Страница 20 из 75
Наиболее резко против посылки делегатов на IV съезд Советов выступил уполномоченный от Путиловского завода Н.Н. Глебов. "Что делегаты скажут там, на "съезде"? — рассуждал он. — Что он нехорошо составлен — большевистски, и потому не имеет права решать вопросы за страну. Ну а если бы "съезд" был меньшевистский. Что тогда? Имел бы он право?" В своем выступлении Глебов высказался против той навязчивой идеологии "Учредиловки", которая была заложена в основу обсуждавшейся декларации. Он, в частности, заявил:
"В вашей декларации, которую вы даете делегатам, указано еще "Учредительное собрание" — поверьте мне: для данного переживаемого и еще не изжитого, максималистского периода, это плохой лозунг. Вообще Учредительное собрание можно сравнить для спокойного времени с хорошим белым хлебом, для данного времени это паштетный пирог с уткой, а вы ставите это единственной задачей того дня, в который народ русский ест мякину, конину и даже овес. Для этого нужно быть большим, почти больным мечтателем, и, по-моему… неисправимо вредным".
Страстная аргументация Глебова собранием не была услышана. В то время "революционная действительность" была такова, что организаторы того или иного мероприятия, как правило, могли рассчитывать на успех. Недовольные и случайные люди на них обычно оказывались в меньшинстве. Не стало исключением и первое заседание ЧСУ ФЗП. Голосование по вопросу о необходимости отправки делегации на IV съезд Советов дало следующий результат: за — 61 голос, против — 8, воздержалось — 19. Принимается решение, что избранная делегация должна действовать как коллегия. В ее состав вошли: Измайлов (Балтийский завод), Орлов (Парвиайнен), Зиницкий (завод Речкина), Каммермахер (Всероссийский союз печатников), Розенштейн (Путиловский завод), Абрамов (Семянниковский завод), Соловьев (Вагонные мастерские Николаевской железной дороги), Кононов (член Совета), А.Н. Смирнов (Патронный завод), Борисенко (Трубочный завод). Сопко (Обуховский завод). Глебов, выдвинутый Путиловским заводом, свою кандидатуру с голосования снял.
Еще более согласованным, чем голосование по составу делегации, оказалось голосование по декларации, оглашенной Смирновым. В протоколе значится, что принята она единогласно. Из этого следует, что Глебов, Никифоров и, возможно, некоторые другие участники собрания уполномоченных в голосовании не участвовали.
Следующее собрание уполномоченных состоялось 15 марта. Среди его участников были уполномоченные от Путиловского завода, Обуховского завода, фабрики Паль, Семянниковского завода, Трубочного завода, Паровозостроительных мастерских Николаевской железной дороги, Пороховых заводов, Балтийского завода, Русско-Балтийского авиационного завода, Русско-Балтийского воздухоплавательного завода, Типографии Народного Банка, Типографии бывшего Градоначальства, 1-й Государственной типографии, 6-й Государственной типографии, 9-й и 10-й Государственных типографий, Типографии Маркуса, Общества электрического освещения 86 года, Экспедиции заготовления государственных бумаг, Управления Николаевской железной дороги, Мастерских Северо-Западной железной дороги, Общества "Гелиос" и др. предприятий города.
Как и первое, второе собрание началось отчетами с мест: постепенно эта практика станет традиционной для ЧСУ ФЗП. В выступлениях представителей от предприятий города звучала все та же неудовлетворенность своим положением, апатия, неуверенность в завтрашнем дне. Так, Кононов от имени рабочих Арсенала подтвердил, что и у них на предприятии "распоряжения об эвакуации разрушили всю работу". "Пустить вновь завод нет почти никакой надежды", — сокрушался он. Расчеты на Арсенале приняли к марту массовый характер. Рабочих увольняли сотнями. Когда делегация от завода обратилась к властям с просьбой выделить деньги для выплаты рабочим, ей ответили, что денег не будет, потому что арсенальцы когда-то получили лишние. О неудовлетворительном положении с работами по разгрузке сообщал представитель Трубочного завода Зотов. Власти могли выделять заводу только 15 вагонов в сутки, что было явно недостаточно. Васильев, представлявший Русско-Балтийский воздухоплавательный завод, жаловался: "Вывозят ценные вещи, а мы остаемся. Разве мы менее ценны для промышленности, чем машины?"
О недовольстве политикой большевиков говорил уполномоченный от Обуховского завода Корохов. По его словам, прежде на заводе существовали различные комиссии, в том числе демобилизационные. Но большевики своим хозяйничаньем все разрушили. К эвакуации вроде бы приступили, что-то даже вывезли, но потом заявили, что по дороге выбросили. "Теперь будет управлять тот, кто даст хлеб", — заявил он. Общее настроение выразил в своем сообщении уполномоченный от Ижорских заводов Зимин. По его убеждению, "эвакуация — это детские разговоры", поскольку реально "можно вывезти только в крайнем случае ценные машины и часть металла". "Рабочие волнуются, — продолжал он свое выступление, — почему комиссары уехали, а мы не можем". По его словам, некоторые рабочие поговаривали даже о "взрыве поездов", их еле удалось сдерживать.
Подводя итоги обсуждения положения на местах, Б.О. Богданов выделил основные вопросы, над которыми теперь, по его мнению, следовало детально поработать ЧСУ ФЗ. Это вопросы об эвакуации, безработице, продовольствии, организационный вопрос. Особо докладчик остановился на последнем из них. Пафос его выступления свелся к тому, что политика большевиков разрушает социалистические иллюзии пролетариата. Надвигается буржуазная контрреволюция. А встретить ее во всеоружии рабочие не смогут, поскольку их организации находятся в кризисе, подчинены государству, не имеют самостоятельности. Из этого вытекала первейшая необходимость борьбы за независимость пролетарских организаций.
Мысли, содержащиеся в докладе Богданова, собственно говоря, разделялись большинством участников конференции. Однако само понятие "независимости" организаций рабочего класса понималось разными ее участниками неодинаково, далеко не все рабочие делегаты готовы были верить словам умеренных социалистов, даже тогда, когда те озвучивали мысли, созвучные их собственным. Результатом этого стала полемика, неожиданно разгоревшаяся после выступления Богданова. Возмутителем спокойствия вновь оказался Глебов. "Фраза Богданова о независимости рабочих организаций приятно меня поразила, — начал свое выступление он. — Но это пока шифр. Мы еще не знаем, как надо понимать "независимость" и как ее понимает т. Богданов. Независимость, по-моему, это свобода от кружковщины, от преобладающего интеллигентского влияния. Это классовая независимость, в смысле проявления рабочими их максимальной самостоятельности".
Позиция Глебова вновь встретила понимание части уполномоченных от рабочих. Так, Шишков, делегированный 10-й Государственной типографией, также выразил сомнение по поводу искренности намерений некоторых лидеров движения. "Всюду идет борьба за власть, — пояснил он свое понимание ситуации. — Когда у власти одна партия, другой приходится туго. Правительство Керенского расстреливало большевиков, теперь большевики расстреливают, и другие хотят их сбросить. Надо обуздать их". Стенограмма не совсем ясно передает мысль Шишкова. Но, по всей вероятности, он имел в виду, что нужно обуздать и большевиков, как злоупотребляющих властью, и некоторых чересчур ретивых оппозиционеров, готовых бороться с большевиками за власть, но не за интересы рабочих. Именно так трактовать слова Шишкова позволяет завершающая часть его выступления. Он, в частности, заявил: "Эвакуация должна производиться. Мы, печатники, остаемся здесь. Нам придется строить организацию, и мне думается, нам придется создать беспартийную рабочую организацию, а лозунги некоторых по-старому партийно-фракционные, и это плохо".
Выступления Глебова и Шишкова вызвали шквал негодования в рядах правосоциалистической части участников конференции. Богданов и другие главные действующие лица, впрочем, предпочли промолчать, выставив вперед рядовых участников движения и его формальных лидеров. Так, представитель союза аптекарских служащих Паперно заявил, что, по его мнению, никаких оснований для заявлений Глебова и Шишкова не имелось, поскольку, как он утверждал, "к власти стремятся только большевики". Категоричен в своих суждениях был Кефали. Он подчеркнул, что обозначенные Глебовым проблемы уместнее было бы решать в "нормальной стране и в нормальное время". Что же касается существа поставленных Глебовым вопросов, Кефали пояснил, что для него самого "независимость — это освобождение от полицейских, административных функций", которые взвалили на себя рабочие организации, взявшиеся решать вопросы экономического управления и возрождения государства совместно с большевистским правительством. Расширенное токование "независимости" рабочих организаций, как свободу от партийного диктата и доктринерства, с которым выступал Глебов, его явно не устраивало. С развернутой отповедью отступникам поспешил выступить Смирнов. По его словам, на него "две последние речи произвели невеселое впечатление". Он усомнился в конструктивности позиции, занятой Глебовым и Шишковым. Стоит ли во всех бедах винить интеллигенцию? По его мнению, поступать так, "значит идти по линии наименьшею сопротивления". "Интеллигенция действовала плохо, а мы где были?" — задавался он риторическим вопросом. Примирительную позицию постарался занять Ерманский. С одной стороны, он резонно возразил Глебову что "когда говорят о беспартийности, то это тоже своего рода партийность". С другой стороны, он признал, что "определенная узкопартийная политика создала дурной осадок, и, вероятно, только этим объясняется противофракционное выступление товарищей Глебова и Шишкова".