Страница 24 из 33
— Товарищ старший лейтенант! Все в норме… Товарищ старший лейтенант, все в норме…
Первое, что увидел Слава, когда открыл глаза, было женское лицо, окутанное туманом. Черты лица расплывались, вокруг него что-то белело. Лицо медленно плыло в воздухе, как легкое облако. Оно показалось Славе знакомым.
— Мурка…
Голос его был слабым, еле слышным, но девушка услышала.
— Очнулся, миленький? Не Мурка я, а Надя. Надя!
Она тронула его за плечо, натянула повыше одеяло.
Теперь Слава и сам видел, что это не Мурка. Мурка осталась там, дома, в Киеве. С сыном. Нет, не в Киеве… Они уехали оттуда на Урал. А это — Надя…
На девушке был белый халат и белая косынка. Под косынкой темные, гладко зачесанные волосы и черные, пушистые, как у Мурки, брови.
— Что, больно? Потерпи, потерпи. Пройдет.
Она говорила и одновременно что-то делала на тумбочке рядом с койкой, вероятно, готовила лекарство.
Слава скользнул взглядом по брезентовому потолку, брезентовой стенке: палатка… Медсанбат. Вспомнил горящий катер, голубоватое дрожащее пламя из пулемета. А рука?..
Он скосил глаза на забинтованную руку: она была неправдоподобно короткой… Двинул этой короткой рукой и сразу застонал. На лбу появилась испарина.
— Лежи спокойно! — приказала сестра. — Не шевели рукой!
Слава молча смотрел на нее, ожидая, что еще скажет она.
— Была операция. Зашили, сделали все, что надо. Теперь все будет хорошо, — сказала она ровным, успокаивающим голосом.
Закрыв глаза, Слава слушал. Не было сил ни говорить, ни думать.
— Тебя отправят в тыл, — слышалось ему, как сквозь сон. — Катером через пролив. Обещали вечером.
Катером… Значит, он еще в Крыму. На захваченном плацдарме.
— Я сделаю тебе укол. Спи, набирайся сил. Все хорошо.
Укола он почти не почувствовал, сразу куда-то провалившись.
ЛЕКА-ДЛИННЫЙ
Лека-Длинный, который здесь, на фронте, был для подчиненных лейтенантом Дубровиным, перед вылетом проинструктировал летчиков своей эскадрильи и сказал:
— А теперь — по самолетам! Будьте готовы и ждите сигнала. Две зеленые ракеты — взлет. Черняк, как самочувствие? Пойдете на задание?
Молодой паренек, стоявший с унылым видом и неуверенно поглядывавший на Леку, словно чувствовал за собой вину, вдруг преобразился и радостно воскликнул:
— Так точно, товарищ лейтенант!
— Отлично! — сказал Лека. — Полетите со мной в паре.
— Есть! — с детским восторгом крикнул Черняк.
Летчики разошлись, а Лека, оставшийся у своего самолета, еще долго смотрел вслед Коле Черняку, думая о том, что надо его подбодрить. Совсем недавно Коля пришел в эскадрилью прямо из летного училища, ему было всего девятнадцать, и хотя самому Леке было ненамного больше, двадцать один, он считал себя уже «стариком» по сравнению с молодым летчиком, сделавшим свой первый боевой вылет только вчера. Вылет прошел не совсем удачно: Коля все время отрывался от ведущего и, когда отстал на изрядное расстояние, на него чуть не напали два «мессера», внезапно выскочившие из облака. Только благодаря Леке, вовремя заметившему опасность, все кончилось благополучно. Естественно, сегодня Коля рвался в полет, чтобы реабилитировать себя, и Лека понимал это.
До вылета оставалось четверть часа. Отойдя от самолета в сторонку, Лека закурил и по привычке посмотрел на небо, определяя погоду на ближайшее время. С утра шел дождь, но уже к полудню распогодилось, и теперь, к шести часам вечера, в степи дул небольшой ветерок, шевеля густую траву, а по синему небу плыли на восток редкие серебристо-серые тучки. В этот день Лека уже дважды по тревоге вылетал на боевое задание со своими ведомыми и даже сбил «юнкерс», восьмой самолет, уничтоженный им здесь, в небе Донбасса.
Опустившись на сочную апрельскую траву, Лека выбросил недокуренную папиросу и потянулся, весь расслабившись. Можно было полежать так несколько минут, ни о чем не думая.
Но не думать Лека не мог. Снова и снова мысли его возвращались к Тимохе. Вместе они по окончании военного летного училища прибыли сюда, в отдельную истребительную эскадрилью, полгода назад, воевали все это время рядом. Часто летали парой, выручая друг друга в бою, и никогда Леке не приходило в голову, что Тимоху, лучшего летчика эскадрильи, могут сбить раньше него. Прошло три недели с того дня, когда Тимоха, погнавшись за «рамой», не вернулся на аэродром, и Лека даже не знал, жив ли он. В тот день Лека вылетал на разведку глубоко в тыл врага, и только потом товарищи рассказали ему, как это случилось.
Лека поднялся с земли, еще раз посмотрел на стоянки, где ожидали сигнала истребители, и подошел к своему «Яку», который был полностью готов к вылету. Сейчас ему предстояло повести шестерку Як-9 «на укол». Это был один из тех полетов, когда, залетев глубоко во вражеский тыл, часто на полный радиус действия самолета, истребители сами выбирали себе цель на земле и, неожиданно поразив ее своим огнем, сразу же возвращались домой.
Здесь, в Донбассе, линия фронта долгое время была стабильной, и немцы вели себя сравнительно спокойно. Но последние полмесяца во вражеской прифронтовой полосе стало заметно некоторое оживление: все чаще по дорогам двигались на восток колонны войск и техники, обозы, а это было признаком того, что враг что-то замышляет. Полеты «на укол» стали обычным явлением.
В эскадрилье сейчас насчитывалось всего шесть летчиков, из них двое новеньких, прибывших несколько дней назад. Теперь, когда Тимохи, заместителя командира эскадрильи, не было, а комэск Логинов лежал в госпитале после ранения, эскадрилью водил Лека, заменивший командира. Он еще не привык к своему новому положению и каждый раз тщательно продумывал весь полет, чтобы не упустить какую-нибудь важную деталь. Вот и сейчас, в последние минуты перед вылетом, он мысленно пролетел все расстояние до цели и назад.
Лека уже надевал парашют, когда откуда-то из-под мотора вынырнул техник Гриненко и, вытирая замасленные руки ветошью, с сочувствием спросил:
— Что, товарищ лейтенант, опять будете за «рамой» гоняться? Или какое другое задание?
Когда-то Гриненко мечтал стать летчиком, но в летное училище не попал: его забраковала летная комиссия. Однако он всегда живо интересовался всем тем, что происходило в воздухе.
— Другое.
— А как же «рама»? Так и будет своевольничать?
— Ничего, когда-нибудь я все-таки подловлю ее, проклятую! Не уйдет! — ответил Лека со злостью.
— Не уйдет! — уверенно повторил за ним Гриненко, но в голосе его прозвучали тревожные нотки.
В Донбассе воевал его младший брат, поэтому Гриненко был особенно заинтересован, чтобы «раму», которая наводила свою артиллерию на наши цели, сбили поскорее.
Лека молча влез в кабину, надел шлемофон. «Рама» не выходила из головы. Именно из-за этого самолета-разведчика, двухфюзеляжного «Фокке-Вульф-189», прозванного «рамой», был сбит Тимоха. Теперь Тимохи не было, а «рама» продолжала систематически появляться в районе передовой на том участке, где действовала эскадрилья.
Немецкая «рама» была неуловима. Почти каждый вечер, когда было еще светло, она прилетала к передовым позициям, неожиданно появлялась с запада, где опускалось солнце, и ходила вдоль линии фронта, корректируя расположение огневых точек и указывая цели своей артиллерии. Заметив «раму», дежурные истребители немедленно поднимались с аэродрома и спешили ей навстречу. Но догнать ее никто не мог. Она всегда успевала вовремя развернуться и скрыться, маскируясь в лучах заходящего солнца.