Страница 11 из 19
К сожалению, не так уж много можно найти данных и о более интеллектуальных занятиях приезжих – например, о чтении. И все же в документах и воспоминаниях встречаем упоминания о библиотеках. Так, П. Хицунов, побывавший в Пятигорске примерно тогда же, сообщает, что обнаружил «две библиотеки для чтения, в которых можно найти все лучшие русские книги и большую часть периодических изданий». Удается узнать кое-что и о самих библиотеках. В письме к министру финансов Е. Ф. Канкрину московского мещанина Александра Тимофеева, посланного на Кавказ развивать торговлю с горцами, говорится: «…в апреле месяце 1837 г. прибыл опять я на линию в г. Пятигорск с книгами и др. товарами, где открыл библиотеку для чтения…» А автор письма, опубликованного в газете «Северная пчела» за 1836 год, рассказывает о том, что нашел достаточно богатое собрание книг и журналов при… «Депо разных галантерейных, косметических и азиатских товаров». Что ж, и это неплохо!
Музыка. Ее можно было слышать не только во время танцев. Военные музыканты из полковых оркестров регулярно услаждали слух публики, гуляющей у источников и по бульвару. Кроме этой, так сказать, «местной» музыки была и «привозная». Богатые помещики, имевшие собственных крепостных музыкантов, нередко брали их с собой на курорт, чтобы во время лечения не лишаться удовольствия слушать музыку. Менее состоятельные люди везли на Воды не музыкантов, а музыкальные инструменты – скрипки, гитары, флейты.
Когда у источников выросли капитальные дома, принадлежавшие местным жителям, в некоторых сразу же зазвучала музыка, исполняемая уже и на клавикордах, пианино, даже на роялях, которые, несмотря на их громоздкость, тоже везли сюда из столичных городов. Одним из самых музыкальных домов Пятигорска был дом «главного доктора» Вод Конради. «Он отличный музыкант и своей страсти предается во все свободные минуты… Я наслаждалась целые вечера, слушая, как он переходит от фуги Себастьяна Баха к грустным варьяциям Бетховена или торжествующему менуэту Моцарта, сливая все мотивы в один», – писала о Конради французская путешественница Адель Омер де Гелль.
Рояль стоял и в доме Верзилиных, позволяя хозяйкам и их гостям услаждать слух окружающих музыкой. В воспоминаниях Э. А. Шан-Гирей читаем: «Бывало, сестра заиграет, а он (Лермонтов. – Авт.) подсядет, свесит голову на грудь и сидит так неподвижно час и два». Есть свидетельство и о том, что Лермонтов любил слушать игру на фортепиано Александры Филипповны Бетаки, жившей по соседству, в доме Уманова, где тоже был инструмент. Еще один «музыкальный дом» принадлежал доктору Дроздову. Его дочь Клавдия стала известной пианисткой, и ее игра привлекала многих поклонников музыки.
К сожалению, о публичных концертах, даваемых тогда в Ресторации, сведений не сохранилось. Зато мы довольно много знаем о выступлениях там цирковых артистов. Первым известным нам гастролером такого рода был Апфельбаум, описанный в романе Лермонтова «Герой нашего времени». Мы знаем, что Лермонтов в своих описаниях всегда был верен натуре. И данный случай – не исключение. Апфельбаум – лицо реальное. Происходил он из «русских немцев», то есть родился и вырос в России. Выступал в Москве и Петербурге, а в 1837 году приехал на Воды, где его и видел Лермонтов. Пожилой артист с длинными, до плеч, волосами, во фраке, с большим жабо работал у большого стола, под которым сидел его помощник, скрытый длинной скатертью. Репертуар его был типичен для иллюзионистов того времени: Апфельбаум глотал шпаги, показывал карточные фокусы, находил спрятанные вещи, превращал двугривенный в апельсин, а апельсин – в золотую монету.
Сведения о налоговых сборах «с заведений, имеющих предметом народные увеселения», позволяют познакомиться и с другими зрелищами, развлекавшими курортную и местную публику. Это выступления «штукмейстеров и эквилибристов», то есть фокусников и иллюзионистов, «оптиков, показывающих панорамы, диорамы, косморамы», и, наконец, «шарманщиков и кукольных комедиантов».
Говоря о развлечениях и зрелищах, заполнявших досуг курортной публики, нельзя не вспомнить о различных торжествах и праздниках, как правило сопровождавшихся иллюминацией. Для нее использовали плошки с нефтью, которые зажигали на склонах Машука и Горы Горячей. В более торжественных случаях устраивали фейерверки. Особо красивым считался так называемый «бриллиантовый».
Как давно возникла в Пятигорске эта традиция сопровождать торжества сполохами и фонтанами разноцветных огней? Откроем самое раннее описание Кавказского края, относящееся к концу XVIII века. Оно сделано в стихотворной форме родственником М. Ю. Лермонтова, Аркадием Алексеевичем Столыпиным, жившим тогда в Георгиевске. В этих не блещущих дарованием виршах находим строки:
Выходит, что еще до рождения курортного поселения здесь уже устраивались «огненные потехи». Генерал Н. Н. Раевский, вместе с семьей которого приехал в наши края А. С. Пушкин, в своем письме, датированном июлем 1820 года, сообщает дочери: «Нынче Петров день, вечером будет маленький фейерверк». Но уже не маленьким, а весьма большим фейерверком и обширной иллюминацией встретил Пятигорск в августе 1829 года участников экспедиции генерала Емануеля к Эльбрусу. В записках венгерского путешественника Шарля де Бессе (так его именовали на французский лад), принимавшего участие в этой экспедиции, читаем: «Накануне моего отъезда была грандиозная иллюминация в честь императора Николая I… На вершине Машука впервые из тысячи сияющих огней был составлен вензель монарха».
Подобным же образом отмечались посещения города августейшими особами – императором Николаем I и его сыном, будущим императором Александром II, а также визиты наместников Кавказа. Со временем фейерверки и иллюминации стали устраивать и в менее торжественные дни – просто для развлечения курортной публики.
«Праздники без повода» нередко выносились за пределы курортного городка. Один из них описывается в уже упоминавшейся повести Е. Ган «Медальон»: «…чтобы рассеять себя от скуки пользования и однообразного путешествия к источникам, посетители вод объявили войну вепрям; долина между Бештау и Машуком, поросшая мелким лесом, была избрана театром войны; на скате одной из гор отыскали лощину, срыли, уровняли и разбили на ней палатку для дам. За несколько дней до праздника все готовились к охоте и танцам. Наконец, настал желанный день… Охотники в черкесских одеждах, вооруженные с головы до ног, толпами гарцевали по лесу; их клики, выстрелы, звуки рожков, ржание коней, лай собак и отклики горного эха сливались в громкий гул».
Так что, как видите, и охота тоже становилась одним из способов времяпрепровождения, хотя далеко не всегда была столь массовая и помпезная. А. Арнольди, встретив 15 июля по дороге в Железноводск Глебова и Столыпина, нисколько не удивился, услышав, что они якобы едут на охоту, и даже посоветовал им убить орла, которого только что видел близ дороги.
Вообще, провождение времени на природе было одним из самых любимых развлечений курортной публики. Массовые кавалькады, одиночные и парные верховые выезды, пешие прогулки по окрестностям… Поневоле подумаешь о том, что современники Пушкина и Лермонтова здесь, на Водах, становились заядлыми туристами.
«Оставьте! – скажете вы. – Какие туристы в XIX веке?» И будете неправы, поскольку привыкли представлять себе туриста с огромным рюкзаком, в ботинках на толстой подошве, карабкающимся по горным тропам, вечера проводящим у костра, а ночи – в палатке. Естественно, что таких фигур мы не увидим до самого начала XX столетия. Но турист, согласно словарю, это «лицо, временно переменившее место жительства с познавательной, спортивной, лечебно-оздоровительной и другой целью». А такие «лица» заполняли курорты с той самой поры, как слава о целебных источниках распространилась среди россиян. Ведь каждый, кто приезжал сюда лечиться, «временно менял место жительства с лечебно-оздоровительной целью». И по приезде на курорт его ждали те самые прогулки и кавалькады, о которых мы уже вели речь.