Страница 4 из 19
Такое же презрение к «ерунде» определяло выбор книг для ее детей. Мэйбл много читала. В очень юном возрасте она «усвоила» Диккенса и Скотта, а в шесть лет почувствовала в себе силы «подвести черту под Карлейлем». Обри тоже рано стал проявлять интерес к книгам и, по семейному преданию, научился читать путем «впитывания», без всяких усилий или учителей. Неизвестно, какой была его первая книга. Элен, несомненно, подталкивала сына к Диккенсу, если не к тому же Карлейлю, с самого раннего возраста.
Конечно, находилось время для традиционных детских удовольствий, и здесь Обри повезло: последняя треть XIX века была прекрасным временем для иллюстрированных детских книг. Предприимчивые издатели внедряли новые технологии, а сочетание появившихся эстетических доктрин и разнообразных талантов – авторов и художников – дало замечательные результаты. Свидетельство тому – детские стихи Рэндольфа Колдекотта, ежегодные альманахи Кейт Гринуэй, «Книги игрушек» Уолтера Крейна. Обри был восхищен волшебным миром четких линий и ярких цветов. Правда, понимания у матери это не находило. Элен стремилась расширить кругозор дочери и сына с помощью музыки и литературы, а графическое искусство ее не слишком интересовало.
Безусловно, она многое сделала для того, чтобы ее дети (особенно Обри) рано почувствовали свою особую одаренность и научились гордиться этим. В семейной истории сохранилось несколько преданий на данную тему. Когда родители привели шестилетнего Обри на службу в Вестминстерское аббатство, он сильно заинтересовался многочисленными скульптурами. Мальчик попросил рассказать ему о человеке, статуя которого оказалась рядом с их скамьей, а потом объяснить сюжет на одном из витражей. Возвращаясь домой со службы, Обри спросил, будет ли после его смерти создан его собственный бюст или витраж о событиях из его жизни. При этом он якобы добавил: «Когда-нибудь я стану великим человеком». Мать спросила, что ему больше хочется иметь. Обри задумался, а потом выбрал бюст, объяснив сие тем, что он ведь красивый мальчик [17].
Посещение Вестминстера он запомнил надолго, но это была лишь незначительная часть семейной традиции походов в церковь. Элен отнюдь не утратила энтузиазм к «дегустации» проповедей, и Лондон предоставил ей для этого богатые возможности. Она на время утратила симпатию к англокатолической церкви и поддалась очарованию преподобного Тэйна Дэвидсона из пресвитерианского храма на Колбрук-роу в Ислингтоне. Вполне вероятно, что в середине 70-х годов семья переехала в Ислингтон, ведь Уильям Питт с женой жили на Вестборн-роуд. Вероятно, священник из церкви на Колбрук-роу временно стал «главным советником» Элен в духовных, если не в практических делах. Шотландец Дэвидсон был одним из самых знаменитых проповедников той эпохи. Прихожане заполняли не только его церковь, но и зал сельскохозяйственной академии на Аппер-стрит, где преподобный тоже обращался к пастве с проповедями. Любимой темой Тэйна Дэвидсона были опасные соблазны современного города для молодых людей. Обри в то время, конечно, был слишком мал для того, чтобы проявлять интерес к этой теме. Соблазнов он не избежит потом…
Родителей между тем стало беспокоить здоровье сына. Обри был хрупким ребенком, бледным и болезненным. Мать любила сравнивать его с дрезденской фарфоровой статуэткой… Она вспоминала, как однажды, будучи еще совсем малышом, Обри поднимался по лестнице, опираясь на ветку, подобранную на улице, хотя этот случай, скорее, отражал склонность мальчика к драматическим эффектам, чем указывал на физическую немощь. Он чуть ли не с первых дней жизни находился под опекой сестры, которая была очень ненамного старше. Обри и Мэйбл все время проводили вместе. Элен была вынуждена давать частные уроки музыки и преподавать французский язык. Конечно, вечерами она уделяла внимание детям, учила их, но тем не менее они часто оставались совершенно одни. Впоследствии Элен не раз горько сетовала на то, что в эти годы ее сын и дочь были вынуждены вести «одинокую жизнь на съемной квартире» [18].
Обри и Мэйбл практически не общались с другими детьми своего возраста. Это привело к тому, что у обоих появились манеры, свойственные взрослым людям. Одиночество вдвоем сближало брата и сестру, укрепляя их взаимное доверие и увлекая в царство воображения. Однако воображение могло предложить лишь уход от действительности… Оно не давало настоящей защиты от скуки и недостатка общения со сверстниками.
Летом 1879 года, вскоре после того, как ему исполнилось семь лет, Обри заболел. Он отказывался от еды, кашлял… Появились признаки лихорадочного состояния. Врач, приложивший стетоскоп к груди мальчика, определил слабый, но зловещий шум при дыхании и поставил диагноз: туберкулез.
Приговор был страшным, но не смертным. Эта болезнь была распространена во всех слоях общества, но те, кто имел деньги, располагали бо́льшими возможностями бороться с ней. Хорошее питание, свежий воздух и собственные ресурсы организма со временем могли справиться с незначительным повреждением легочной ткани. Возбудитель болезни, микобактерия туберкулеза, был открыт лишь в 1882 году, но значение данного открытия и его медицинские последствия оказались осмыслены далеко не сразу. Люди долго продолжали верить, что туберкулез имеет наследственную природу.
Надо полагать, что диагноз Обри не улучшил отношения Винсента и Элен – в ее семье сразу вспомнили, что его отец умер от этой болезни. Врач, сомневавшийся в пользе лондонской жизни для Обри, предложил отправить его за город. Мальчика решили отдать в Хэмилтон-лодж, небольшую подготовительную школу-пансион недалеко от Брайтона. Элен была знакома с мисс Барнетт, которая управляла этим учебным заведением вместе со своей тетей, мисс Уайз.
Неизвестно, кто оплачивал содержание Обри, но к 1879 году Бердслеи оказались в жалкой роли бедных родственников – получателей хитроумно замаскированной милостыни от родителей, дядюшек, тетушек и даже друзей семьи. К ним проявила интерес леди Генриетта Пэлем, пожилая незамужняя сестра графа Чичестера – одного из самых видных аристократов Западного Сассекса. Она встречалась с Элен и Винсентом в Брайтоне и поддерживала с ними связь в Лондоне, где имела дом на Честер-сквер. В пансионе леди Пэлем оплачивала музыкальные уроки Обри [19].
Перенесшийся из одинокой лондонской жизни в шумную компанию сверстников среди сассекских холмов, Обри быстро окреп. Тревога, что его будут дразнить, оказалась необоснованной. Судя по его письмам домой, в Хэмилтон-лодж его все радовало. Обри не тосковал по родным, хотя подозрение в том, что это могло быть вызвано скукой его домашней жизни, опровергается тоном и содержанием писем: он часто спрашивал, как поживают не только мать и сестра, но и отец. То обстоятельство, что Винсент сохранял свое место в центре семейной жизни, доказывают книжная закладка со словом «любовь», которую Обри послал ему («потому что я люблю тебя», – объяснил мальчик в сопроводительной записке) и открытка на День святого Валентина, которую Винсент отправил сыну.
В пансионе насчитывалось около 25 учеников в возрасте от 7 до 12 лет, а школьный режим был щадящим. Занятия не занимали много времени. Единственные книги, о которых упоминает Обри, – это «Путешествия» капитана Кука и сочинение об английских и французских кораблях, которое читала детям мисс Уайз. Зато было много увлекательных экскурсий – на местную «выставку» (облагороженный базар), в парк Дэнни, в особняк Елизаветинской эпохи, на Уолстонбери-хилл, в расположенный неподалеку китайский сад и в Брайтон. Еще мальчика очень радовали походы в цирк. Хотя учителя знали о слабом здоровье Обри Бердслея, никаких упоминаний о его болезнях не сохранилось. Он активно занимался школьными делами, в том числе «строевой ходьбой» на лужайке, ежедневно гулял со школьной собакой по кличке Фидо и участвовал в экскурсиях. Ничто не отличало его от остальных учеников.
С игрой на фортепиано дело обстояло сложнее. Несмотря на заявления Элен о необыкновенной любви сына к музыке, Обри признавался, что своим медленным прогрессом на этом направлении доводил учительницу мисс Барнетт почти до белого каления. Ощущая постоянную поддержку (если не сказать, давление) из дома, он улучшил свои навыки и к концу первого класса собирался принять участие в школьном концерте, посвященном окончанию учебного года.