Бумбараш

Пожилой красноармеец шепнул соседу:

— Так это ж кому достанется? Почитай, никому.

— Вот что, мои хлопцы, — продолжал Сергей Чубатов. — Почти всем одинаково требуется обувка, а вы сами видите, в каком она жалком количестве. Двадцать девять пар! В то время когда мы имеем в роте восемьдесят процентов поголовно разутых! А потому я отберу из вас тех, у которых обувные дела совсем поганые, а они метнут промеж собой жребий!

В строю разом заговорили; каждый предлагал свой способ дележа.

— Зачем отбирать? Пускай все тянут жребию, коль равенство!

— Да ты, командир, в открытую выдавай! Будто не видишь, у меня одного башмака вовсе нету!

— Заткни глотку, черт! Куда его дел? Еще вчера был!

— Вчера был, а сегодня совсем разорвался!

— Брешет, а потому дать ему в рыло, сукину сыну!

Сергей Чубатов прикрикнул:

— Ладно там! Как сказал, так и будет!

Он остановился возле молоденького красноармейца в рваных опорках, спросил:

— А холявы где?

— Мыши съели, — ухмыльнулся красноармеец.

— Выходь для жребия! — приказал Сергей Чубатов.

Оглядев ноги Левки Демченко, он остался доволен его обувью и прошел мимо.

— Меня пошто пропустил? — крикнул вслед Левка.

Сергей Чубатов обернулся на его голос, но отвечать не стал.

Потом в раздумье постоял перед Бумбарашем. Но и его не стал вызывать для жребия…

Бумбараш смолчал.

Но Левка не утихомиривался.

— Революция — она для полной и окончательной справедливости делалась! Мы с Бумбарашем то бандитское гнездо надыбали — и нас же обходят! В штабах небось поодетые-пообутые! По три комплекта имеют! Где же после этого всеобщее революционное равенство?!

— Довольно, Демченко! — оборвал его Сергей Чубатов.

— Пропади я пропадом, если не токмо в наряд, а хоть куда пойду! — выкрикнул Левка.

— Пойдешь, куда команда будет, — спокойно сказал Сергей Чубатов и остановился возле следующего бойца.

Тот был в драных лаптях и обмотках.

— Выходь к жребию! — скомандовал Чубатов.

Но красноармеец не сдвинулся с места. Свое нежелание выходить он объяснил так:

— Наша комячейка постановила: партейные пускай не претендуют!

— Помереть можно! — засмеялся Левка, которому своим отказом красноармеец как бы утер нос, — Неужто все партейные с такими совестливыми вертифлясами?

— Все, — спокойно и скромно ответил красноармеец в лаптях. — Мы, партейные, и в лаптях проходим, а в справной обувке пускай пока что несознательные походят и через ту привилегию к светлым идеалам приобщатся!

Теперь в том строю стоят ноги красноармейцев в крепкой, хоть и гражданского покроя обуви. В сандалиях с дырочками, в старинных охотничьих с ботфортами сапогах, в узконосых бальных лакированных полуботинках (а над ними солдатские обтрепанные обмотки), в фетровых, окантованных узкой желтой кожей помещичьих сапожках… Вперемежку с ними — полуразвалившиеся военного образца ботинки и лапти. Это стоят члены комячейки.

Звучит команда Сергея Чубатова:

— На-а-пра-аво-о-о!.. Пря-ямо-о! арш!

Разномастная разнокалиберная обувь, взбивая проселочную пыль, мягко поворачивается и начинает свой марш по степям, перелескам, селам и деревням, через овраги, рощи, — путь нелегкий, политый кровью, охваченный огнем и смертью.

Идут, вышагивают под этот марш ноги, мелькает та самая, реквизированная из бандитского гнезда обувь…

Идут ноги красноармейцев четвертой роты под звуки пулеметных очередей и орудийных выстрелов.

Строй продолжает свой путь,

теряя бойцов,

редея…

Выстрелы сливаются в тяжкую канонаду боя.

На изрытой окопами и воронками земле лежат, раскинув руки, убитые красноармейцы, и на их ногах сандалии с дырочками, старинные с ботфортами высокие охотничьи сапоги, узконосые бальные полуботинки (а над ними обтрепанные обмотки), окантованные узкой желтой кожей помещичьи сапожки… А вперемежку — полуразвалившиеся, стянутые проволокой ботинки и лапти членов ротной комячейки…

…Четвертая рота разбита. Белые перевалили уже через железнодорожное полотно и рвутся к полустанку.

Возле единственного в роте малого калибра орудия — Сергей Чубатов и трое красноармейцев в лаптях. В свое время ротная комячейка постановила, что будет получать обувь в последнюю очередь — после беспартийных. Да так и не дождались эти трое, не дошла до них очередь на справную обувку!

Взвизгивают пули.

Один за другим гибнут бойцы возле пушки. Бумбараш и Левка Демченко заменяют их. Ранен Сергей Чубатов, но продолжает командовать.

Снаряд за снарядом садит в белых маленькое ротное орудие.

Наступающая белопогонная цепь споткнулась, залегла.

Замолкает пушка.

Левка оборачивается и орет:

— Тащи снаряд, ну?

— Нету больше! Хоть кукурузой заряжай! — отвечает Бумбараш.

С опаской поднимаются с земли белопогонники.

Вот они бегут по полю и издали видят: у пушки трое красноармейцев. Прижались к стволу, и Левка Демченко — последний наводчик — за спусковой ремень держится.

— А-а-а!!! — закричали белые. — Сдавайтесь, лапотники! Даешь в плен красную орудию!

Бегут к пушке, а Левка, отчаянно засмеявшись, потянул за спусковой ремень… Но не рвануло: Левка только вид сделал, что хочет подорвать орудие.

Белые разбегаются в разные стороны.

Левка хохочет… И Сергей Чубатов улыбается, хоть и понимает, что они обречены.

Чубатов вдруг поглядел на Бумбараша и что-то зашептал Левке.

Левка качает головой:

— Не уйдет! Кладу голову под топор, что не уйдет. Он такой!..

Тогда Чубатов находит в своей командирской сумке карандаш, лоскуток бумаги и пишет несколько слов… Потом заклеивает конверт и, подозвав Бумбараша, протягивает со словами:

— Пакет особливой важности! Отнесешь нашим! Кого первого со звездой увидишь — вручай твердо и убежденно! И от себя добавь про нас: заклинили орудие, взорвались, напоследок погубив как можно большее количество беляцких погонов. Понятен приказ?

— Да понятно… — с неохотой повинуется командиру Бумбараш.

Сергей Чубатов улыбается.