Страница 129 из 137
Вскоре польский гарнизон принужден был сдаться на милость победителей.
Авраамий Палицын пишет: «И прежде отпустили [поляки и литовцы] из града боярина князя Федора Ивановича Мстиславского с товарыщи, и дворян, и Московских гостей и торговых людей, иже прежде у них бышя в неволи». Троице-сергиевский келарь очень осторожен в выражениях. Действительно, многие из московских дворян и купцов оказались у польского гарнизона в жестокой неволе. Но кое-кто немало способствовал проникновению вооруженного врага в сердце русской столицы.
Казаки пришли к воротам, желая учинить расправу и ограбление кремлевских сидельцев. На этот раз они изготовились защищать свой материальный интерес силой оружия. Но князь Пожарский вновь воспротивился этому, защитив тех, кто выходил из Кремля.
В результате переговоров с поляками русское командование гарантировало им только сохранение жизни и «чести», то есть защиту от издевательств. Гарантия держалась на слове, которое дали командиры ополченцев. Офицеры и солдаты осажденного гарнизона должны были сложить оружие и открыть ворота днем позже, чем выйдут русские сидельцы.
В итоге многие осажденные все-таки лишились жизни. Главным образом урон им нанесли казаки Трубецкого. Тех, кто выходил в полки Пожарского, ожидала лучшая защита.
Кремль пал 26–27 октября 1612 года. «На память святого великомученика и чудотворца Димитрия Солунского», — добавляет благочестивый московский книжник, видя промыслительную связь с именами обоих русских полководцев: Дмитрия Трубецкого и Дмитрия Пожарского. Для двух земских воинств победа над иноплеменным врагом означала нечто гораздо большее, нежели простой военный успех. Она воспринималась как милость, поданная силами небесными. В ней видели мистический смысл и славили в первую очередь не полководцев за их воинское искусство, а Пречистую Богородицу за Ее великое благоволение.
1 ноября оба ополчения совершили крестный ход с иконами и молитвенными песнопениями.
Капитуляция Струся имела продолжение, о котором редко упоминают в популярной и даже научной литературе.
В ноябре Сигизмунд III все-таки явился с войском, дабы заявить польские права на русский престол. Король не посмел двигать к русской столице всю свою армию. Поскольку в тылу у поляков оставались мощные русские гарнизоны, а в людях обнаружилась нехватка, Сигизмунд отправил легкий корпус. Этот корпус имел вид посольства и задачу, которую современный военачальник обозначил бы словами «разведка боем». Не побегут ли русские голодранцы от одного вида польского рыцарства?
Близ города стояли «сторóжи» (дозоры) земцев. Неожиданно налетев на одну из подобных «сторож», поляки завязали сражение. Бой развернулся на Ваганькове у Ходынки. Немногочисленные ополченцы сцепились с врагом и едва сдерживали его натиск. Но в итоге бой закончился полной победой ополченцев: «На них (поляков. — Д. В.) вылезли многия полки московския, и их побили и языки[142] поймали многия». Иначе говоря, как только известие о боевом столкновении достигло Пожарского, он вывел основные силы для контрудара. Ядро вражеского отряда, по одним сведениям, составляло порядка трехсот польских и литовских кавалеристов во главе с ротмистрами, по другим — около тысячи ратников.
Помимо военных забот на плечи Дмитрия Михайловича Пожарского легло тяжкое бремя дел чисто административных. Армия нуждалась в деньгах, продуктах, снаряжении. И даже золотой «финансист» Минин не мог решить всех проблем. Приходилось впрягаться и Пожарскому с Трубецким.
После отступления Сигизмунда земское ополчение могло наконец заняться самым неотложным делом: определить будущее русской государственности. Для этого земское руководство постановило созвать общероссийский собор. Вызов представителей оказался делом долгим и хлопотным. Хотели начать заседания в декабре, но пришлось перенести первоначальный срок на месяц.
Земский собор открылся в начале января 1613 года. Его заседания проходили в Успенском соборе Кремля. К Москве съехались многие сотни «делегатов», представлявших города и области России.
Собор всей земли совершал великое дело восстановления русской государственности. Главной задачей его стало избрание нового монарха. «А без государя Московское государство ничем не строится и воровскими заводы на многие части разделяется и воровство многое множится, — справедливо считали участники собора. — А без государя никоторыми делы строить и промышлять и людьми Божиими всеми православными християны печися некому». Избрание государя проходило в спорах и озлоблении. Участники собора были далеко не единодушны. «Пришли же изо всех городов и из монастырей к Москве митрополиты и архиепископы и всяких чинов всякие люди и начали избирать государя. И многое было волнение людям: каждый хотел по своему замыслу делать, каждый про кого-то [своего] говорил, забыв писание: „Бог не только царство, но и власть кому хочет, тому дает; и кого Бог призовет, того и прославит“. Было же волнение великое», — сообщает летопись.
Земские представители выдвинули больше дюжины кандидатур.
Имя юноши Михаила Федоровича из старомосковского рода Романовых окончательно восторжествовало на соборных заседаниях 21 февраля 1613 года. Под сводами Успенского собора, главного для всей Русской земли, его нарекли государем. Только 11 июля состоялось венчание на царство, а вслед за ним начались большие торжества.
12 июля, на следующий день после возведения на престол государя Михаила Федоровича (1613–1645), первого в династии Романовых, Пожарский получил в награду высший «думный» чин — боярина[143]. Для него, человека совершенно незаметного в рядах блестящей московской аристократии, боярский чин был недостижимым мечтанием. Можно сказать, за время борьбы со Смутой из полковников он прыгнул в маршалы…
Дмитрию Михайловичу пожаловали также обширные земельные владения.
Возвышение Пожарского явно шло вразрез с местнической традицией. На такое нарушение местнической иерархии немедленно отреагировали роды, чьи интересы оказались затронутыми. Но правительство считало необходимым защищать Пожарского от нападок. Не всегда, но в подавляющем большинстве случаев местнические тяжбы решались в его пользу.
Между тем Смута далеко не закончилась. У стен столицы еще дважды происходили большие сражения. Шведы, поляки, литовцы, казаки Заруцкого и бесконечные шайки других воровских атаманов раздирали страну. Трон шатался, горели города, вырезались села. Судьба России еще несколько лет висела на волоске.
Восстановление — настоящее, спокойное, мирное восстановление — началось не ранее 1619 года. Таким образом, после восшествия на престол Михаила Федоровича война шла без малого шесть лет. И меч князя Пожарского опять понадобился.
Летом 1615 года князя отправили с небольшим полевым соединением под Брянск. Пожарский вместе со вторым воеводой Степаном Ивановичем Исленьевым и дьяком Седьмым Заборовским должен был разбить литовцев, недавно занявших город Карачев.
29 июля полки Пожарского вышли из Москвы. Им противостоял исключительно опытный и храбрый авантюрист, полковник Лисовский. Он пользовался огромным авторитетом у наемников. За ним утвердилась репутация искусного полководца.
Пожарский, добираясь до Волхова, отовсюду присоединял к своему воинству малые отряды казаков, дворян, стрельцов. Приведя в Волхове полки в порядок, он выступил на Карачев. «Лисовский же, — сообщает летопись, — услышав, что идет против него боярин, Карачев выжег и пошел верхней дорогой к Орлу. Князь Дмитрий Михайлович, услышав про то, пошел наспех, чтобы занять вперед литовских людей Орловское городище. В воскресный день с утра пришли они оба вдруг. Впереди же шел в ертоуле Иван Гаврилович Пушкин, и начал с ними биться. Люди же ратные, видя бой, дрогнули и побежали назад, так, что и сам воевода Степан Исленьев и дьяк Семой с ними бежали. Боярин же князь Дмитрий Михайлович Пожарский с небольшим отрядом с ними бился много часов, едва за руки не взявшись бились».
142
«Языки» — в данном случае: «пленники». «Поймать языки» — взять кого-то в плен.
143
По другим сведениям — 13 июня или даже в день восшествия Михаила Федоровича на престол — 11 июня. В февральской соборной грамоте 1613 года об избрании Михаила Федоровича на царство Пожарский уже написал себя боярином, хотя официально такого чина еще не имел (Собрание государственных грамот и договоров. М., 1813. Т. 1. С. 637). То ли собор счел возможным даровать Пожарскому боярский чин, а царь его подтвердил, то ли от имени сторонников Михаила Федоровича боярское звание было твердо обещано Дмитрию Михайловичу.