Страница 3 из 10
Мы не были любовниками, мы были просто друзьями по переписке. Но не случайными, как это бывает, когда люди ищут себе партнеров или друзей. Нет, мы познакомились с ним реально еще в Москве, и это было очень давно. Очень. В другой жизни. Удивительно, что это знакомство продолжилось и мы успели даже привыкнуть друг к другу. Люди, которые дружат с Интернетом, поймут меня.
Мощные фары высветили пустырь, их яркий свет мазнул по обломкам каких-то строений, машина резко повернула и покатила по гладкой и узкой дороге уже вдоль темнеющих трущоб.
Глава 3
Москва, 2007 г.
– Как давно вы были знакомы с Марией Арефьевой?
– Чуть больше года.
– При каких обстоятельствах познакомились?
– Мне порекомендовала ее одна моя знакомая, которая обращалась в бюро переводов, где я работала.
– Кем вы работали в бюро переводов?
– Переводчицей с французского. Я и сейчас там работаю.
– В каком смысле вам ее порекомендовали?
– В бюро переводов мне мало платили, я решила, что ничего дурного в том, что я подработаю, нет.
– Вы работали у Арефьевой домработницей? Или уборщицей?
– Не знаю, как правильно сказать.
– Что входило в ваши обязанности?
– А это так важно?
– Если я спрашиваю, значит, важно. Итак?
– Я убиралась у нее, гладила белье и иногда, когда меня просили, готовила. Но это бывало крайне редко. Утром Маша завтракала бутербродами, которые готовила сама, и кофе. Обедала она в ресторане, а ужинала либо там же, либо дома. Говорю же, когда она меня просила, я готовила ей.
– Кто закупал продукты?
– А это-то зачем?
– Вы сказали моему помощнику, что деньги, которые мы обнаружили в ящике туалетного столика, предназначались для покупки продуктов и моющих средств.
– Да, это так.
– У вас были ключи от квартиры Арефьевой?
– Да, были.
– Расскажите, в котором часу вы пришли сегодня в квартиру Арефьевой.
– Около девяти.
– Это ваше обычное время прихода?
– Мы сразу договорились с Машей, что это не принципиально. Я могла бы прийти и позже, но не раньше. Для нее главное, чтобы работа была выполнена и чтобы до шести часов я все успела.
– Каков был график вашей работы?
– Два раза в неделю.
– Когда вы входили в подъезд, вы кого-нибудь заметили?
– Точно сказать не могу… Возможно, и встретила кого-то на первом этаже. Там всегда кто-нибудь есть. Обычно, так получается, я встречаю там людей, которые проверяют свои почтовые ящики, или самого почтальона. Или какую-нибудь женщину, которая возится с детской коляской. Или мальчишек, спускающих свои велосипеды…
– Вы никого конкретно сегодня утром не запомнили?
– Нет…
– Вы всегда такая невнимательная, рассеянная?
– Нет, просто сегодня утром я задумалась, поэтому ничего не заметила.
– И о чем вы думали?
Полина уже несколько часов находилась в кабинете следователя и по кругу отвечала на одни и те же, как ей казалось, вопросы, которые крутились вокруг ее обязанностей в квартире Маши, вокруг самой Маши, но особенно следователя интересовало сегодняшнее утро. Именно за час до ее прихода и погибла Маша.
– Подождите… Кажется, я вспомнила… Когда я поднималась в лифте, туда двумя этажами раньше, кажется на седьмом, вошла женщина… А на восьмом – еще одна, точно… В возрасте, женщина с ребенком… Они поднялись вместе со мной, а потом спокойно поехали вниз…
– Ну наконец-то! Опишите этих женщин!
– Вряд ли я смогу их описать. Помню, что одна была в темном пальто или плаще… Нет, скорее всего, все-таки в плаще. Или в тонкой куртке, ведь на улице еще тепло… А та, что постарше, – в розовой куртке, ребенка как-то совсем не запомнила…
– Женщина с ребенком меня не интересует. Та, вторая, что помоложе… Брюнетка, шатенка, блондинка? – Следователь начинал терять терпение.
– Я не знаю. Кажется, на голове этой женщины был головной убор. Иначе я обратила бы внимание.
– А вы вообще уверены, что это была женщина?
– Теперь не знаю… Вы запутали меня. Зашел человек, мне показалось, что женщина.
– Интересно, о чем это вы таком думали, что ничего не видели вокруг себя?
Полина промолчала.
– Скажите, Арефьева жила одна?
– Я же вам уже говорила! Да, одна.
– У нее был друг, приятель, жених?
– Думаю, что был, но я ни разу не видела.
– Откуда же вам известно, что был?
– Вы задаете мне очень странные вопросы, – не выдержала Полина. – Я же убиралась в ее доме. Думаете, что следы пребывания мужчины можно не заметить?
– А она сама вам никогда ни о ком не рассказывала?
– Мы с ней не были подругами.
– Быть может, вы слышали, как она разговаривала по телефону с кем-нибудь, кого называла по имени?
– Нет, ничего такого я не слышала. И не слушала. Я просто работала, и все!
Кабинет был мрачный, примерно такой, каким обычно и представляют кабинет следователя. Новая, но какая-то холодная, безвкусная мебель, пластиковое окно с жалюзи, необычайно сочная, ухоженная герань в глиняном горшке, в углу – серый стальной сейф, на нем несколько толстых папок с бумагами. На столе – стеклянный поднос с графином. Полина представила себе, что вот ей сейчас станет плохо, она потеряет сознание и этот следователь, лысый, с уставшим лицом, вскочит, плеснет в стакан воды, наберет в рот и брызнет ей в лицо. Фу! Какая гадость.
– Послушайте, я понимаю, что эта фраза избита и что ее произносят все те, кто оказывался на моем месте, вернее, на этом стуле, но… вы напрасно теряете время! Ясно же как день, что Маша просто поскользнулась, наступив на этот вертящийся круг, и упала… Уверена, что и специалист-трасолог скажет вам то же самое.
– Может, и так, а может, и нет! – Полине показалось, что следователю (имени которого она так и не запомнила от страха, от шока, что оказалась в этих стенах) было лень даже изображать что-либо на своем лице. Прежде он кривлялся, вращал глазами или презрительно кривил рот, разговаривая с ней. Сейчас же, утомленный собственным допросом, лишь смотрел в одну точку, словно задавал вопросы не уставшему и запуганному свидетелю, а стене.
– Вы же сами сказали, что, когда вы подошли к двери и хотели открыть ее, она оказалась незапертой.
– Ну да. Что было, то и сказала. А что, надо было соврать?
– Сбавьте-ка тон, Ужинова. И ответьте мне на такой вопрос. Часто такое случалось, чтобы вы приходили к Арефьевой и дверь ее квартиры была открытой?
– Никогда, я же говорила вам.
– А вас это не насторожило?
– Меня это насторожило бы сейчас, после всего того, что произошло, вернее, сейчас-то я уже понимаю, что должна была обратить на это внимание, но в тот момент, повторяю, я ни о чем таком не задумалась…
– Вы же сами сказали, что в это утро были задумчивы? И о чем же вы думали? О том, как бы убить и ограбить вашу хозяйку?
– Она мне не хозяйка, я просто подрабатывала у нее, и все! И думала я о своей сестре!
– Кстати, чем занимается ваша сестра? Может, это она успела до вас побывать у Арефьевой? Может, она ваша подельница?
Полина смотрела на следователя широко раскрытыми глазами и не верила своим ушам. Хотела было уже накричать на него, сказать о нем все то, что она думает, как вдруг услышала:
– Ладно, Ужинова, идите уже. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните мне вот по этому телефону, – он протянул визитку. – И попытайтесь вспомнить того человека, который выходил из лифта. Как вы сами понимаете, если это не вы убили Арефьеву, то это мог сделать он. Или она.
– Может, она все-таки сама ударилась?
– Может, и сама. Но тогда непонятно, зачем и кому она этим утром открывала дверь.
Он выписал ей пропуск, и Полина буквально выскочила из кабинета, бросилась вниз по лестнице вон, вон из этого ада, из этой преисподней!
У нее было такое чувство, словно она на самом деле убила Машу и теперь ей каким-то невероятным образом удалось избежать наказания. Или хотя бы просто сбежать из кабинета следователя.