Страница 11 из 49
Тыква У нас в теплице есть обнова: тыква созрела! Шум какой! Как в клинике врача зубного чудак с раздутою щекой! Ой, как раздуло! Вспухла кожа, и тыквин облик стал таков: всю своротило набок рожу, вбинтованную в шесть платков. И тыква в кресле. Тыкве круто придется от ножа и рук, от нас — студентов института сельскохозяйственных наук. Колумбов плод Лукошко я трясу, как бубен, и гул объемлет огород. Картошка! Здравствуй, серый клубень, Колумбом выявленный плод! Ты лезешь внутрь земной утробы, индейскому навстречу дню, — как будто хочешь из Европы взглянуть на древнюю родню. Под нож попался ты поэту, Колумбов плод, растенье-крот! И песнь торжественную эту тебе Сметанников поет. Дипломная Я понял: студенчество — это станица в больших огородах. Станица в столице. Казачество умных и сочных наук с плетнем из колонн и дорогой на юг. Тут циркуля шаг осторожный, цаплиный, посадка в седло молодой дисциплины, в чернильный колодец — журавль пера, и скоро в совхозы нам ехать пора. Мы кончим — и колос подымется втрое, мы кончим — и пчелы в невиданном рое, капуста как облако, дыня как дом, — когда мы окончим и в дело пойдем! Энтомология любви По своей к насекомым таинственной страсти — рассмотрела, узнала, и вот тебе здрасти! Ты словила меня на прожилках ботвы, я сдыхаю, как жук, на булавке любви. Не ползти мне по травам к тычинковым тварям, я ворочаюсь, Варюшка, Варя, Варвара! Не заглядывать в рыльце родного цветка, хоботочком не рыться, не ведать медка! Вы, ребята, мечтаете: вот полюбить бы! Вот я рыцарь, заколотый на поле битвы, я, убитый бессонной мечтой про нее, нежным варваром, в сердце воткнувшим копье. Всем видна твоя в сердце булавка, Варвара, и сижу я, и жду на скамейке бульвара. В шесть часов ты покажешься из-за стола, и застряла во мне часовая стрела. Называешь: «жучок», издеваешься: «рыжий», и смеешься, меня подвигая поближе, так что даже профессор в зеленых очках говорит тебе: — Варя, не мучьте жучка! Мучь! Не слушай профессора! Мучь и домучай! И коли меня глубже булавкой колючей, если ж вырву из сердца занозу любви — легкой сеткой ресниц, о Варвара, лови! На Волге Рыба отдана солнцу в засолку. Подкатаем порты — и на Волгу! И река же у нас, и жара ж — свой Египет у кранов и барж. Волга — Нил, Жигули — пирамиды! На пшеницу отменные виды! Что ни парень — то копт и феллах, почерневшие в летних делах. Берег волжского Нила. На оном я районным хожу фараоном, и одна из приволжских Изид мне сушеною рыбой грозит. Аллигаторов тут не богато, — с нивелиром тут есть ирригатор, что ж касается нашего Ра — есть заря, и гора, и жара! Эй, ребята, снимайте портянки! Рыть каналы для ржи-египтянки! Время — климат и Волге менять! Это надо суметь и понять! Практическая степь Я — поэт и ботаник, хожу по степи, приминая колючки, цветы и шипы, я не степью хожу, я хожу по аптеке, разбираясь в зеленой фармакотеке. Беспредельная степь, бесконечная степь, ты — природой написанный длинный рецепт! За полоской слабительных резко запахли удивительно сильные мятные капли. Масса детской присыпки качается тут, и добротные рвотные дико растут, дозирована точно, вспухая и спея, летним солнцем отвешенная фармакопея. И мне видится: тонкие корешки превращаются в сладкие порошки, и качаются склянки с ромашкой на пробке, и пилюли слагаются с веток в коробки. Вы горячкой больны — вам накапали степь, вы в жару — нате степь на горчичном листе! Шприц шипа тут растет с одуванчиком зонда. Пациент — я вхожу в кабинет горизонта! Солнце начало сразу, склонясь у плеча, операцию глаз инструментом луча.