Уроборос

На колокольню Нина отказалась забираться наотрез. Она увидела крутую кривую лесенку, похожую на лисью нору в один конец, и сказала, что подождет внизу. Пока она гуляла вокруг крыльца, Егор с таким энтузиазмом звонил в колокол, что распугал всех ворон над деревней. Даже облака слегка разошлись, и в просвет с любопытством выглянуло солнце. Церковный кот и тот ненадолго отвлекся от своих блох и тоже с удивлением посмотрел куда-то вверх.

Вернулся Егор очень довольный. На вопрос Нины ответил, что ему понравилось и что вид сверху вдохновляющий. Однако было что-то еще. От Нины не укрылись заговорщические взгляды, которыми они обменялись с батюшкой на прощанье.

Прошло несколько дней, Нина чувствовала всеобщее радостное оживление и немного злилась оттого, что не могла его разделить. Ее расспросы не увенчались успехом, все удивленно таращили глаза и разводили руками, и она окончательно убедилась в назревании какой-то интриги. В то утро Егор, разбудив Нину, долго обнимал и целовал, а потом попросил надеть на глаза повязку. Нина насупилась, поворчала, но в его голосе было столько радостной мольбы, что она согласилась. Егор накрутил ей на голову какой-то платок, попросил не подглядывать, довериться ему и ничему не удивляться.

Дальнейшее напоминало сон во сне. Вокруг Нины закрутился какой-то странный мир из запахов, звуков и прикосновений. В нем она была как кукла, беспомощная и бестолковая. Егор умолял ее расслабиться и не мешать, но Нина не сдавалась. Когда она поняла, что и правда будет много легче, если она перестанет подозрительно тянуть руки во все стороны, принюхиваться и прислушиваться, дело пошло быстрее.

Для начала ее одели во что-то явно чужое. Она пожаловалась, что в рукаве жмет и в боку колет, но Егор только поцеловал ее в лоб. Дальше была еще какая-то возня, шепот и тихие переругивания, потом все вышли из дома и отправились в поход. Альберт и Лиля поддерживали Нину с обеих сторон, но Егору вскоре надоело гадать, на каком повороте она свалится в кусты, он подхватил жену на руки и бодро зашагал вперед по слегка подмороженной тропинке. Спустя некоторое время они зашли в помещение. У Нины в тревожном предчувствии сжалось сердце. Здесь было жарко, пахло ладаном, слышалось шевеление толпы и потрескивание свечей. Егор снял повязку с ее глаз.

В белом платье она стояла перед алтарем. Рядом Егор, друзья и незнакомые люди за спиной в казавшейся теперь огромной церкви. Молодой священник внимательно посмотрел на них, кивнул и начал службу.

Мерно гудел его голос, за клиросом тихо пел хор, друзья держали над их головами венцы – те самые короны Ричарда III, на ней было платье Офелии, на Егоре сюртук Моцарта, и от жары и ладана у Нины начала кружиться голова. Ей казалось, что алтарь раскачивается в воздухе, то приближается, то медленно удаляется. И голос священника то звучит совсем рядом, то затихает где-то вдали. Она достояла до конца. Их благословили. Они поцеловались. Короткая процессия двинулась к выходу. На пороге на их головы посыпался рис вперемешку с конфетти. Собравшиеся оживленно галдели, кто-то фотографировал, кто-то утирал слезы, кто-то был уже пьян и счастлив. И все бы хорошо, если бы не одно обстоятельство. Нина и Егор были некрещеными.

Нина знала, что религиозность Егора всегда стремилась к нулю. Ее, впрочем, тоже. Она понимала, что он мог соврать, умолчать, в конце концов, просто заплатить священнику. И вот теперь, когда их без лишних вопросов обвенчали, подозрение, что они совершили ошибку, не отпускало.

Как Нина и предполагала, Егор ее не понял. Он придумал и устроил нечто особенное. То, что наверняка они оба запомнят навсегда. Остальное не имело значения. Нина не знала, во что верил Егор, но догадывалась, что меньше всего он верил в человека.

Нехорошее предчувствие преследовало, она упрекала себя за то, что доверилась Егору и не сняла повязку. Однако терзаться бесконечно невозможно. Постепенно тревога ослабела и жизнь, как река, потекла дальше, похоронив на своем дне еще одну человеческую глупость.

Нина втолкнула небольшой саквояж в купе и с силой захлопнула тяжелую дверь. Щелкнул замок, и она разрыдалась. Да что же это такое, в самом деле? Совсем расклеилась. Она утерла слезы и села у окна. До отхода поезда оставалось еще полчаса.

Жили неспокойно, но весело. Они были очень разными: он стоял обеими ногами на земле, а она вечно витала в облаках. Но и Егор кое-что понимал про облака, и Нина, как могла, старалась заземлиться. После женитьбы переехали в небольшую квартиру на Тишинке. Она принадлежала семье Егора и долгое время пустовала. Нина пришла в восторг, увидев это ободранное и запущенное жилье с рассохшимися рамами и гнилым паркетом. Егор правильно оценил энтузиазм и созидательный блеск в ее глазах и передал ключи и полномочия. Спустя три месяца он с раскрытым ртом стоял посреди квартиры, в которой знакомым казался только вид из окна.

Он в полной мере смог оценить талант самопровозглашенного строителя. Подчинившись семейной традиции, Егор закончил архитектурный вуз, но, получив диплом, так ни разу и не дотронулся до рейсфедера и линейки. После нескольких более или менее удачных попыток открыть свое дело он приобрел съемочные павильоны и мастерские по производству декораций. Егор очень хорошо угадал момент. Реальная жизнь была настолько несовершенной, а порой и невыносимой, что коллективное бессознательное требовало вымысла. Чего только ни снимали одуревшие от своих героиновых фантазий режиссеры и операторы. Однажды Егор приехал в павильоны, занятый телефонным разговором, прошел внутрь еще недостроенной декорации и опешил. Сомнений не было. Егор стоял внутри колоссальной женской вагины. Осмотрев алые стенки и с опаской заглянув в таинственную глубину, он в сердцах плюнул и ушел в кабинет. Но в целом ему нравилось. Дело спорилось, деньги прибывали, а мысль об искусственных мирах, построенных из ДСП и пенопласта под крышей металлического ангара, развлекала.

После беглого осмотра квартиры, Егор убедился в том, что Нина построила идеальную декорацию для их жизни. Пожалуй, он даже не ожидал того, что увидел. Не то чтобы он не верил в Нину, но она всегда казалась ему беззаботной и безалаберной, как ребенок. Она была редактором в небольшом издательстве, после того как они поженились, перешла на договор, на какую работу подписывалась, ту и выполняла.

Егора всегда удивляло, как ей удается хоть в чем-то навести порядок, ее мир казался ему миром хаоса. У нее всегда все было «наверное» и «скорее всего», а когда она говорила «да-да, конечно», ему казалось, что ничего точно не произойдет. Она с энтузиазмом подхватывала любую идею, но по мере приближения даты запланированного мероприятия – пьянки, поездки или прогулки – ее мозг начинал с энтузиазмом выискивать сотни причин и поводов для отходного маневра. Обаяние было ее второй натурой, ей все всегда прощали, но мысль о том, что в жизни Нины все сшито на живую нитку и держится на честном слове, не оставляла Егора.

Однако насколько он понимал, со своей работой она справлялась прекрасно, железной рукой правила тексты, уверенно расплетая запутанные хвосты деепричастных оборотов и вымарывая ошибки и описки. Точно так же расправилась она и с хаосом в квартире. Теперь здесь все было подчинено простой и ясной логике. Едва переступив порог, Егор ощутил устойчивое дежавю, казалось, он уже жил здесь. Все было знакомо, вещи стояли на своих местах, в обстановке не было ничего лишнего. Темная мебель, светлые стены. Картина точно там, где надо. Черно-белый шахматный пол, как он любил, на кухне и в ванной. Возможно, он ошибался в Нине, возможно, недооценивал ее способностей. Он думал, что они заедут на час, посмотреть, что и как, а оказалось, можно никуда и не уезжать. И они остались.

Со временем их друзья и приятели перезнакомились между собой. Егор с Ниной ни от кого не прятались, часто обедали и ужинали в компаниях, были желанными гостями и попутчиками, но все же окружающим казалось, что этим двоим вообще-то мало кто нужен. Обычные и не такие как все, в чем-то особенные, а в чем-то совершенно заурядные, они были свежеиспеченной парой влюбленных, еще одним вопросом к судьбе, на который та не спешила с ответом, как будто и сама пока сомневалась. Не то чтобы затаясь, но все же многие ждали, получится ли у них что-то или будет как у всех. Это «как у всех» пугало Нину, она часто перебирала их свадебные фотографии, что-то бормоча над ними, словно отгоняя враждебных и завистливых духов.