Страница 5 из 77
Он сделал несколько неуверенных шагов, но ноги подкосились, он упал и смог только поползти к дыре. Выбравшись наружу, он с трудом взобрался по осыпи глины и земли, которую сгрёб перед собой корпус падавшего звездолёта. Скатываясь по склону, человек задел головой о камень и потерял сознание, распростёршись навзничь среди редких зарослей травы.
Вторая, малая луна Топаза быстро скользила по чёрному звёздному небу, заливая всё вокруг зеленоватым светом. И эти сумеречные лучи упали на мужчину, лежавшего без сознания, превращая его лицо в мертвенно бледную маску. Даже потёки крови, застывшие на лбу, казались чёрными. Луна быстро достигла горизонта и вскоре скрылась за ним, но второй спутник Топаза — первая, большая луна — по-прежнему освещал землю золотистыми лучами. И когда она достигла зенита, среди ночных шорохов разразилось тявканье.
Под аккомпанемент самозабвенного тявканья человек очнулся. Он тяжело шевельнулся, затем сел, прижав руку к голове. Глаза приоткрылись, и сквозь застилавший их туман он огляделся вокруг. Но на вздымавшуюся над ним громаду искалеченного звездолёта человек даже не обратил внимания. Вместо этого он поднялся и, спотыкаясь, на непослушных ногах вышел из тени в распадок. В голове у него носилась настоящая круговерть из мыслей, обрывков воспоминаний и эмоций. Возможно, Ратвен или кто-нибудь из его помощников и смогли бы объяснить ему в чём дело, но в этот момент Тревис Фокс — агент во времени, член группы «А» операции «Кошениль» — казался гораздо менее разумным животным, чем два койота, поглощённые своим ночным ритуалом.
Шатаясь из стороны в сторону, Тревис двинулся навстречу тявканью, в котором инстинктивно чувствовал что-то знакомое. Этот звук вдруг самым неожиданным образом отчётливо и ясно прорезал ту круговерть обрывков воспоминаний, которая мешала ему мыслить. Спотыкаясь, падая, вновь поднимаясь, он слепо двигался по направлению звуков.
Там, наверху, на склоне холма, самка настороженно потянула воздух носом и признала в приближающемся запахе знакомый образ жизни. Она нетерпеливо тявкнула на самца, но тот был слишком увлечён своей ночной песней, которую всё тянул и тянул, задрав острую морду к луне и самозабвенно закрыв глаза.
Тревис запнулся и рухнул на четвереньки, мозг словно пронзила раскалённая игла. Пытаясь подняться, он подвернул руку, повалился на бок и затих, не двигаясь, уставившись на луну.
Над ним замаячила тень, дохнуло теплом, и звериный язык быстро лизнул лицо. Он откинул руку и, нащупав жёсткую густую шерсть койота, сжал её пальцами — единственный спасительный якорь в сошедшем с ума мире.
Глава третья
Тревис опустился на одно колено и осторожно раздвинул стебли рыжеватой травы. Перед ним раскинулась долина, скрытая вдали золотистой дымкой. Голова от удара камнем невыносимо болела, и то, что ему приходилось всё время напряжённо думать, пытаясь разобраться в окружающей совершенно незнакомой обстановке, вовсе не способствовало хоть малейшему уменьшению её. Мужчина с тревогой и непониманием смотрел на горизонт. Он прекрасно знал, что должен был увидеть совсем другую долину, без этой золотистой дымки и рыжей растительности, но реальность казалась кошмарным сном, и всё в его сознании перепуталось окончательно.
Неподалёку в траве мелькнула серая тень, и Тревис напрягся. Мба’а — койот? Или же его спутниками были Духи га-н, которые могли по своей воле выбирать себе форму. И на этот раз странным образом приняли вид коварного врага человека. Кто они: ндендай — враги, либо далаанбийати — союзники? В этом сумасшедшем мире знать подобное хоть с какой-то достоверностью просто невозможно.
Эйдикье? Он сконцентрировал все свои мысли на этом слове: друг?
Жёлтые, полные разума и осознанной мысли глаза встретились с его взглядом. С тех пор, как он очнулся туманным утром в этой загадочной глуши, его не покидало ощущение, что эти четвероногие, по своей воле сопровождавшие его в бесцельных блужданиях, явно обладали отнюдь не звериными повадками. Они не только не отводили глаз, но и, казалось, каким-то непостижимым образом читали его мысли.
С самого пробуждения его мучила невыносимая жажда, которая перехватывала и жгла горло. И эти двое, упрямо подталкивавшие его в одном направлении, наконец привели его к роднику, где он сумел напиться. И он дал им имена, имена, которые сами собой всплыли откуда-то из тёмных глубин невыразимых кошмаров, которые мучили его с первого же момента, как он очнулся здесь, в совершенно дикой местности, один, без всякой поддержки.
Самку, которая буквально не отходила от него ни на шаг, он назвал Наликидью (Скво, Которая Ходит По Горным Хребтам). Для самца же нашлось имя Нагинлта (Тот, Кто Всегда Разведывает Впереди), который именно так всегда и действовал, время от времени исчезая, а затем откуда-то возникая, преграждая путь и глядя на человека и свою спутницу так, словно что-то хотел сообщить.
Наликидью подбежала к Тревису, высунув розовый язык и тяжело дыша. Но человек был уверен, что это не от бега, её просто что-то сильно волновало. Охота! Вот что!
Она хотела охотиться!
Тревис и сам облизнул неожиданно пересохшие губы. На него вдруг с необычайной ясностью навалилось это яркое впечатление: впереди, совсем неподалёку скрывалась пища, свежая, живой кусок тёплого мяса, только и ждавшего, когда его убьют и освежуют. В нём проснулся зверский голод и в один момент ощущение нереальности и отстранённости исчезло, оставив простоту стоявшей перед ним цели — охота. Вот это он понимал. Его рука потянулась к ремню, но неясная, смутная память подвела его — пояса на привычном месте не было.
И тут он впервые осмотрел себя, обратив особое внимание на одежду. На нём были кожаные штаны с бахромой, которые сливались с высокой травой, свободная рубашка, подпоясанная кушаком, а на ногах — высокие мокасины до середины голени.
Кое-что из всего этого показалось ему знакомым, но детали одежды навеяли только смутные, обрывочные фрагменты, и снова возникло странное наложение отдельных воспоминаний, словно из кошмарного сна. Однако все эти неопределённые чувства вытеснило одно, самое сильное и цепкое — страх, страх перед опасностью, которая его поджидала. Один, без оружия, в дикой, неизвестной стране.
Наликидью проявляла явное нетерпение. Отойдя на пару шагов, она обернулась, глянула на него прищуренными жёлтыми глазами, и значение взгляда было удивительно понятным, так, как если бы она говорила словами. Дичь ждала, а она была голодна. Она не сомневалась, что в этой охоте Тревис обязательно поможет ей.
Соревноваться с ней в ловкости и скорости он не мог и тем не менее старался не отставать от неё, двигаясь по рыжей траве небольшими перебежками. Теперь только он окончательно потерял ощущение раздвоенности и понимал, что твёрдая почва под ногами, трава и кустарник, деревья, золотистая дымка на горизонте, закрывавшая долину — всё это было реальным и действительным, как и он сам. А значит, те призрачные сцены, которые то и дело всплывали у него перед глазами, представляли собой чистейшую галлюцинацию.
Даже воздух, который он вдыхал, обладал странным запахом, а может даже и вкусом. Он не был уверен. Он знал, что гипносеанс способен произвести непредвиденные побочные эффекты, но это…
Тревис неожиданно замер, смотря невидящим взглядом на колышущуюся траву, смыкавшуюся за койотами. Гипносеанс! Что это? У него в сознании невольно всплыли сразу несколько пейзажей, словно налагаясь один на другой. Он стиснул ладонями болевшие виски и потряс головой. Нет, ЭТО было реальностью: земля, трава, долина, острый мучительный голод и дичь, ждущая в зарослях. Он заставил себя сконцентрироваться на настоящем, на той части мира, которую видел, осязал, ощущал.
Он всё шёл и шёл за Наликидью, и трава постепенно становилась ниже, но дымка не рассеивалась. Казалось, она висела словно золотистый клубистый туман. И когда он проходил сквозь одно из таких облачков, ему показалось будто он продвигается сквозь рой золотистых, танцующих пылинок. Под прикрытием этой завесы Тревис добрался до полосы кустарников, припал к земле и бесшумно втянул воздух.