Страница 2 из 12
— Ты ошибаешься. Ученый обещал нам — почти каждый день обещал, — что выведет из Купола. Он рассказывал о прекрасном месте, где нет опасностей и нечего бояться. Там безопасно и тепло и много других человеков. Это страна Молока и Меда, Плодов и Солнца. Он так ее называл, а еще иногда Землей Обетованной. И всегда, говоря о побеге, он утверждал, что мы убежим все вместе.
— Серьезное обещание.
Она поджимает губы:
— Да. Но мы в этом нуждались. Пойми, мы — все мы, — родились в Куполе. И были уверены, что там и умрем, прожив тяжелую жизнь в неволе. Это жалкое существование, правда. Ученый появился ниоткуда и одним своим обещанием смог изменить всю нашу жизнь. Он дал нам надежду. Мальчики — особенно Джейкоб, — изменились до неузнаваемости. Вот что делает надежда. А мы ведь даже не знаем, что такое мед и молоко, — добавляет она с улыбкой.
— Так доверять какому-то обещанию…
Она пристально смотрит на меня:
— Ты не знал его так, как мы.
Я едва не вздрагиваю, так мне больно от ее слов, но успеваю овладеть собой. У меня было достаточно времени научиться справляться с эмоциями.
— Ты не хочешь его найти? — спрашивает она. — Разве тебе совсем неинтересно, куда он мог деться?
Я застываю. Честно говоря, я мало о чем думал, кроме этого.
На ее лицо падают блики лунного света, отраженного от воды.
— Ответь, Джин, — шепчет она, глядя мне в глаза.
Я молчу, ее слова — ты не знал его так, как мы, — все еще звучат у меня в голове. Сколько я мог бы ей рассказать. Сказать, что человека, которого они знали как Ученого, я звал Отцом. Что я жил с ним, играл с ним, говорил с ним, изучал город с ним, слушал его истории. Знал, что, когда он спит, его суровое лицо расслабляется и сквозь суровые черты проглядывает маленький мальчик; тогда он тихо похрапывал, а его огромная грудная клетка поднималась и опускалась. Что я провел с ним больше времени, чем они, и что мы были куда ближе. Что он любил меня, и любовь отца и сына связывает куда сильнее, чем что бы то ни было.
Вместо этого я просто тру палочки друг о друга.
— Как тебе должно быть тяжело, Джин, — тихо говорит она.
Я молча сажусь поудобнее.
— Твои секреты, — шепчет она, — съедят тебя изнутри. — С этими словами она встает и идет к остальным.
Через несколько часов дождь прекращается. Солнечный свет падает на нас сквозь разрыв в облаках, и ребята кричат от радости. Джейкоб говорит, что теперь все в порядке: у нас есть и скорость, и солнце.
— Утритесь, охотники! — дерзко кричит он.
Остальные геперы со смехом поддерживают его.
— Утритесь! — смеются они.
Но я не могу разделить их веселье. Каждый новый дюйм между нами и охотниками означает еще один дюйм между Пепельным Июнем и мной.
Последние дни я видел ее в самых неожиданных вещах, например в фигурах облаков. Или в силуэтах гор на востоке, которые становятся все ближе, с каждой секундой, с каждой новой волной, которую мы преодолеваем. Я чувствую, что петля на ее шее затягивается все туже. Меня гложет вина. Она пожертвовала собой ради меня, оставшись одна в Институте геперов. Она пытается держаться там в ожидании помощи. Помощи, которую я не смог оказать. Думаю, она уже поняла, что я не вернусь. Что я ее подвел.
Ребята продолжают кричать, их легкомыслие становится практически видимым, блестящим на солнце. Теперь они кричат об Ученом и о Земле Обетованной.
Я слышу звук шагов, кто-то бежит ко мне. Это Бен.
— Иди к нам на палубу, Джин, — он широко мне улыбается, — там намного теплее.
Я отвечаю, что мне лучше не выходить на солнце.
— Ну же, давай, — он тянет меня за руки, но я отталкиваю его.
— Я не могу, я не привык к солнцу. У меня кожа сгорит, она не такая темная, как у геп… — я успеваю замолчать, когда уже слишком поздно.
Бен мрачнеет и возвращается на яркий свет, а я остаюсь один в темной и сырой каюте.
Все больше солнечных лучей пронзает облака и падает на землю, и земля раскрывается им навстречу, расцвечиваясь сочными цветами — зеленью лугов и темной синью реки.
До вечера я слышу их голоса сквозь щели. Мы все в одной лодке, но мне кажется, что они очень далеко. Солнечный свет льется на нас, и, хотя мое тело он сейчас не обжигает, совесть болит еще сильнее.
Время к вечеру. Они раскинулись на палубе, как греющиеся на солнце собаки, и дремлют. Они устали и голодны, впалые животы урчат даже во сне. Подошла моя вахта у руля. Я впитываю звуки волн, бьющихся о дерево лодки, — ритмичный глухой звук, который меня неожиданно успокаивает.
От легкого покачивания меня клонит в сон. Эпаф не спит, я вижу, как он склонился над тетрадью и рисует что-то, полностью погрузившись в свое занятие. Не в силах справиться с любопытством, я заглядываю ему через плечо. Он рисует Сисси: она стоит на скале у водопада, подняв изящную руку и глядя вперед, на бесконечный горизонт. Водопад сверкает, как если бы в его водах катились тысячи рубинов и алмазов. На Сисси шелковое платье без рукавов, грудь у нее больше, а талия тоньше, чем на самом деле. Кто-то стоит позади нее. Спустя мгновение я понимаю, кто это: это Эпаф, но на рисунке его руки бугрятся мощными мускулами, на мощном теле блестит лунный свет. Одну руку он положил на талию Сисси, а другой с подчеркнутой нежностью касается ее бедра. Сисси закинула руку назад и запустила пальцы в его волнистые волосы.
— Ну и воображение у тебя, — говорю я.
— Что! — он захлопывает альбом. — Ты, маленькая скотина.
— В чем дело? — сонно моргая, бормочет Сисси.
— Успокойся, — говорю я. — Когда закончишь с этим своим… рисунком, помоги мне у руля. Течение усилилось.
Я иду обратно и поворачиваю рулевой шест, пока лодка не выправляется. Из каюты доносится грубый голос Эпафа.
Через несколько минут мне на помощь приходит Дэвид, не Эпаф.
— Ого, — смотрит он на реку, хватая второй шест, — а мы быстро плывем.
Эпаф спорит с Сисси на корме. Он стоит, растопырив руки, пытаясь удержать равновесие. Сисси отрицательно качает головой, показывая на небо, где все еще висят тучи, пусть и пронизанные солнцем. Эпаф, оживленно жестикулируя, приближается к ней. Они продолжают спорить, но река так шумит, что я не могу разобрать ни слова. Подхожу ближе.
— …Река, — доносится до меня.
— О чем вы спорите?
Эпаф сердито смотрит на меня:
— Ни о чем.
Я поворачиваюсь к Сисси:
— Так что с рекой?
— Она мокрая, — огрызается Эпаф. — А теперь можешь пойти заняться своими делами.
— Вы хотите пристать к берегу, — обращаюсь я к Сисси, — поохотиться.
Сисси молчит, стиснув зубы, и смотрит на воду.
— Послушайте меня, — говорю я. — Это ошибка. Не надо этого делать.
— Твоего мнения никто не спрашивал. — Эпаф встает между мной и Сисси.
— Сойти на берег будет ошибкой, Сисси, — я обхожу Эпафа. Даже со спины видно, насколько он раздражен. — Разве прошлая ночь ничему нас не научила? Они…
— Я сказал, занимайся своими делами. Какое из слов тебе непонятно? Иди приготовь канаты. Нам надо будет привязать лодку, когда мы причалим.
— С ума сошел? Они собираются нас съесть…
— Круто. Сам додумался? — Эпаф резко поворачивается ко мне, в его взгляде явно читается неприязнь.
— Да послушай ты! Они могут все еще за нами следить…
— Нет. Не могут, — говорит Эпаф. — Ты что, вообще ничего о них не знаешь? Удивительно как плохо ты в них разбираешься, учитывая, где всю жизнь прожил. Сюрприз, мальчик, на солнце они сгорают. И кстати — еще один сюрприз, — солнце как раз сейчас светит.
— Его недостаточно. Они умные, они умеют импровизировать, у них есть технологии и цель. Ты зря их недооцениваешь. Очень зря.
— Единственное, что есть на берегу, это еда, — рявкает Эпаф, — там куча всякого зверья, как в зоопарке. Я видел уже трех луговых собачек. Все, теперь мы с Сисси без тебя решим, что делать.
— Эпаф, — качает головой Сисси. — Я не знаю. Может, это и вправду слишком опасно.