Лондон, любовь моя

— Да, со мной почти то же самое. Было бы не плохо уехать отсюда. Ты не думал об этом?

Он вдыхает слабый аромат роз.

— Всерьез — нет.

В воскресный день Джонсон-Корт и прилегающие к нему улицы были почти пустынны, если не считать немногочисленных скворцов и воробьев. Три голубя сели на наружный подоконник. Оконное стекло так исказило силуэты, что их вполне можно было принять за воронов.

После того как этой осенью Маммери утонул, они неожиданно для себя стали проводить больше времени вместе, как будто живой он мешал им соединиться. У него начали трястись руки — симптом обычный при длительном приеме психиатрических лекарств, однако Маммери считал, что страдает какой-то формой болезни Паркинсона, и собирался бороться с ней по своей системе. Если бы он прекратил прием таблеток, то, возможно, ему удалось бы избавиться от симптомов, но врачи настаивали на том, чтобы он продолжал принимать лекарства. Однажды он поскользнулся на бечевнике по пути к дому сестер Скараманга с их приемным ребенком. Один из свидетелей на допросе показал, что Маммери крикнул ему, что помощи не требуется, что он просто плавает, но его движения становились все более судорожными, и поэтому свидетель, местный парикмахер, встревожился и все-таки прыгнул в воду, но спасти его не успел. Мамери уже утонул. Водолаз в конце концов нашел его: он застрял в колючей проволоке, брошенной в канал после закрытия газгольдеров.

— Что, если мы поженимся после Рождества? — Мэри потянула за край одеяла и подоткнула под себя. — Тридцатого декабря я праздную свой день рождения. — Он улыбнулся, почувствовав на своем плече ее поцелуй.

— Свадьба зимой! Что может быть чудесней? Ты хочешь, чтобы мы поселились в Палгрейв-Мэншнз?

— Там мои коты. Сиамцы любят компанию, но я уверена, неплохо перенесут путешествие.

— Тогда давай сохраним все наши дома. Хорошо иметь возможность выбора. Если только ты не решила куда-нибудь переехать. В Митчем, Эппинг или, скажем, Акфильд.

К его облегчению, она покачала головой.

— А где сыграем свадьбу?

— В «Прибрежном коттедже»! Если сестры Скараманга согласятся, конечно. — Он повернул свою голову так, что его голубые глаза оказались прямо напротив ее глаз. — Они действительно нашли этого малыша в курятнике?

— Он прорыл туда ход, как будто думал, что окажется в волшебном подземном царстве.

— Вроде Страны грез? Ты видела его в Патни или Килберне и, наверное, подсказала дорогу. Он телепат?

— Говорит, что нет. Сейчас он вполне счастлив. Помогает старым дамам, выращивает розы для выставок, сделал пристройку к кошачьему домику и вряд ли нуждается в продолжении школьного образования. Читает с жадностью, как и мы читали. Его мать попивает и знать о нем не хочет, а отец был убит несколько лет назад во время драки в «Кенсингтон-Палас». Помнишь, когда цыганам на много месяцев запретили селиться там и они вынуждены были обосноваться «Элджине», через дорогу? Хлоя думает, что он не совсем здоров, но ради его блага не хочет знать подробности. Когда я его в первый раз увидела, мне тоже показалось, что его мучают боли. А теперь, как они считают, он вылечился.

Оставив бесполезную борьбу за тепло, она откатывается на край кровати и встает. Ее хрупкое розовое тело светится в полутьме.

весенний парк и песенки слышны разносит ветер огненные трели

Они начинают одеваться. Джозеф Кисс, склонившись над раковиной в ванной, медленно поворачивает голову.

— Ха! Мои дамочки! Где же они?

— Твои видения? Те женщины?

— Ты изгнала их, Мэри, моих огненных сирен! О-ля-ля! — Он натягивает новую вельветовую рубашку, которую она купила ему в Берлингтонском пассаже. — С их мучительными обещаниями страсти. Я знавал их всех. — Дальнейшее он произносит нараспев: — Много лет они навещали меня в моих укромных уголках, мои рабыни, шлюхи с горящих адским огнем проулков, торгующие собственным жаром. Своими соблазнами пытались они свести меня с ума и отправить в хладную вечность. Туда, где кровь застывает навеки, моя сладкая Мэри! Понимая это, я всячески им сопротивлялся и был по-королевски вознагражден тем, что ты пришла ко мне. Мистер Кисс, мистер Кисс, вы умеете глотать огонь? Их губы кривились, обнажая зубы. Их глаза сверкали, мерцали, вращались. О Мэри, родная! Как смотрели они на меня! Их волосы были настоящим огнем. Кожа — чистый шелк. И он плавился от этого огня. На самом деле они были подобны углю, который горит, чтобы испепелить жизнь, а потом и сам умирает. Ах, мистер Кисс, вы можете почувствовать боль? Ха! Я не кающийся грешник, который нуждается в наказании, будто это материнское молоко. Я — величайший телепат своего времени! О-ля-ля! — Он застегнул темно-синие брюки, которые Мэри заставила его купить на Джермин-стрит. — У сверхъестественных явлений нет воображения. Тот мир, в общем-то, сер, скучен и до банального прост. Говорят, это ад, Мэри. Хорошо. Значит, пока мы живем и дышим, он нам не страшен.

— Надеюсь, что так. А где мы проведем медовый месяц? — Она слушала только его голос, не прислушиваясь к словам.

— В Кью, где же еще? — ответил он, разглядывая новые брюки.

— Но я не Глория. Ты нас все еще путаешь?

— Просто в Лондоне нет другого ботанического сада.

— Я слишком стара, да и ты тоже не в том возрасте, чтобы заниматься любовью в оранжерее зимой. Но мы можем привезти в одну из твоих квартир растения в горшках. Как насчет Хэмпстеда? Там есть центральное отопление.

— Боюсь, штукатурка не выдержит.

— А мы поставим горшки под стекло.

Он понял, к чему она клонит, и привлек ее к себе прямо в простыне, в которую она куталась.

— Маленькая хэмпстедская оранжерея, о существовании которой никто, кроме нас, не узнает. Но выдержим ли мы? Мне ведь семьдесят четыре! — Эта мысль так поразила его, что все его тело сотрясла дрожь. Он зарычал: — О-о-ох, мне семьдесят четыре!

Глории ни к чему было более сдерживаться. Вот она здесь, шестидесятидвухлетняя невеста. Смогут ли они жить вечно? Вряд ли она вообще когда-либо покидала Страну грез. Может быть, вместо того чтобы вернуться к реальности, она подменила ее фантазией? Если это так, то они будут жить вечно, пока не надоест. Она припала к нему и стала покрывать поцелуями все его ликующее тело. В их распоряжении теперь было столько времени, сколько они захотят.

— Мне семьдесят четыре! Боже! Такие награды положены только святым.

— Более замечательного святого, чем ты, нет и не было, Джозеф Кисс! — Она выбралась из-под него. — Это напомнило мне о том, что мы должны венчаться в моей церкви.

— Ты веришь? Неужели?

— В церкви Святого Андрея, там, где я всегда молилась за тебя, Джозеф Кисс, где я молилась за всех близких мне людей, где я буду молиться за наш брак и сделаю так, чтобы он длился вечно. Ты согласен?

— Конечно!

— Котов моих, наверное, в церковь на венчание не пустят. Хорошо, что ты им нравишься.

— Животные часто симпатизируют мне.

— Они тебя жалеют. Они редко с кем ведут себя так, как с тобой. Сколько времени сможем мы обойтись без врачей?

— Сколько захотим. Это еще одно мое обещание. Пока моя сестрица возглавляет Министерство здравоохранения, они не сунутся в Патни. Сестра уже сказала коллегам, что позакрывает клиники к чертовой матери. Не зря же Маммери в детстве так часто бывал на Даунинг-стрит, — Мэри разрешила ему прочитать мемуары их утонувшего друга, доставшиеся ей по его завещанию.

— А как же все остальные наши сумасшедшие, Джозеф? Черный капитан, бедный мистер Харгривз, Старушка Нонни и другие?

— Мы устроим общую встречу.

— Без миссис Темплтон?

— Бедняжка Дорин, ее хлебом не корми — только дай найти у себя какую-нибудь по-настоящему опасную болезнь. Прямо как мать, которая умела чуть ли не по команде вызывать у себя сердечные приступы, хотя со временем процесс вышел из-под контроля. Сестры Скараманга, наверное, согласятся предоставить «Прибрежный коттедж» для нашего сборища.

— Мы можем поехать в Палгрейв. Котикам понравится такое общество. Итак, нам никогда больше не придется терпеть этих ужасных врачей?