Полукороль

Ярви улыбнулся, но не стал отрицать.

– Тебе повезло больше. Дядя Одем всегда спокоен, как стоячая вода.

Исриун нервно глянула на дверь.

– Ты не знаешь моего отца, как я.

– Тогда… я помогу тебе. – Половину утра он держал ее руку, и та не сильно отличалась от мертвой рыбины в его липкой ладони. Теперь она была совершенно другой – сильной, прохладной и очень живой. – Разве не в этом смысл супружества?

– Не только в этом. – Внезапно она оказалась очень близко, свет свечей отражался в уголках ее глаз, зубы сияли между приоткрытых губ.

От нее шел запах, ни сладкий, ни кислый, он не мог его определить. Слабый, но заставлявший его сердце скакать.

Ярви не знал, надо ли закрывать глаза, потом она закрыла, так что закрыл и он, и их носы неуклюже столкнулись.

Ее дыхание щекотало его щеку, и кожа от этого стала горячей. Пугающе горячей.

Ее губы лишь слегка задели его, и он отпрянул, как испуганный кролик, запнулся за свой меч и чуть не упал через него.

– Извини, – сказала она, отскочив назад и уставившись в пол.

– Это мне следует извиняться. – Для короля Ярви провел в извинениях довольно много времени. – Я самый жалкий мужчина в Гетланде. Несомненно, мой брат целовал тебя лучше. Больше практики… полагаю.

– Твой брат лишь болтал о сражениях, в которых он победил, – пробормотала она.

– Со мной такой проблемы не будет. – Он не знал, зачем сделал это – чтобы ее шокировать, или в качестве мести за неудавшийся поцелуй, или просто, чтобы быть честным – но он вытянул скрюченную кисть, одергивая рукав, чтобы она оказалась между ними во всем своем уродстве.

Он ждал, что она вздрогнет, побледнеет, шагнет назад, но она лишь задумчиво на нее смотрела.

– Болит?

– Не особо… иногда.

 Она потянулась вперед, скользнула пальцами по шишковатым суставам, надавила большим пальцем в скрюченную ладонь, и дыхание в его горле замерло. Никто никогда не трогал эту руку так, словно это была просто рука. Как часть плоти с теми же чувствами, что и у остальных.

– Слышала, ты все равно побил Кеймдала на площадке, – сказала она.

– Я лишь отдал приказ. Я давно понял, что не очень хорош в честных поединках.

– Воины сражаются, – сказала она, глядя ему в глаза. – Король командует. – И с улыбкой потянула его на помост. Хотя это был его зал, он шел с трудом, поскольку с каждым шагом все больше чувствовал себя нарушителем.

– Черный Стул, – пробормотал он, когда они дошли.

– Твой стул, – сказала Исриун, и, к его ужасу, коснулась кончиками пальцев идеального металла на ручке. Раздался шелест, от которого у Ярви по коже побежали мурашки. – Трудно поверить, что здесь это самая старая вещь. Сделанная руками эльфов до Разбиения Мира.

– Ты интересуешься эльфами? – пропищал он, ужаснувшись, что она захочет заставить его коснуться этой штуки, или, хуже того, сесть на нее, и в отчаянии пытался отвлечь внимание.

– Я читала все книги о них из тех, что были у Матери Гандринг, – сказала она.

Ярви удивленно посмотрел.

– Читала?

– Когда-то я готовилась стать министром. Я была ученицей Матери Гандринг до тебя. Обреченная на жизнь с книгами, растениями и тихими словами.

– Она никогда не говорила. – Похоже, у них было больше общего, чем он себе представлял.

– Я была помолвлена с твоим братом, потому все и закончилось. Мы должны делать то, что лучше для Гетланда.

Они почти одновременно одинаково вздохнули.

– Мне все так говорят, – сказал Ярви. – Мы оба лишились Министерства.

– Но получили друг друга. И это… – ее глаза сияли, когда она в последний раз погладила идеальную кривую ручки Черного Стула, – внушительный подарок на свадьбу. – Кончики ее пальцев скользнули с металла на его ладонь, и он подумал, что ему очень нравится, когда они там. – Мы собирались обсудить, когда поженимся.

– Как только я вернусь, – немного хрипло сказал он.

Она еще раз сжала его иссохшую руку и отпустила.

– После твоей победы, мой король, я ожидаю поцелуя получше.

Глядя, как она уходит, Ярви был почти рад, что они не попали в Министерство.

– Я постараюсь не запнуться за меч! – крикнул он, когда она дошла до дверей.

Выходя, она улыбнулась ему через плечо, ее волосы засияли в дневном свете. Затем двери за ней мягко закрылись. А Ярви остался один на помосте, в центре всей этой тишины. И внезапно его сомнения разрослись даже выше Высоких Богов. Потребовалось ужасное усилие, чтобы повернуть голову к Черному Стулу.

Сможет ли он и в самом деле сидеть на нем, между богами и людьми? Он, кто с трудом заставляет себя прикоснуться к нему своим искалеченным недоразумением вместо руки? Ярви заставил себя потянуться, его дыхание участилось. Заставил себя прикоснуться дрожащим пальцем к металлу.

Очень холодный и очень твердый. Каким и должен быть король.

Каким был отец, сидя на Черном Стуле с королевским обручем на морщинистом челе. Его покрытые шрамами руки сжимали оружие, навершие меча всегда было в пределах досягаемости. Меча, который висел теперь на поясе Ярви, оттягивая непривычным весом.

«Я не просил полсына».

И Ярви отпрянул от пустого стула, даже менее достойно, чем когда на нем сидел отец. Не к дверям Зала Богов и ожидающей за ними толпе, но прочь, к статуе Отца Мира. Прижался к камню и нащупал пальцами трещину за гигантской ногой покровителя министров. В тишине открылась скрытая дверь, и Ярви скользнул в черноту за ней, словно вор, покидающий место преступления.

В цитадели было много тайных путей, но в Зале Богов их было больше всего. Проходы шли под полом, в стенах, в куполе. В старину министры использовали их, чтобы явить волю богов посредством небольших странных чудес – падающих перьев или дыма вокруг статуй. Однажды король воззвал к войне, и на сомневающихся воинов закапала кровь.

Переходы были темны и полны звуков, но Ярви их не боялся. Эти тоннели давно были его вотчиной. В темноте он прятался от пылающего гнева отца. От сокрушительной любви брата. От холодного разочарования матери. Он мог пройти из одного конца цитадели в другой, ни разу не выйдя на свет.

Здесь он знал все пути, как и полагается хорошему министру.

Здесь он был в безопасности.

5. Голуби

Голубятня, за века исчерченная пометом изнутри и снаружи, была на вершине самой высокой башни цитадели, и сквозь множество ее окон дул ледяной ветер.

Как ученик Матери Гандринг, Ярви должен был кормить голубей. Нужно было их кормить, учить их произносить сообщения и смотреть, как они взлетают в небеса, чтобы принести новости, поручения или угрозы другим министрам вокруг Расшатанного моря.

Из множества клеток, выстроенных у стен, на него смотрели голуби и один огромный орел с бронзовыми перьями, который, должно быть, принес сообщение от Верховного Короля в Скекенхаусе. От единственного человека вокруг Расшатанного моря, который мог сейчас что-либо требовать от Ярви. Впрочем, он сидел напротив пятнистой от экскрементов стены, уставившись на ноготь сморщенной руки, погребенный под горой требований, которые ему никогда не исполнить.

Он всегда был слабым, но почувствовал себя бессильным, лишь когда его сделали королем.

Он услышал шаркающие шаги на ступеньках, и через низкую дверь, тяжело дыша, вошла Мать Гандринг.

– Я думал, вы никогда сюда не ходите, – сказал Ярви.

– Мой король, – ответила Мать Гандринг, как только выровняла дыхание. – Тебя ожидают перед Залом Богов.

– Разве тоннели предназначены не для того, чтобы король мог сбежать?

– От вооруженных врагов. А не от своей семьи и подданных, не говоря уж о своей будущей невесте. – Она посмотрела на куполообразный потолок, на богов, изображенных на нем в виде птиц, зовущих в сверкающее небо. – Куда ты хотел полететь?

– В Каталию, возможно. Или в землю Альюкс, или по священной реке к Кальиву. – Ярви пожал плечами. – Но у меня и двух здоровых рук нет, не говоря уже о двух здоровых крыльях.