

— Я прочитал ваше объявление в газете. Мне дал ее друг, он был проездом в вашем городе. Он знает, что я давно хочу купить дом в глубинке. Моя мама родилась и выросла в небольшом городке на юге России. Очевидно, во мне эта тяга наследственная.

— Но тот человек… мне кажется, он должен был принести маме задаток.

— Но он почему-то не пришел, верно? Вероятно, тот человек передумал покупать ваш дом.