Страница 62 из 97
— Я ублюдок, и я позорю имя моего отца, — спокойно сказал я.
Тогда его слова снова раздались у меня в голове: Ты где-то берешь энергию, ублюдок. Это не твоя Сила. Ты думаешь, я не найду источника? И тут я испугался и ушел от его прикосновения, пряча в своем сознании Кузнечика. Все его зубы обнажились в улыбке.
В следующие дни мы играли в прятки. Я должен был впускать Галена в сознание, чтобы научиться Силе. Когда он был там, я танцевал на углях, чтобы сохранить свои тайны. Я прятал не только Кузнечика, но и Чейда, и шута, и Молли, и Керри, и Дирка, и другие, еще более старые секреты, которые не открывал даже самому себе. Он искал их все, а я отчаянно прятал их от него. Но несмотря на все это, а может быть, благодаря этому я чувствовал, что все лучше овладеваю Силой.
— Не издевайся надо мной, — взревел Гален после очередного контакта. Остальные студенты обменялись испуганными взглядами, и это еще больше разъярило его. — Занимайтесь собственными упражнениями! — закричал Гален.
Он отошел, потом внезапно резко повернулся и бросился на меня. Он бил меня кулаками и сапогами, и, как некогда это делала Молли, я не придумал ничего лучшего, чем закрыть живот и лицо. Удары, которыми он осыпал меня, скорее напоминали вспышку детской раздражительности, чем атаку мужчины. Я чувствовал его беспомощность, а потом с ужасом понял, что отталкиваю его. Не так сильно, чтобы Гален почувствовал это, но достаточно сильно, чтобы его удары не попадали в цель. Больше того, я знал, что моих действий он не замечает. Когда наконец он опустил кулаки и я осмелился поднять глаза, мне мгновенно стало ясно, что я победил. Потому что все остальные на башне смотрели на мастера со смесью отвращения и страха. Он зашел слишком далеко даже для Сирен. Побелев, Гален отвернулся от меня. В это мгновение я почувствовал, что он принял решение.
В тот вечер я вернулся в свою комнату ужасно усталым, но слишком возбужденным, чтобы заснуть. Шут оставил еду для Кузнечика, и я дразнил щенка большой говяжьей костью. Он вцепился зубами в мой рукав и терзал его, а я держал кость так, чтобы он не мог ее достать. Эту игру Кузнечик очень любил и сейчас тряс рукав с поддельной яростью. Он вырос, стал почти взрослым, и я с гордостью ощупывал мышцы на его плотной шее. Свободной рукой я дернул его за хвост, и он, рыча, бросился на нового нападающего. Я перехватывал кость то одной рукой, то другой, а Кузнечик щелкал зубами вслед моим движениям.
— Дурачок, — дразнил я его, — ты можешь думать только о том, чего хочешь. Дурачок, дурачок.
— Весь в хозяина.
Я вздрогнул, и Кузнечик в тот же миг схватил кость. Он спрыгнул с кровати с добычей в зубах, удостоив шута только легким взмахом хвоста. Я сел, задыхаясь.
— Я даже не слышал, как дверь открылась. И закрылась.
Шут пропустил мои слова мимо ушей и перешел прямо к делу:
— Ты думаешь, Гален позволит тебе победить?
Я хитро улыбнулся:
— А по-твоему, он может этому помешать?
Шут со вздохом сел рядом со мной.
— Я знаю, что может. И он знает. Чего я не знаю, так это хватит ли у него беспощадности, но подозреваю, что хватит.
— Пусть попробует, — сказал я легкомысленно.
— Тут от меня ничего не зависит. — Шут оставался серьезным. — Я надеялся отговорить тебя от напрасных попыток.
— Ты хочешь предложить мне сдаться? Теперь? — Я не мог в это поверить.
— Хочу.
— Почему? — спросил я.
— Потому что, — начал он и остановился, расстроенный. — Я не знаю. Слишком многое сходится. Может быть, если я вытащу одну нить, не получится узла.
Меня охватила усталость, и прежний подъем моего триумфа рухнул перед его угрюмыми предостережениями. Мое раздражение победило, и я огрызнулся:
— Если не можешь говорить прямо, зачем вообще говоришь?
Он молчал, как будто я его ударил.
— Этого я тоже не знаю, — проговорил он наконец и поднялся, чтобы уйти.
— Шут… — начал я.
— Да, я шут. Королевский дурак. — И он ушел.
Итак, я был упорен и набирал силу. Я все нетерпеливее воспринимал наше медленное обучение. Мы раз за разом повторяли одни и те же упражнения, и остальные начинали усваивать то, что казалось мне таким естественным. «Как они могут быть так закрыты от остального мира, — думал я. — Почему им было так трудно открыть свой разум для Силы Галена?» Моей задачей было не открываться, а скорее держать скрытым от него то, чем я не хотел делиться. Часто, когда он небрежно касался меня Силой, я чувствовал, как он шарит в моем разуме. Но я ускользал.
— Вы готовы, — заявил он в один холодный день.
Вечерело, потому что самые яркие звезды уже выступили на темно-синем небе. Я жалел об облаках, которые вчера посыпали нас снегом, но хотя бы не пропускали самый сильный холод. Пытаясь согреться, я шевелил онемевшими пальцами ног в кожаных туфлях, которые нам недавно разрешил Гален.
— Прежде я касался вас Силой, чтобы познакомить с ней. Ну а сегодня мы попытаемся прийти к полному единению. Вы будете тянуться ко мне, как я тянусь к вам. Но будьте внимательны! Большинство из вас успешно сопротивляются восторгу, который дает погружение в Силу. Но то, что вы ощущали до сих пор, было лишь легчайшим прикосновением. Сегодня будет иначе. Сопротивляйтесь искушению, но оставайтесь открытыми Силе.
И снова он начал медленное кружение среди нас. Я ждал с тревогой, но без страха. Я ждал этой попытки. Я был готов.
Некоторые явно провалились и были выруганы за лень или за глупость. Август удостоился похвалы. Сирен получила удар арапником за то, что тянулась вперед слишком нетерпеливо. А потом Гален подошел ко мне. Я приготовился к тяжелой борьбе. Я ощутил прикосновение его сознания к моему и осторожно ответил ему.
Вот так?
Да, ублюдок, вот так.
И несколько мгновений мы удерживали равновесие, как дети на качелях. Я чувствовал, что он укрепляет наш контакт. Потом внезапно Гален ворвался в меня. Из меня словно вышибли дух, только не физически, а мысленно. Я мог набрать воздух в легкие, но не мог владеть своими мыслями. Гален захватил мое сознание и пытался уничтожить мою сущность, а я был бессилен ему помешать. Он победил, и он знал это. Это был миг его торжества. Но именно в этот миг я нашел выход. Я вцепился в Галена, пытаясь овладеть его сознанием, как он моим. Я схватил его и держал, и какой-то миг я знал, что я сильнее и могу вбить в его сознание любую мысль, какую захочу. Нет!!! — завизжал он, и я смутно понял, что некогда он так же боролся с кем-то, кого презирал. С кем-то другим, который тоже победил так же, как это собирался сделать я. Да! — настаивал я. Умри! — приказал он мне, но я знал, что не умру. Я знал, что должен победить, и собрал волю в кулак, вцепившись в Галена еще крепче.
Силе все равно, кто победит. Она не позволяет никому отвлечься даже на мгновение. Но я отвлекся. И когда я сделал это, я перестал остерегаться того экстаза, который есть и мед, и жало Силы. Эйфория нахлынула на меня, захлестнула с головой; и Гален тоже погрузился в нее, больше уже не трогая мое сознание, а только пытаясь вернуться в свое.
Я никогда не испытывал ничего, подобного этому мгновению.
Гален назвал это удовольствием, и я ожидал приятного ощущения вроде тепла зимой, или аромата розы, или сладкого вкуса во рту. Но это не походило ни на что. Удовольствие — это слишком плотское слово, чтобы описать то, что я испытывал. Это не имело ничего общего с кожей или телом. Это заливало меня, лилось сквозь меня волной, которой я не мог противостоять. Эйфория потоком струилась сквозь меня. Я забыл про Галена, я забыл про все. Я чувствовал, что он бежал от меня, и знал, что это важно, но мне было безразлично. Я забыл обо всем, кроме обуревающего меня восторга.
— Ублюдок! — взревел Гален и ударил меня кулаком в висок.
Я упал, беспомощный, потому что боли было недостаточно, чтобы вырвать меня из чар Силы. Я чувствовал пинки Галена, знал, как холодны камни подо мной, царапавшие меня. Но плотный удушающий покров эйфории не давал мне почувствовать, что меня бьют. Мое тело страдало, но разум уверял, что все хорошо и нет никакой необходимости сопротивляться или спасаться бегством.