Страница 7 из 20
Сжимая фонарик, я двигался вверх по реке, как древняя рыба по ступеням эволюции. Скала под ногами была уже мокрой и скользкой, ступать приходилось вдвойне осторожней. Свались я сейчас в реку или просто поскользнись и разбей фонарик — моя песенка спета.
Следя за тем, что творится у меня под ногами, я не сразу заметил впереди тусклый пляшущий огонек. Когда же я поднял взгляд, он был уже метрах в семи-восьми от меня. Мгновенно выключив фонарик, я скользнул рукой в прорезь дождевика, дотянулся до заднего кармана, вытащил складной нож и раскрыл его. Черная мгла и рокот воды укутали меня надежнее любой маскировки.
Едва я погасил свет, огонек впереди застыл. Потом описал в темноте два больших круга — так, словно мне подавали сигнал: «Все в порядке, опасности нет». Но я не шевелился: пусть мне сначала покажут, с кем я имею дело. Тогда огонек снова запрыгал. Он приближался, порхая во мгле, как гигантский светлячок с высокоразвитым интеллектом. А я стоял наизготовку, сжимая в одной руке нож, в другой — выключенный фонарик, и неотрывно смотрел на него.
Между нами оставалось метра три, когда огонек остановился. Затем подскочил на полметра вверх и снова опустился. Светил он довольно слабо, и я сначала не понял, что именно мне показывают. Но он все дергался, снова и снова. Приглядевшись, я различил мужское лицо — в таких же очках-«консервах», что на мне, и под таким же капюшоном. В руке мужчина держал жестяную керосиновую лампу — такие продают в магазинах «Все для кемпинга». Светя лампой себе в лицо, он надсадно что-то кричал, но река бурлила слишком яростно, а лампа светила слишком тускло, и я мог ни расслышать, ни прочесть по губам ничего вразумительного.
— Надо бы... жабер… водить, а тут... из-за них! Так что... вини, но... — доносилось до меня бессвязными обрывками. Как бы то ни было, опасности этот человек, похоже, не представлял. Я включил фонарик, осветил свою голову сбоку и, потыкав пальцем в районе уха, показал, что все равно ни черта не слышу.
Мужчина закивал, поставил на землю керосинку и принялся шарить по карманам дождевика, извиваясь всем телом. И тут я почувствовал, что оглушительный рев вокруг резко стих — так, будто вода в реке моментально ушла. Мне показалось, что я падаю в обморок: мое сознание меркнет, и оттого исчезает звук. Уж не знаю, с чего я так решил, но на всякий случай напряг руки и ноги, чтобы не расшибиться о камни.
Прошло несколько секунд, а я все не падал и чувствовал себя совершенно нормально. Лишь слабее различал шум реки, и только.
— Я пришел тебя встретить, — произнес незнакомец. На этот раз — очень ясно и отчетливо.
Покачав головой, я зажал под мышкой фонарик, сложил нож и спрятал обратно в карман. Похоже, денек сулит немало сюрпризов.
— Что случилось со звуком? — спросил я его.
— С чем?.. Ах, да. Ты, наверно, чуть не оглох... Извини. Но я уже убавил звук, все в порядке... Да-да, конечно!.. — повторял он, беспрестанно кивая собственным мыслям. Река теперь журчала не громче полевого ручья. — Ну что, идем? — добавил он, повернулся ко мне спиной и привычным шагом двинулся вверх по течению. Светя себе под ноги, я зашагал следом.
— Убавили звук? Так он был искусственный? — прокричал я туда, где, по моим расчетам, должна была находиться его спина.
— Нет, — отозвался он. — Обычный природный звук.
— Но как вы убавляете природные звуки? — опешил я.
— Если говорить точно, я не убавляю, — сказал он. — Я просто их отключаю.
Сбитый с толку, я решил отложить разговор. Все-таки я здесь не затем, чтобы приставать с расспросами. Я пришел выполнить заказ. А что там мой клиент вытворяет со звуками — убавляет, отключает или перемешивает, как водку с лаймом, — не имеет к работе ни малейшего отношения. И я продолжал идти в темноте, держа язык за зубами.
Так или иначе, с отключенным звуком двигаться стало куда спокойнее. Я даже слышал, как на ходу поскрипывают мои сапоги. Над головой пару раз заскрежетало, словно кто-то поскреб булыжником о булыжник.
— Кажется, сюда опять пробрались жаббервоги, — сказал мужчина. — Я видел следы. Потому и вышел тебе навстречу — мало ли что. Обычно твари сюда не суются. Но иногда случается... Прямо напасть!
— Жаббервоги? — переспросил я.
— Я думаю, ты бы не очень хотел повстречать на этой тропе жаббервога! — сказал он и смачно захохотал.
— Да уж... Пожалуй, — поддакнул я. Жаббервоги, бандерлоги, что угодно. Встречаться в кромешной тьме с тем, чьего вида не представляешь, хотелось меньше всего на свете.
— Потому я и пришел тебя встретить, — повторил он. — Жаббервогам, знаешь ли, палец в рот не клади.
— Вы очень любезны, — только и сказал я.
Через некоторое время впереди послышался шум — будто забыли закрыть кухонный кран. Водопад. В тусклом свете фонарика я не смог разобрать, но, похоже, — очень большой водопад. Если б не отключенный звук, грохотало бы, наверное, будь здоров. Мы подошли к водной стене вплотную, и мне забрызгало все очки.
— Это надо пройти насквозь? — уточнил я.
— Да. — И он без лишних объяснений растворился в стене воды. Делать нечего. Спохватившись, я поспешил за ним.
Слава богу, там, где мы шли, поливало меньше всего. Но все равно меня будто вколачивало в землю гигантским молотком. Очень мило, нечего сказать. Тут хоть три плаща напяливай — не промокнув до нитки, в чертову лабораторию не попадешь. Я понимаю, что так, видимо, нужно для какой-то особой секретности. Но разве нельзя все устроить хоть немного гостеприимнее? Внутри водопада я поскользнулся и больно ушиб колено. С отключенным звуком разница между тем, что должно звучать, и тем, что я слышал на самом деле, сбивала с толку. Что ни говори, а водопад должен шуметь, как положено нормальному водопаду.
Прорвавшись сквозь стену воды, я увидел небольшую, в человеческий рост пещеру, а в ее дальней стене — массивную железную дверь. Мой провожатый достал из кармана плаща нечто похожее на переносной калькулятор, вставил в щель замка, поколдовал над ним пару-тройку секунд — и дверь беззвучно открылась внутрь.
— Вот мы и прибыли. Прошу! — Он пропустил меня, затем вошел сам и запер дверь изнутри. — Ну что, натерпелся приключений?
— Ну, в общем... Скажи я вам — «сущие пустяки», вы же все равно не поверите.
Не выпуская из рук керосинки и не снимая капюшона с «консервами», незнакомец захохотал. Странным, утробным смехом. Уох-хо-хо...
Комната, в которой мы очутились, напоминала раздевалку бассейна: просторная, ничего лишнего, шкафчики вдоль стены. В них — все те же дождевики на вешалках, сапоги и очки-«консервы» точь-в-точь как у нас. Комплектов пять или шесть, не меньше. Все развешано и расставлено в идеальном порядке. Я стащил с себя резиновое снаряжение, повесил на свободную вешалку плащ, поставил на полку сапоги. И повесил фонарик на специальный гвоздик.
— Уж извини, что доставил тебе столько хлопот, — сказал мой спутник. — Но, знаешь ли, безопасность превыше всего. Приходится принимать меры. Там, в темноте, эти твари просто кишмя кишат. Расслабишься хоть на секунду — костей от тебя не оставят.
— Жаббервоги?
— Н-да... — Он опять закивал. — В том числе и жаббервоги.
Незнакомец провел меня из раздевалки в кабинет, сбросил наконец дождевик — и оказался невысоким, приятным на вид стариканом. Не то чтобы полноватым — скорее, приземистым и крепко сложенным. С жизнерадостным, румяным лицом. Старик достал из кармана пенсне, нацепил на нос и стал похож на какого-нибудь крупного политика довоенных времен.
Он усадил меня на диван, а сам разместился за письменным столом. Его кабинет был точь-в-точь как тот, куда привела меня розовая толстушка. Все один к одному: цвет ковра, лампы на потолке, обои на стенах, диван. На столике перед диваном — керамический курительный набор. На письменном столе — календарь. И даже скрепки, похоже, рассыпаны с точно такой же небрежностью... Словно я проделал круг и вернулся туда же, откуда вышел. Может, так оно и есть. А может, и нет. Не могу же я, в самом деле, помнить, как именно были рассыпаны эти проклятые скрепки.