Страница 9 из 29
Получается, что только с теми, кто, по женской оценке, не годится в мужья, женщина может себя чувствовать сексуально свободной, следовать своим желаниям, то есть быть честной. А всякие «серьёзные» отношения обречены на ложь. Серьёзность – она всегда лжива, ибо искренность основана на легкомысленности и на смехе.
После Второй мировой войны советские победители среди всевозможных трофеев привезли жёнам немецкие женские комбинации, которые на Руси до тех пор не водились. Так жёны военноначальников напяливали их вместо платьев и являлись в театры и прочие общественные заведения. Только через некоторое время, когда разобрали, что к чему, стали над этим явлением прихихикивать. А вот теперь появились фасоны платьев, что в точности напоминают прежние комбинации, и девицы их носят по улицам, не зная, что такое «комбинация». Подобное произошло и с лифчиком, который стали носить поверх платья или блузочки или явно демонстрировать из-под раскрытой кофточки – есть и такая мода.
На моих глазах произошло знаменательное событие: нижнее бельё стало верхней одеждой. Низ стал верхом. Низкое – возвышенным. Движение обнадёживающее, но оно развивается в пределах одежды и никак не может избавиться от одежды до конца.
Европейские модели ходят по помосту с открытой грудью, одной, реже – с обеими. Это подобно определению предела, к которому можно приближаться исключительно близко, но всё же никогда не достигая его. Так и в обществе приближение к наготе будет происходить, но никогда не достигать полной, ногоразведённой наготы. Для достижения её требуется скачок из общественной жизни в частную (личную). В личной жизни достигается любой предел без всяких бесконечно долгих приближений: обнажённая пизда, в которой движется хуй.
Скачок из бесконечных величин к конечным можно считать спецификой частной жизни, в отличие от общественной. Частная жизнь конкретна и однозначна наготой, еблей, тогда как общественная жизнь занимается демпфированием, замутнением, внесением неопределённости. Общественная жизнь – это иной вид исчисления человеческих эмоций, который благодаря своей «неопределённости» позволяет людям выйти на иной уровень взаимоотношений, обеспечивая так называемый «общественный прогресс».
Вот почему меня раздражает любая мода, любая одежда – всё что мне хочется с ней делать, это не любоваться ею, а срывать с тел.
Люблю простые и целые числа.
Как небо – голубая мечта лётчика, так пизда – розовая мечта ёбаря.
У того и у другого мечта вполне достижима, но кратковременно: лётчику приходится в конце концов приземлиться, а ёбарю – отстраниться. Но это является основанием для возрождения цветастых мечтаний. В пределе лётчик может преодолеть притяжение Земли, а ёбарь – притяжение жизни.
Однажды мне потребовалось уточнить смысл английского текста, и я подошёл к сослуживице с просьбой о помощи и намерением сказать: «Give me a hand», – что означает «Помоги». Однако у меня получилось: «Give me a head», – что означает просьбу отсосать.
Женщина покраснела и вопросительно уставилась на меня. Тогда до меня дошло, я извинился и исправился. Ей полегчало, или наоборот – но разговор продолжался как ни в чём не бывало. Потом я сообразил, что я невзначай сочинил весьма значительный каламбур:
Give me a hand – give me a head.
Помоги мне – отсоси!
Для точности передачи влияния моего англоязычного сочинительства следует отметить, что через пару месяцев она мне-таки помогла. До чего только язык ни доведёт.
В итоге я пришёл к выводу, что коль цель оправдывает средства, то чем проще эти средства, тем более они оправданы. А цель, о которой идёт здесь речь, склонна оправдывать всякие средства, лишь бы они её достигали.
Я мчусь по хайвею. Слева за бетонной разделяющей перегородкой, на полосе встречного движения застряла машина и за нею образовался затор. Я еду вдоль этого затора и вижу машины, подъезжающие к его началу. Вижу водителей, недоумевающих, что же там впереди? почему затор? Им не видно застрявшей вдали машины и пока они медленно подъедут к ней и будут объезжать её, пока наконец увидят причину затора, пройдёт много времени. А я, продвигаясь в противоположном направлении, уже знал причину затора. Я представил себя двигающимся из будущего в прошлое – я уже знал, что их ждёт впереди.
Так жизнь напомнила мне дорогу с двухсторонним движением, где время с одной стороны движется от прошлого к будущему, а с другой стороны – от будущего к прошлому. И на противоположной стороне едут «водители», которые видели моё будущее, а я видел их будущее. Теперь остаётся найти способ, как обменяться с ними знаниями, и каждый сможет корректировать своё будущее.
Более того, в такой картине будущее и прошлое становятся обратимы, ибо всегда можно развернуться и поехать в другую сторону. Но сделать это надо по каким-то правилам, так как бетонная перегородка предохраняет от прямого перескакивания на обратное направление, ибо вне правил разворота поджидает авария, а быть может и катастрофа.
Фраза «львиная доля» общепринято воспринимется в смысле «большая часть» чего-то. Однако в этой фразе скрыт и второй смысл, который почему-то не замечают: толковать слово «доля» можно не как «часть», а как «судьба». Тогда фраза «львиная доля» будет обозначать также и «судьбу льва» – судьбу царя зверей.
Поэтому фраза: «Ему досталась “львиная доля”», означает не только количественное, но и качественное везенье.
Суть любого закона – это запрет. Любой запрет – искусственен в том смысле, что человек вздумал самовольно противоречить природе, прикрываясь якобы волей бога. Природе эти ограничения чужды. Другими словами, ограничения, вводимые человеком – абсурдны. В то же время абсурд является признаком, знаком веры, которая, в свою очередь, имеет ореол святости. Получается, что всякий запрет – свят. И на человеческие законы начинают молиться, как на бога. То есть запрет и впрямь становится божествен благодаря своей абсурдности.
Даже не вообразить эти миллиарды людей, занимающихся мастурбацией!
Какие океаны спермы выливается напрасно, в то время, когда неисчисляемые миллионы женщин (и мужчин) мечтают, чтобы она попала в них.
Сколько женщин натирают мозоли на клиторе и долбают себя резиновыми хуями, тогда как рядом бродят толпы мужчин (и женщин), которые были бы счастливы их вылизать и выебать.
Причём мастурбанты – это вовсе не уродцы или калеки, которым не добыть пизды или хуя, а нормальные и даже весьма привлекательные и даже красивые люди – все люди.
Да взять хотя бы бесчисленные своры подростков, дрочащих по нескольку раз в день, и девушек, мечтающих о вечной верности рыцарю на белом коне под очередной пальцевый оргазм.
Главный критерий гуманности общества – это исчезновение нужды в мастурбации, а наличие всегда рядом жадных живых отверстий, в которые будет изливаться сперма, и также жаждущих стоячих хуёв, наполняющих голодные засасывающие дыры, и языков, зализывающих торчащие клиторы и хуи.
А до тех пор общество издевательски торжествует над личностью, принуждая её к одиночеству, транжиря мужское семя и женские соки.
Я только тогда пинту, когда я счастлив. Тогда, глубинно осознавая это, я привередничаю и пишу о том, что я несчастлив. Когда же я действительно несчастлив, тогда мне не до писания.
На день рождения дарят подарки, часто сюрпризом.
На день смерти тебе тоже подарят – сюрприз инобытия.
Давно уже сравнивают мужское увлечение автомобилями с мужским увлечением женщинами. Более того, уподобляют саму автомашину женщине: мужчина, мол, её любит, холит, ухаживает и ездит на ней. Многим мужчинам, мол, машина важнее женщины, а часто и заменяет её. Вот я и подумал, что же так привлекательно в автомобиле для мужчины? Тут можно говорить об эстетике линий, о мягких сидениях, о запахе новой машины и пр. Но мне кажется, самое главное то, что для мужчины машина представляется как образ идеальной женщины – это возможность в любой момент остановить двигатель, повернув и вытащив ключ. С женщиной ничего не останавливается – повернул и вытащил хуй, а она продолжает на тебя притязать или требовать внимания, или ещё чего – и её мотор никогда не останавливается, даже во время сна. Автомобиль же используешь сколько хочешь, ездишь с любой скоростью, он тебе бесприкословно подчиняется, а потом ты загоняешь машину в гараж, и она к тебе не пристаёт, а молча и неподвижно ждёт, когда ты её захочешь снова. Вот она мечта, недостижимая в женщине, но воплощённая в машине!