Страница 11 из 13
— Да уж, — кивнул Константин Петрович, вспомнив историю своего собеседника. — Если вы верите в своё дело…
— Абсолютно. То есть на все сто процентов.
— А живёте вы где?
— Тут и живу.
Посетитель с недоумением оглядел книжные полки и представил старика запрыгивающим с подушкой в руках на самый широкий книжный шкаф.
— Ну не здесь, конечно. Там, за дверью, — хозяин указал в дальний тёмный угол помещения. — Там у меня в маленькой комнатке жилище оборудовано. Всё есть — диван, письменный стол. И даже печка. Я мёрзну очень, мне без печки нельзя, хоть у меня там отопление центральное проведено.
— Как же так — вы живёте в подвале, в сырости! Хоть бы комнатку на первом этаже нашли!
— Нашел, если бы хотел. Тем более что книги прекрасно поглощают влагу — особенно старые. Так что ревматизм мне не грозит. Но дело не в ревматизме. А в том, что я должен быть здесь. Здесь, рядом с книгами. Их же нельзя надолго оставлять одних — они как живые. Впрочем, вам, современным издателям, важно лишь, чтобы они приносили деньги, верно ведь?
— Бывают разные издатели, — с жаром ответил уязвлённый коммерческий директор и подумал про себя: «Вернусь — велю тут же пускать в продажу нового Бржижковского!»
— Бросьте, молодой человек, все на один покрой. Я заметил, что современная книга, внешне совсем не меняясь, переживает ряд удивительных превращений. Для автора она — любимое дитя, или целый мир, или отдельное живое существо. Для издателя — брошенное в землю зерно. Из которого, при хорошем уходе, может вырасти ветвистое дерево, увешанное золотыми монетами. А может не вырасти ничего. Для магазина книга — прямоугольный раскрашенный предмет из бумаги и картона, который занимает столько-то места на полке, стоит столько-то, приносит столько-то прибыли и ничем не отличается от других подобных предметов. Для читателя книга — снова целый мир или живое существо. Но если автор хорошо знает этот мир, это существо, потому что знакомился с ним постепенно, видел его проступающие контуры с каждым днём всё явственнее, то читатель падает в него, как Алиса в кроличью нору. Наверное, из всех участников этой цепочки больше всех повезло читателю.
— Вы прекрасно осведомлены! — воскликнул Константин Петрович.
— Чтобы понять историю, необходимо пристально вглядываться в современность, — непонятно сказал старик и снова отхлебнул чаю.
Посетитель притих и ещё раз с удовольствием вдохнул запах старых книг. Те, что стояли над головой у букиниста, почему-то пахли печеньем. Казалось, сейчас он возьмёт, не глядя, первый попавшийся томик, обмакнёт в чай и съест. Но этого, конечно, не произошло.
Повисло молчание. Хозяина оно, казалось, совсем не тяготило — здесь, в полуподвале, окруженный своими книгами, он привык молчать. Но деятельный ум коммерческого директора Тринадцатой редакции приказывал ему приступить к делу, ради которого тот сюда пришел. Цианид поглядел вокруг, отыскивая тему для разговора. Опустил руки в карманы. И вытащил — лотерейный билет! Он уж и забыл про него. На прошлой неделе или ещё раньше он получил его на сдачу, как ни пытался взывать к совести кассира, не имеющего права так нагло втюхивать покупателю то, что ему не нужно.
— Мне никогда не везёт в лотерею, — сказал он вслух и повертел в руках блестящий прямоугольник. — Зачем только они мне этот билет подсунули? Вот вы — верите, что я могу хоть что-то выиграть?
Букинист испытующе поглядел на посетителя. Потом взял у него из рук билет, рассмотрел со всех сторон и вернул обратно со словами:
— Верю. Вам должна улыбнуться большая удача. Вот, возьмите монетку и сотрите поскорее защитный слой.
Дрожащей рукой Константин Петрович вцепился в тёплый блестящий пятак ещё советских времён и начал неумело скрести по поверхности билета. Постепенно проступили буквы «Главный выигрыш».
— Главный выигрыш, здесь написано — главный выигрыш! — воскликнул Цианид. Глаза его загорелись.
— Видите, как славно, — фольклорно улыбнулся старик и потянулся к вязанью. — Теперь бегите за своим выигрышем, да поскорее. Пока везение вас не покинуло.
— Да, да! Спасибо вам! — уже с порога крикнул Константин Петрович.
Открылась беззвучно дверь, выпуская его на шумную улицу, пахнущую ветром и бензином. Солнце едва пробивалось из-за туч, по всем признакам намечался небольшой дождь — должно быть, осень всё же вспомнила о своих прямых обязанностях.
Таксист был слишком похож на «синтетического человека», приносившего еду, и потому Дмитрий Олегович не особенно рассчитывал на то, что его в самом деле выпустят в большой мир на поиски загадочного «целого». Но автомобиль въехал в город, и водитель вежливо поинтересовался, куда пассажир держит путь.
Пассажир попросил остановиться на обочине и дать ему время на размышление.
Итак, исходить надо из того, что есть. А есть у него загадка, которую он по дороге почти что выучил наизусть, но так и не смог разгадать.
Э, да ладно, что он теряет? Эрикссон же сказал, что искать можно сколько угодно, а значит, можно ошибаться и пробовать. Надо только начать. Но начинать тоже надо с чего-то. А в голове на разные лады крутилась одна лишь фраза: «Только лошадь и змея — вот и вся его семья».
Так ничего и не придумав, Дмитрий Олегович сказал водителю:
— Едем в центр. Я скажу, когда остановиться.
Он усмехнулся — слишком уж напомнил себе персонажа Савелия Краморова из «Джентльменов удачи», восклицавшего «Кто ж его посадит? Он же памятник!»
Ладно, это к делу отношения не имеет. Самое непонятное — вторая часть, которая «бывает больше целого». С неё и начнём. Больше целого… А не постамент ли памятника имеется в виду? «Чижик-пыжик» на Фонтанке, к примеру? Его постамент — вся набережная, а сама птичка — крошечная. Такси притормозило на светофоре. Из соседнего авто выглянула брюнетка с такими глазами, что Дмитрий Олегович на какое-то время позабыл и о чижике, и о загадке учителя. Брюнетка напомнила ему красавицу Лауру из фильма «Маленькие трагедии». «Жил на свете рыцарь бедный…» — промурлыкал он про себя. Да уж, не надо было Гуану искать кого-то, кто лучше Лауры, — тогда бы и Каменный гость остался на своём месте. «Жил на свете всадник медный…» — переиначивая слова, тихонечко пропел Дмитрий Олегович. Любил Александр Сергеевич памятники оживлять.
А что, если? Допустим, композиция из Петра, коня и змеи — это первая часть. Ага, ну, допустим. А постамент — то бишь Гром-камень, он же осколок скалы, — вторая. Скала — некая абстрактная, скала вообще — может быть больше памятника, да простит Пётр Алексеевич такие дерзкие мысли. А значит, может найтись такая скала, которая будет превосходить размерами целый памятник вместе с постаментом (ещё раз простите, ваше императорское величество). Искомое — собственно, «Медный всадник» — получило это название в честь одноимённой поэмы Пушкина, которая, как раз названа в честь памятника. Осталось только понять, что там внутри… И тут — молнией осенила отгадка. Конечно! Отец рассказывал, как один его приятель участвовал в реставрации всадника ещё в семидесятых. И внутрь, в саму статую, реставраторы поместили капсулу со своими именами и свежую газету. А в газете может быть опубликован фрагмент поэмы «Медный всадник»? Да запросто. В честь окончания реставрации великого шедевра Фальконе. И тогда сходится абсолютно всё! Ай да Маркин!
— На Сенатскую, к Петру, — распорядился он.
— Вас подождать? — предупредительно спросил синтетический таксист. — Всё оплачено.
— Ну подождите, — неуверенно отвечал пассажир.
Он вышел на улицу и удовлетворённо отметил, что солнце, ещё днём блестевшее на небе, как пошлый масленичный блин, скрылось за тучами. Шемобор торопливо зашагал вперёд, чтобы найти новые подтверждения своей догадки.
Всё пространство вокруг Медного всадника было огорожено. Тут и там можно было увидеть то человека с видеокамерой, то гражданку с мегафоном, то группу людей, устанавливающих свет или тянущих провод. На большом грузовом фургоне лаконично значилось «Ленфильм», и подсвеченный нарисованными софитами силуэт Медного всадника чернел на нём, как тень от памятника.