Страница 76 из 97
В те дни, когда с утра были теоретические занятия, после обеда начинались практические. В прежние времена это означало ловлю рыбы на искусственную приманку, но после того, как четыре года назад произошел резкий спад добычи, судно «Юё-мару» перешло на массовые захоронения в море. Это вовсе не означало опускание в воду завернутых в саваны тел. Нет, тела предварительно кремировали на берегу, а прах помещали в свинцовые урны, которые и сбрасывали за борт. Эта услуга предоставлялась тем, у кого не было средств оплатить участок на кладбище. Для исполнения этой функции, помимо капитана, старшего механика, двух охранников и инспектора Тадакоро, на судне присутствовал еще один человек: тюремный капеллан.
Урны с выгравированными на них номерами и именами умерших загружались на судно еще в доке. Их устанавливали плотно, одна на другую. Затем судно выходило в море и направлялось к мысу Охана, низко оседая под тяжестью свинцового груза. У мыса находилось Общественное морское кладбище, состоявшее из маленького домика сторожа на берегу и огражденной желтыми канатами территории на воде. Канаты были привязаны к четырем буям с надписью: «Лица, вторгшиеся на отмеченную территорию или бросающие без разрешения предметы в воду, будут наказаны в соответствии с муниципальным законом».
Получив разрешение у сторожа, судно вошло на территорию кладбища, где Эда отдал приказ бросить якорь. Надев дождевики, курсанты начали выносить урны из трюма. Каждый выносил по одной урне, ставил ее у ног, складывал ладони, имитируя краткую молитву, и бросал урну в воду. Священник между тем читал настоящие молитвы, желая умершим покоиться с миром под шум волн, глас самого Господа, в материнских объятиях моря, освещенного светом рая.
Кику соревновался со своими друзьями, кто дальше кинет урну — нечто вроде толкания ядра в воду. Победителем, разумеется, оказался Яманэ. Стеклянная поверхность моря всасывала капли дождя, и все вокруг было серым: небо, гавань в отдалении, наплывающий туман, дымок благовоний, зажженных охранниками, плащи заключенных, тяжелые урны… Эту серую картину нарушали лишь белые всплески, производимые урнами, прежде чем они исчезали в морской пучине.
Когда все урны были утоплены и охранники бросили им вслед цветы, капитан лающим голосом принялся отдавать команды:
— Отправляемся домой! Включить машины! По местам, салаги!
Кику и Накакура поспешили на нос поднимать якорь. Судно миновало морское кладбище и взяло курс на гавань.
Когда они подходили к гавани, Кику стоял на палубе и смотрел на мол, тянувшийся вдоль противоположного берега. Неожиданно он сделал легкий взмах рукой, однако стоявший рядом Накакура его заметил.
— Что ты увидел? Кику выставил мизинец.
— Женщина? Кику кивнул.
— Красный зонтик?
Кику вновь махнул рукой, и Накакура тоже. Женщина на берегу смотрела на них в бинокль.
— Значит, твоя девчонка в Хакодатэ?
В этот момент к ним подошли Хаяси и Яманэ. Они тащили старые покрышки, которые вешают на борт, чтобы защитить корпус при причаливании.
— Там девушка Кику! Смотрит на нас! — сообщил им Накакура. — Давайте крикнем ее имя вместе, как можно громче. Пугнем ее немножко!
Все согласились.
— Из-за вас у нас будут неприятности, — сказал Кику, пытаясь остановить их, но было уже поздно.
Бодро размахивая руками, трое парней заорали во всю мощь своих легких:
— Датура!
Красный зонтик весело махнул им в ответ.
Кику написал записку:
Дорогая Анэмонэ!
На следующей неделе мы наконец выходим в первое плавание. Оно будет продолжаться девять дней. Я так волнуюсь, что не могу сдержаться. Порты захода — те самые, которые я называл тебе раньше. Никаких изменений.
Кончив писать. Кику поднял голову и словно впервые заметил проникающий в камеру солнечный свет. Он вскочил, подбежал к окну и увидел мир яркого света и глубоких теней.
— Лето! — крикнул Кику.
— Придурок, — буркнул развалившийся на полу Накакура.
Хаяси и Яманэ засмеялись:
— А ты не заметил? Уже несколько недель, как лето.
Почесав в затылке. Кику с силой пнул ногой стену.
— Чего это ты? — подозрительно спросил Яманэ. — Чему так радуешься?
— Ничему! Просто совсем забыл про лето. А я его так люблю!
Накакура перевернулся на бок и проговорил:
— Придурок! Лето в тюряге — сущий ад, парень. На окна посмотри: ничем не прикрыты. По ночам обливаешься потом да с москитами воюешь. Сущий ад.
Тут открылся глазок в двери:
— Куваяма, выходи! К тебе посетитель.
— Посетитель? — проворчал Накакура, вставая. — Проклятье! Да она к тебе почти каждую неделю приходит… Что ж, мисс Датура — лакомый кусочек, не так ли, Кику?
Кику застегнулся на все пуговицы и пошел к выходу.
— Кажется, твой брат, — сказал охранник.
— Хаси? — воскликнул Кику, резко остановившись.
Охранник кивнул:
— Точно. Я видел его фотки в журналах. Он что, певец?
— Не желаю его видеть! — решительно заявил Кику, поворачивая назад в камеру, но охранник схватил его за плечо.
— Это ненадолго. Кажется, он болен.
Когда Кику вошел в комнату для свиданий, никакого Хаси там не было, а была только крупная женщина с косыми глазами. Кику решил, что его по ошибке привели не в ту комнату, и уже повернул обратно, но женщина его остановила.
— Я…ЯиХаси…
Кику внезапно вспомнил, что видел ее рядом с Хаси по телевизору. Та самая, на которой он женился. Кику повернулся к ней, но садиться не стал.
— Хаси был здесь минуту назад, — сообщила женщина глубоким голосом. Сомкнула губы и потерла их друг об друга, чтобы размазать темно-красную помаду. Потом взглядом пригласила Кику сесть. — Я пыталась удержать его, но когда Хаси услышал, что ты спускаешься сюда, он убежал — сказал, что ему надо в туалет. Боится тебя видеть. — При каждом движении от нее исходил запах: смесь сигаретного дыма с духами.
Кику не произнес ни слова. Нива села, сложила руки под сумочкой и принялась метать взгляды то на потолок, то на дверь. Казалось, она рада тому, что между ними натянута ржавая сетка.
— Кто вы? — спросил Кику. Нива вздрогнула.
— Я жена Хаси, — ответила она спокойно и четко. До этой секунды она готова была заплакать, но произнесенные слова вернули ей присутствие духа. — Хаси измотан, — продолжала она. — Несколько недель назад он стал вести себя довольно странно. Он провел несколько месяцев на гастролях, но до последнего времени не было и намека на какие-то трудности, во всяком случае, пока он находился на сцене. Потом кое-кто из группы стал замечать, что после концерта он не в себе. Он перестал со всеми разговаривать. Такое впечатление, что он на пределе. Когда мы были на Кюсю, он вдруг решил съездить домой и вернулся с острова в гораздо лучшей форме. Но недавно снова начал жаловаться на бессонницу и принимать снотворное — гораздо больше, чем раньше. Врач считает, что он должен отдохнуть и пройти обследование. Я предложила отменить несколько оставшихся концертов и куда-нибудь поехать, но ему это неинтересно. Он хочет, чтобы мы продолжили гастроли. Говорит, что только концерты поддерживают в нем жизнь. Это правда: на сцене он прежний Хаси, а все остальное время запирается в комнате и разговаривает там сам с собой. Когда я однажды вошла, чтобы поговорить с ним, мне показалось, что он меня даже не заметил. А в последние дни заклеил окна черной бумагой, чтобы в комнате было темно.
— Что он там делает? — спросил Кику.
— Слушает записи, — сказала Нива. — Все бы ничего, ведь это часть его работы… Но он слушает всякую чушь — крики животных, шум вертолета, плеск воды, ветер и тому подобное. Он привез эти пленки из дому. А потом купил еще несколько кассет со звуковыми эффектами. Теперь слушает их. Позавчера неожиданно заявил, что хочет повидаться с тобой. Не сказал, зачем… Он вообще со мной больше не разговаривает…
После того как Нива замолчала, она заметила, что Кику перевел взгляд с ее лица на дверь за ее спиной. Там стоял бледный Хаси в белой куртке со страусиными перьями. В руке он держал небольшой пластиковый пакетик с белыми таблетками. Нива увидела, что Хаси достал из пакетика таблетку и собирается ее проглотить. Она вскрикнула, бросилась к нему и схватила его за руку. Таблетка упала на пол и покатилась, словно разбухшее рисовое зерно. Пакетик остался у Хаси в руке, и Нива тщетно пыталась разжать его кулак. Кику резко встал, его стул опрокинулся. Услышав шум, Нива обернулась. Кику подошел к двери и постучал, охраннику, а когда тот открыл, даже не оглянувшись, вышел.