Страница 3 из 33
— Сюда, Птичка, — повторил Тимоха.
Заметив, что мне стало неловко от его подчеркнутого внимания ко мне одной, он добавил, обращаясь к Вале и по-прежнему игнорируя Славу:
— Присоединяйтесь…
И хотя он слегка улыбнулся, его жесткие серые глаза остались серьезными. Вообще Тимоха был человеком строгим, прямым и непреклонным. Никогда не изменял своим взглядам. В любое дело, которым занимался, вкладывал всего себя без остатка. Казалось, он уже теперь, за два года до того, как Гитлер напал на нашу страну, чувствовал, что впереди его ждет нелегкая судьба военного летчика, и заранее готовился к тому, чтобы выдержать все, что ему выпадет в будущем.
Собранный и целеустремленный, Тимоха был абсолютно точно уверен в том, что добьется в жизни своего и что в мире нет такой силы, которая может сдвинуть его с намеченного пути. Как и другие ребята, он с увлечением строил модели самолетов и сам мечтал летать, ни капельки не сомневаясь, что скоро станет летчиком-истребителем, причем только отличным.
Забегая далеко вперед, хочу сказать, что вскоре после войны мне пришлось случайно встретиться с Тимохой. Выглядел он неважно, светлые глаза глубоко запали, лицо было землистого цвета. На нем был короткий стеганый ватник, на голове потрепанная шапка-ушанка. Озабоченный, с тревожным блеском в глазах, он куда-то спешил по важному делу, и разговаривали мы недолго: от того, как решится дело, сказал Тимоха, зависело многое в его жизни… Я поняла, что все эти годы судьба не улыбалась ему. На его долю выпало немало испытаний — не только фронт, бои, ранения, но и плен, лагеря и многое другое. Однако ничто не могло сломить Тимоху — по-прежнему он держался независимо, и в глазах его светились твердость и железная воля. Я видела все то же знакомое мне решительное выражение лица, тот же упрямо выдвинутый вперед подбородок и те же, только потемневшие веснушки на вздернутом носу, на щеках. И лишь одно непривычно было видеть на этом лице — морщинки. Они жестко прорезались у самых глаз и в уголках крупного рта — следы прожитых военных лет…
…Мы подошли к ребятам и поздоровались. Короленко приветливо кивнул, не переставая рассказывать. Незаметно приблизившись ко мне, Тимоха оттеснил Славу — большой, широкоплечий, он всегда держался рядом со мной, будто хотел защитить от кого-то. Слава, относившийся к этому с юмором, никогда не противился и, охотно уступив место Тимохе, знаками объяснил из-за его спины: «Ничего не поделаешь — сила!»
Короленко посмотрел на часы:
— Кого еще нет?
Задрав веснушчатый нос, Тимоха глянул на собравшихся командирским оком. В этот момент в дверях появились еще двое.
— Все в сборе, товарищ инструктор! — четко доложил он. — Нет только Виктора Ганченко. Он предупредил меня, что встретит нас по пути.
— Время у нас еще есть, давайте побеседуем полчасика перед полетами, — сказал Короленко, направляясь к двери класса.
Мы переглянулись: никто к зачету не готовился.
Когда все уселись за столами, Короленко хитро сощурился:
— Тимохин, что будете делать, если высота падает, а под вами лес? Ведь у планера нет мотора!
Лицо и оттопыренные уши Тимохи медленно залились краской, в глазах появился дерзкий блеск.
— Буду садиться на лес! — категорически заявил он и добавил: — Только этого не может случиться!
— Почему же не может? — возразил Короленко, снисходительно улыбнувшись: уж он-то знает, что может, а что не может случиться с планером!
Перед тем как ответить, Тимоха весь напрягся, и я подумала, что действительно с Тимохой такое никогда не произойдет — просто немыслимо, чтобы с ним такое стряслось.
— Это же ЧП! Нельзя доводить до этого, нужно думать заранее! — отрезал он.
Короленко с интересом смотрел на Тимоху.
— Та-ак, — протянул он, решая, стоит ли развивать эту тему.
— Факт! — поддержал своего друга Лека-Длинный. — Нечего переть на лес, если высоты не хватает.
— Ну хорошо, — согласился Короленко. — Разберемся во время полетов.
Кивнув Тимохе, чтобы тот сел, он прошел к окну и постоял, слушая, как в кустах сирени оголтело щебечут птицы. В распахнутые окна врывались привычные звуки города: зазвенел трамвай, басовито зарычала машина, ей ответили несколько разноголосых гудков, где-то на Днепре протяжно крикнул пароход.
— Ну, а отчего возникают воздушные потоки? Чугарина! — резко обернулся Короленко.
Валя шумно задышала, глядя в пол. Если Валя чего-нибудь не знала, то уж догадаться никак не могла, особенно когда ее спрашивали неожиданно.
— Садитесь!
— Вот Чугарина запросто сядет на лес… — раздался в тишине голос Леки-Длинного.
У Вали обиженно дрогнули губы, а Короленко строго сказал:
— Ответьте вы, Дубровин.
Распрямившись во весь свой огромный рост, Лека по привычке пригладил рукой волосы и начал обстоятельно рассказывать все, что знал о воздушных потоках. Валя оживилась: да ведь это так просто — как же она не сообразила!
Дошла очередь и до меня. Пока я говорила о том, что такое аэродинамическое качество и как оно влияет на полет, Короленко как-то странно присматривался ко мне, будто видел впервые и удивлялся тому, каким образом я сюда попала. Не понимая, в чем дело, я умолкла на полуслове.
Я видела, как Тимоха с пылающими ушами изо всех сил сжимал обеими руками край стола, словно пытался отломить изрядный кусок. Он ободряюще кивнул мне, и я, встрепенувшись, заговорила громким голосом. Когда я кончила, Короленко неопределенно хмыкнул и отпустил меня.
На свое место я села с таким чувством, будто в чем-то провинилась, и Тимоха, наклонившись ко мне, сочувственно шепнул:
— Что это с ним? Ты же правильно ответила, я сам слушал все до последнего слова.
Недоумевая, я пожала плечами. Однако все выяснилось в тот же день во время полетов.
— На этом мы закончим. Впереди — самое интересное! — пообещал Короленко. — Сейчас отправимся на планеродром. Вот теперь-то мы и узнаем, кто из вас будет летчиком, а кого придется отчислить…
И все мы, мечтавшие о полетах, затрепетали, в душе все же надеясь, что инструктор не окажется слишком придирчивым.
Несколько минут спустя веселой гурьбой мы ввалились в трамвай, который, часто позванивая, понесся вниз по улице. Инструктор и Слава сели у окна, а все остальные остались стоять на площадке, хотя трамвай был полупустой.
— Где же Виктор? — беспокоилась Валя, выглядывая из трамвая на каждой остановке.
Наконец в трамвай прыгнул Виктор.
— Здорово, хлопцы! А я давно жду вас — нет и нет. Думал, прозевал. Хотел догонять, да вижу Лека-Длинный мотается в окне…
— А мы уже решили, что ты забросил авиацию! — сказала Валя, глядя на Виктора влюбленными глазами. — После поражения на соревнованиях…
Действительно, на республиканских соревнованиях авиамоделистов, где Тимоха и Лека заняли первые места, Виктору не повезло: его модель сломалась и совсем не взлетела.
— Ну, нет! Это мелочи жизни, — заявил Виктор, в глубине души все еще переживая свою неудачу. — Запомни, Валюха: с сегодняшнего дня кабина планера станет моим родным домом! Ты еще не раз услышишь имя Виктора Ганченко — обещаю тебе! И если когда-нибудь в центральных газетах будет написано крупными буквами…
— Громко сказано! — перебил Тимоха, который терпеть не мог выспренних фраз и всегда останавливал Виктора, когда тот начинал «разводить патетику».
— Я знаю, Тимоха, ты бы так не сказал, — стал оправдываться Виктор. — Ты другого склада человек. Ну, а я… Мне сначала слово нужно, просто не могу без слова, понимаешь?
Но Тимоха не понимал. Нахмурившись, он демонстративно отвернулся и молча стал смотреть в окно.
— А знаете, хлопцы, — продолжал Виктор, называя хлопцами всех, в том числе и нас, девчат, — когда мы с вами станем настоящими летчиками, у нас будет своя эскадрилья! Самым выдающимся летчиком среди нас будет, конечно, Тимоха, наш командир… И мы обязательно совершим групповой полет вокруг шарика!
У Тимохи от удовольствия порозовели уши, но, верный своему принципу, он счел необходимым спустить Виктора с небес на землю.