Страница 81 из 87
Погода менее поддавалась контролю. Метеорологи говорили, что она должна продержаться до конца года, и можно было только молиться Богу, чтобы они оказались правы. Один хороший южный порыв в последнюю ночь мог разрушить все предприятие.
Оставалась еще одна важная вещь: поведение самой армии. 12 декабря солдатам на Сувле и в АНЗАК в первый раз сообщили, что предстоит вывод, что кампания для них заканчивается. Люди были ошеломлены. Даже те, кто догадывался, что должно произойти что-то подобное, были озадачены, и, вероятно, это было более чем удивление. Это был неясный страх, ощущение, что происходит позорный и неестественный поворот событий. У большинства, несомненно, эти мысли уступили место чувству облегчения, и они были просто рады получить инструкции и убраться. Другие, и их было очень много, возмущались. У них тоже, как и у Руперта Брука, перед глазами стоял Константинополь, и они так же, как он, восклицали, уехав из Египта лишь восемь месяцев назад: «О боже! Я раньше никогда не был столь счастлив!» Все это было стыдно вспоминать сейчас, какое-то абсурдное и детское возбуждение, но появилась горечь бесконечных разочарований, смерти и трат, которые произошли за это время.
Последовала простая и быстрая реакция, и, возможно, она была порождена желанием избавиться от позора поражения, создать искусственный шанс для героизма, поскольку план такового не предусматривал: солдаты приходили к своим офицерам сотнями и просили оставить их в числе последних, кто будет покидать полуостров. Это был всего лишь жест, желание хоть как-то утолить гордыню, отдать дань уважения погибшим товарищам, но люди говорили об этом вполне серьезно. Ветераны возражали, что именно они заслужили это право, а вновь прибывшие настаивали, что им следует дать последнюю возможность отличиться. А поэтому не было необходимости искать добровольцев, чтобы оставаться в окопах до конца. Стояла лишь проблема выбора.
Но сейчас больше, чем героизм, требовались находчивость и дисциплина. Во вторую неделю декабря начался первый этап эвакуации. Каждый вечер после заката в анзакскую бухту и в залив Сувла входили флотилии барж и малых судов. И всю ночь шла лихорадочная работа: на борт грузили войска, животных и орудия. Первыми шли больные, военнопленные, а потом, все больше и больше, пехота. Солдаты молча спускались из окопов, их ботинки были обмотаны в мешковину. Звук шагов заглушался одеялами, выложенными на причале в несколько слоев. Наутро маленький флот исчезал, и все возвращалось в прежнее состояние. Как обычно, на причалах выгружались солдаты и запасы, те же самые команды мулов, нагруженных ящиками, пробирались к фронту от берега. И турки никоим образом не могли догадаться, что ящики на спинах мулов пусты или что высаживавшиеся солдаты — это специальная группа, чьей обязанностью было каждую ночь в темноте подниматься на борт, а потом каждое утро возвращаться на берег для того, чтобы ввести противника в заблуждение. Другой трюк был проделан с пушками. Каждую ночь стрельба прекращалась вскоре после наступления темноты с тем, чтобы дать туркам возможность привыкнуть к тишине и не догадаться, что в последнюю ночь происходит что-то неладное, когда последние солдаты покидают окопы. Точно так же пехоте было приказано не прекращать ружейного и пулеметного огня.
В конце второй недели декабря работа по этим предварительным этапам эвакуации успешно продвигалась.
Погода не менялась. Турки, очевидно, все еще ничего не подозревали и не предпринимали попыток атаковать. Но ряды британцев становились все тоньше и тоньше, и для того, чтобы поддерживать обман, по пыльным прибрежным дорогам отправляли колонны солдат и обозы, как и в прежние дни. Не была свернута ни одна палатка, а оставшиеся артиллеристы стреляли в два раза чаще и непрерывно перемещали свои батареи с одного места на другое. Вечером и утром загорались тысячи костров, на которых якобы готовилась пища. Все дневное время авиация союзников летала вдоль побережья в готовности отогнать любой германский самолет, который вдруг решится провести разведку.
15 декабря началось ускоренное выполнение плана. Всю ночь пароходы и баржи сновали взад-вперед между островами и берегом, и даже линкоры стали использоваться для транспорта. На берегу были приготовлены к уничтожению огромные кучи одежды, одеял, ботинок, фляг, шерстяных перчаток, тарполиновых покрытий, мотоциклов, консервированных продуктов и боеприпасов. Сотни ненужных мешков с мукой были политы кислотой, и, чтобы обезопаситься от пьянства, командиры частей вылили в море запасы ликера.
Утром 18 декабря офицеры, отвечавшие за погрузку войск, доложили, что половина контингента на плацдарме, то есть около 40 000 человек, и большая часть оборудования перевезены. И сектор АНЗАК, и Сувла превратились в наполовину опустевшие пчелиные соты, а солдаты, в них еще остававшиеся, были под большой угрозой вражеского нападения. «По ночам чувствуешь себя ужасно одиноко, — писал один британский солдат в дневнике. — Рядом ни единой души. Только возбуждение помогает нам оставаться на ногах, несмотря на усталость».
Сейчас все было готово к финальной стадии. В ночь на субботу 19 декабря предстояло эвакуировать 20 000 солдат, а в воскресенье, известное в плане операции как ночь «Z», — последние 20 000 человек должны были покинуть берег. У каждого была одна мысль: «Только бы продержалась погода!» Весь этот период солдаты на плацдарме мыса Хеллес, лишь в 13 милях отсюда, ничего не знали о происходящем.
Утро в субботу было отмечено мягким бризом, но море оставалось спокойным. Ночью в АНЗАК случилась небольшая тревога, когда вдруг вспыхнула одна из свалок на берегу, и все садившиеся на корабли солдаты застыли в ожидании, раскроется ли наконец операция. Но все обошлось.
Весь долгий день солдаты молча занимались последними приготовлениями. В туннель под турецкими окопами у подножия Чунук-Баира была заложена тонна взрывчатки и подготовлена к детонации. На грунте были разбросаны обычные мины и мины-ловушки, а чтобы в последнюю ночь на них не подорвались свои же солдаты, от окопов до берега мукой, солью и сахаром были размечены белые линии. Жесткий пол в окопах был специально разрыхлен пиками, чтобы заглушить шумы последнего отхода, а в местах, ближайших к турецким траншеям, на землю были положены разорванные одеяла.
АНЗАК являл собой проблему фантастической сложности. В некоторых местах британские окопы были в каких-то десяти метрах от турок. И все-таки каким-то образом солдатам удалось бесшумно выбраться из них и спуститься к берегу, не дав врагу повода заподозрить что-либо. Было придумано устройство для автоматической стрельбы из винтовки без участия человека. Это было изобретение, основанное на использовании двух керосиновых емкостей. Верхняя банка заполнялась водой, которая капала через отверстие в дне в пустую нижнюю банку. Как только нижняя банка наполнялась водой до достаточного уровня, она перевешивала, тянула за шнур, привязанный к курку, и винтовка начинала стрелять. Существовало несколько версий этого устройства: вместо воды кое-кто предпочитал применять бикфордовы шнуры и свечи, которые прогорали и освобождали давление на курок. Но принцип оставался единым, и полагали, что эпизодическая стрельба будет раздаваться еще полчаса или более после ухода последних частей. Таким образом, считалось, что все это даст хотя бы шанс уйти без потерь.
В субботу солдаты занимались подготовкой этих устройств. В ту ночь еще 20 000 человек сползли к берегу в Сувле и секторе АНЗАК и отплыли.
Утром в воскресенье турки организовали более интенсивный, чем обычно, обстрел побережья, используя новые снаряды, доставленные из Германии через территорию Болгарии. Флот и остававшиеся на берегу британские пушки ответили. Напряжение было невыносимым, и в течение дня оно все нарастало. Теперь наконец эти последние 20 000 солдат вернулись к тем же условиям, в которых они были в первых десантах в апреле. Генералы и адмиралы уже ничем им помочь не могли. Как и в первый день, они оказались в тупике, когда никто не знал, что же произойдет, когда воля одного-единственного солдата могла или всех погубить, или всех спасти. Они спокойно ждали. Многие в последний раз сходили к могилам своих друзей и поставили на них новые кресты, выложили короткие линии из камней и разровняли землю. Их волновало больше всего то, что они покидают своих друзей, и нечто большее, чем сентиментальность, побудило одного солдата сказать своему офицеру: «Надеюсь, они не услышат, как мы будем уходить к берегу».