Страница 66 из 84
Сиг-то обнаружил книгу, где описывались его приключения. Но так ли обстоит дело с его, Рэса, приключением? Когда он придёт домой, он выпишет все имена, какие только сможет вспомнить. И он возьмёт Библию и прочитает ту её часть, где говорится о Данииле. Хотя он был уверен, что если там и упоминается где-нибудь дракон, то он бы помнил об этом из уроков в воскресной школе. «Даниил в логовище львов», эту историю он слышал несколько раз, ещё совсем маленьким мальчиком. И Шеркарер слышал, как об этом говорили рабы в Вавилоне.
А если Напаты и Мерое нет в Библии, тогда, может, он найдёт упоминание о них в учебнике по истории. До сих пор он ничего не читал в нём помимо того, что задавали в школе. Но в данном случае всё обстоит по-другому, более волнующе, потому что он сам стал частью истории. Шака постоянно говорит об Африке и том, что существует мнение, что у чёрных нет никакой настоящей истории, однако она у них есть. Может, в этих бумагах и книгах, которые постоянно таскает домой Шака, найдётся что-нибудь о Мерое и чернокожих фараонах, наподобие Пианкхея и… Рэс почувствовал нетерпение, ему захотелось побыстрее оказаться дома и просмотреть библиотеку брата. Вдруг ему показалось, что сушка белья длится уже целую вечность.
И тут в голову Рэса пришла новая мысль. Сиг сложил серебристого дракона, а он — синего. Но ведь там остались ещё два: красный и золотистый. Какие приключения связаны с ними?
Когда Рэс возвратился домой, мама была не на кухне и не занималась обычной субботней стряпнёй (маме нравилось самой готовить пироги; обычно она не пользовалась даже миксерами, если только не очень торопилась). Нет, она сидела в гостиной и плакала. У окна стоял папа, спиной к ним, сунув руки в карманы. Его сгорбившиеся плечи показывали, что он рассержен.
— Он уже взрослый, — говорил папа, когда вошёл Рэс.
— И он сейчас настолько охвачен этим безумием, что тебе нельзя даже спорить с ним! Однако я запрещаю подобные противозаконные разговоры в этом доме… ты понимаешь, Луиза?
Мама не ответила, а лишь продолжала плакать. И Рэс почувствовал, как в желудке у него всё сжалось, что происходило всегда, когда мама была расстроенной. Никто из родителей не посмотрел на мальчика, когда он вошёл с чистым бельём, и он почувствовал ещё большее беспокойство, чем обычно. Они словно совершенно забыли о нём. Не выдержав, он решил как-то напомнить о себе:
— Вот одежда, мама.
Но папа лишь повернулся и посмотрел на него.
— Джордж! — тон его голоса показал, что он действительно сердится, и, казалось, причиной этого является именно он, Рэс. Мальчик попытался понять, в чём же он виноват. Старый дом… картинка-загадка… Ага, вот в чём дело! И у него не было оправданий. Он почувствовал слабость, большую, чем обычно.
— Я так понимаю, ты отказываешься отвечать, когда в школе тебя вызывают по твоему собственному имени, — папа прошёл через всю комнату и остановился перед сыном.
Рэс был настолько удивлён этим обвинением, совсем не похожим на то, что он ожидал, что не сразу нашёлся, что ответить.
— Твой брат и упрям, и глуп, — продолжил папа. — Я не хочу, чтобы ты стал его копией, понятно! Тебя зовут Джордж Браун — и точка, никаких там африканских мумбо-юмбо! А его — Ллойд Браун. Если я услышу, что ты повторишь одно из его дурацких и опасных замечаний, то я прослежу, чтобы ты больше этого не делал. Твой брат просто разбивает сердце твоей матери. Только посмотри на неё — и посмотри повнимательнее, парень! Ты хочешь, чтобы она и над тобой также плакала? Хочешь? — голос папы возвысился почти до крика.
— Нет… нет, сэр, — пролепетал в ответ Рэс. Что же Шака… Ллойд… сделал?
— Хорошенько запомни мои слова! Твой брат выбрал свой путь. Он оставил этот дом, и он не вернётся сюда, пока не забудет всю ту чушь собачью, о которой он разглагольствовал сегодня утром! Я отдал свой долг нашей стране, — папа провёл пальцами по лицу, а потом потёр лоб, словно в том месте он вдруг почувствовал сильную боль, — я не хотел служить в армии, этого хотят очень немногие. Но тогда была война, и я верил в цели, за которые мы сражались. Я не африканец — я американец, и я горжусь этим — горжусь, ты понимаешь это! И я не собираюсь терпеть эти предательские разговоры в своём доме! Я лишь надеюсь, что со временем у Ллойда появится здравый смысл. У него неплохие мозги, так почему бы ему не напрячь их?
Папа отошёл обратно к окну. Мама вытерла слёзы бумажным носовым платком, который она вытащила из кармашка передника.
— Он неплохой мальчик — если отбросить всю эту его глупость, Эван. Он вернётся, я знаю, он вернётся. Я… что ж, они так удивили меня, эти его слова, что он собирается жить с этим ужасным человеком Али. Я думаю, что была потрясена. Но я знаю: всё кончится хорошо… Ллойд — хороший мальчик.
Папа произнёс что-то неразборчивое, и мама, встав, подошла и остановилась рядом с ним, положив руку на его плечо. Рэс проглотил комок в горле и поднял сумку с бельём. Итак, Шака ушёл, осуществив свои угрозы. Рэс видел однажды Али: худой мужчина с небольшой остренькой бородкой и быстрой и яростной манерой вести разговор. Именно у него Шака брал первые африканские книги.
Книги! Что если Шака забрал их с собой? Рэс оставил одежду в коридоре и проскользнул по лестнице наверх. Комната Шаки была совершенно пустой, если не считать распахнутой двери платяного шкафа и висевшего внутри ещё неплохо сохранившегося костюма, который он вряд ли когда-нибудь ещё наденет. Из стола был выдвинут ящик, тоже пустой. И на стене были заметны более светлые места там, где раньше висели его афиши. И, разумеется, книжная полка тоже опустела.
Рэс присел на край кровати. Тошнотворное чувство, которое он ощутил, увидев слёзы мамы, ещё более усилилось. Шака ушёл. Папа сказал, что он ошибается и что он глупец. Но когда его брат начинал говорить, он мог заставить поверить в свои слова любого. Или почти поверить — потому что папины аргументы были такими же сильными. Его вера была ничуть не слабее веры Шеркарера в Апедемека или веры Даниила — в Бога-Повелителя Иегову.
Однако Рэс знал одно: Шеркарер добился свободы, потому что он доверился человеку другой веры и расы. Они вместе действовали, чтобы покончить с сирруш-ло — и ни один из них не смог бы добиться этого самостоятельно. Действовать сообща… Как Сиг и он. Тогда, в старом доме, они подрались, и Сиг запер его в подвале. Но сегодня у них уже появилось кое-что общее.
И теперь он хотел снова увидеть Сига — чтобы поговорить с ним о тех двух оставшихся драконах. И гораздо легче было думать об этом, чем о Шаке и о том, что случилось сегодня дома.
Арти Джоунс пинал футбольный мяч, тот ударялся о бордюр дороги и отпрыгивал обратно. Мальчик поднял мяч и увидел, что его новая коричневая поверхность уже пообтёрлась. И в этом виноват лишь он один, просто дурачась вот так с ним. Да и на кой чёрт нужен этот футбольный мяч, если нет никого из ребят поблизости, кто поиграл бы с ним? Вокруг живут только этот чудак Ким Стивенс, Сиг Дортмунд и Рэс. Он не хотел водиться с ними, когда есть такие клёвые парни, как Грег Росс и его компания. Он так надеялся, что они предложат ему сыграть с ними, когда взял с собой мяч вчера в школу. Однако они были слишком заняты разговорами о том, как все вместе отправятся на игру со старшеклассниками после полудня, и даже не слышали, когда он сказал, что у него есть новый мяч, и не посмотрели в его сторону, когда он достал его из сумки и показал его им.
Папаша Грега усадил всю компанию в лимузин, и они, несомненно, отлично провели время. Арти стоял поблизости, надеясь, правда, чуть-чуть, что Грег обернётся и позовёт его присоединиться к ним.
А здесь, возле дома, делать было особо нечего — как всегда. Он мог бы отправиться в кино. Но он уже видел фильм, который шёл в кинотеатре на этой неделе. А телевизор сдали в ремонтную мастерскую. Если же он продолжит слоняться рядом с домом, мама спросит его насчёт домашнего задания. А он, разумеется, не собирался убивать субботу на это!