Что было, что будет

— На нем никто не ездит верхом? — поинтересовалась Стелла, когда они занесли пиццу в дом.

— Стелла, он бы рухнул, если бы кто-то на него взгромоздился. Ты сама его видела. Мистер Провислая Спина.

— Ладно, обещай только, что не станешь на нем ездить.

— С какой стати?

Хэп приподнял крышку с коробки пиццы и вдохнул пар. Сложная начинка в Юнити означала колбасу, грибы и перец.

— А с такой, что меня посещают отличные идеи. — Стелла надеялась, что ей удалось убедительно изобразить беспечность. — Я даже ими прославилась.

Стелла достала из шкафа несколько тарелок, хотя абсолютно не была уверена, что сумеет проглотить хоть кусочек.

— Вот как? — улыбнулся Хэп. — А разве ты прославилась не луком?

Стелла невольно расхохоталась. Дело было так: Синтия Эллиот рассказала Стелле, что ее брат Джимми советует всем направо и налево держаться от Стеллы подальше, заявляя, что над ней висит родовое проклятие невезения и генетических искажений. Можно подумать, Джимми Эллиот что-то смыслил в генетике. Он уже дважды провалил экзамен по естествознанию и теперь повторял курс. К тому же он был лгуном. Синтия рассказала Стелле, что кончика пальца он лишился на самом деле не из-за кусающейся черепахи, а потому что не знал толком, как завести газонокосилку. Девчонки, неизвестно почему, сохли по Джимми, но он если не таскался за Стеллой хвостом, то, по крайней мере, пялился на нее в кафетерии во время обеда.

Как-то раз Синтия и Стелла взломали шкафчик Джимми и оставили на его учебниках, ни один из которых, видимо, никогда не открывался, очищенную луковицу с воткнутой в нее булавкой. Это была шутка, но Джимми повсюду раструбил, что Стелла навела на него порчу, а все потому, что втюрилась по уши. Пройдет совсем немного времени, утверждал Джимми, и Стелла будет умолять его прийти к ней на свидание.

— Перестань, прошу тебя. Джимми Эллиот просто идиот. Какой нормальный боится луковицы?

После этого разговора Стелла повеселела и даже съела три куска пиццы, предварительно выковыряв все кусочки колбасы. Отец Хэпа поел в кабинете, перед телевизором, а доктор Стюарт разговаривал по телефону и в кухню вошел только тогда, когда Хэп и Стелла мыли посуду.

— Пойди спроси отца, не хочет ли он кофе, — предложил доктор Стюарт Хэпу.

Когда тот отправился в кабинет, доктор подошел к Стелле и остановился рядом. Он сразу понял, что эта девочка не пасует перед смертью, а это качество он ценил во всех людях. Лучше заглянуть в пропасть, чем отвернуться и бежать, как поступали многие.

Брок Стюарт видел столько смертей, что и не сосчитать, и его всегда поражало, насколько одна смерть отличалась от другой. Сильные мужчины, от которых он ожидал, что они уйдут легко, звали своих матерей и плакали. Почтенные граждане признавались шепотом, что готовы продать душу дьяволу, если нужно, в обмен на еще один день, еще один час, еще одно мгновение этой жизни, которой они так дорожили. Были и такие смерти, которых он панически боялся, терзаясь ужасом и печалью, безвременные кончины, проходившие, против ожидания, очень легко, словно вздох, словно камень, упавший в стоячую воду. К примеру, тот младенец, которого родила Лиза Халл почти пятнадцать лет тому назад. Он появился на свет с пороком сердца, серьезным и необратимым. В отделении для новорожденных Гамильтонской больницы Лизу с самого начала предупредили, что ребенок протянет самое большее несколько месяцев. К этому времени Лиза успела развестись с мужем, одним из кузенов Хатауэй, что жили в Бостоне, и тот поступил в торговый флот, поэтому у доктора Стюарта вошло в привычку наведываться в детское отделение и с печалью наблюдать, как угасает младенец.

Лиза позвала его, когда конец уже был близок. Она хотела, чтобы все случилось дома. Так все и произошло: они втроем оказались в Лизиной спальне в ее маленькой квартирке над чайной, когда за окном опустились сумерки. Доктор Стюарт еще по дороге туда попытался себя подготовить. Он предполагал, что это будет один из самых сложных уходов — новая жизнь оборвется едва начавшись, молодая мать останется ни с чем, но все обернулось не так, как он ожидал. Брок Стюарт к тому времени думал, что успел повидать многое, но он впервые стал свидетелем такой тишины и умиротворенности, какая была тогда в квартирке Лизы. Лиза держала дочку и в то же время отпускала ее, их дыхания слились в едином ритме, и только легкое дуновение, едва слышный вздох подсказал ему, что ребенка больше нет.

По опыту доктор Стюарт знал, что момент смерти всегда сопровождается выдохом, не похожим ни на какой другой. Словно душа поднимается из тела, чтобы слиться с воздухом, словно человеческая суть больше не может находиться в тисках плоти и крови. В этот самый момент Лиза Халл наклонила голову и поцеловала ребенка в губы; тогда его душа, видимо, перешла в нее. Они на целую секунду стали одним существом.

Доктор просидел с Лизой всю ночь. Он рассудил, что эта бедная женщина заслужила хотя бы это: ночь без сирен, карет «скорой помощи» и свидетельств о смерти. Она заслужила несколько часов покоя, когда весь мир замер. Утром, с первыми лучами рассвета, пронзившими небо, док Стюарт позвонил в Гамильтонскую больницу и указал время смерти — 5.30. Когда пришла пора, Лиза завернула ребенка в одеяло. Она была готова к приезду «скорой помощи».

«Благодарю, — сказала она, прежде чем спуститься вниз с ребенком на руках. — Вы не оставили меня, когда больше всего были мне нужны».

Брок Стюарт уже тогда был врачом с большим стажем. Он многое повидал: инфаркты, рак, медленно текущие болезни, внезапные смерти от несчастных случаев, как, например, было, когда двое мальчишек провалились под лед и замерзли насмерть, держась за руки. Но в ту ночь, когда умер младенец Лизы, Брок Стюарт сел в свой «линкольн», машину, способную проехать везде — через грязь, снег, наводнение, — и заплакал. В спальне Лизы Халл что-то произошло, какое-то откровение, которого доктор до тех пор не переживал. Он все время сражался со смертью, своим врагом, непобедимым чудовищем. И только теперь понял, что ошибался. Он словно видел один только камень, не замечая реки, поглотившей его. Смерть была его неразлучным спутником, он осознал это. Она следовала за ним рука об руку, когда он навещал больных, когда проходил по улицам, и была неотъемлемой частью того, чем он занимался — спасал жизни, принимал роды, побеждал лихорадки.

«Благодарю», — сказал он Лизе Халл, сидя в своей припаркованной машине и наблюдая, как карета «скорой помощи» медленно отъезжает от дома, направляясь в морг Гамильтонской больницы.

Вот почему он хотел, чтобы Хэп, которого он очень любил, стал врачом. Он хотел, чтобы внук тоже знал, каково это — переживать такие мгновения, каково это — сидеть в припаркованной машине, когда рассвет прогоняет ночь и небо сияет серебром; каково это — быть с кем-то рядом в самый важный для того человека час. Что ж, мальчик явно не создан для этого, зато эта девчушка, Стелла, — совсем другое дело.

— Того пациента доставили в клинику вовремя, — сообщил он, пока она вытирала тарелки. — Ты оказалась права. Разрыв печени. Больной потерял очень много крови, но шансы у него отличные. Врачи не теряют надежды. Хорошая новость.

Стелла едва сдерживала радостное волнение. Если она видела смерть, которой затем дали отпор, выходит, она предрекает не верную гибель, а всего лишь ее возможность? Так может быть, и другие смерти не обязательно произойдут, их удастся предотвратить, если повести себя правильно?

— Просто я в библиотеке проглядывала кое-какие книжки по анатомии, — сказала она доктору. — А там, в клинике, соединила вместе кое-какие симптомы и удачно угадала.

— Не просто удачно, а блестяще.

Стелла так возликовала от комплимента, что даже не нашлась что ответить.

— Я езжу в клинику каждую субботу. — Доктор старался говорить как ни в чем не бывало, избегая давления. Все равно с Хэпом и сыном Дэвидом оно не помогло. — По дороге заезжаю также в дом престарелых. Если интересно, могу тебя прихватить. Мне кажется, в тебе есть медицинская жилка.