Страница 21 из 34
Вот весьма созвучный моим измышлениям пассаж Ларри Флинта (1:129):
Почему некоторые прокуроры, политики и религиозные лидеры хотят управлять нашими чреслами и нашим сладострастием? Чего они боятся? Среди различных ретроградов существует широко распространённое убеждение, которое редко высказывается открыто – что если суметь управлять нашими сексуальными порывами, то вся наша жизнь подпадёт под их власть. Эти люди считают, что секс опасен. Я тоже считаю, что секс может быть опасен, но лишь в биологическом смысле – СПИД и другие венерические заболевания весьма опасны, – но это совершенно не то, что имеют в виду те люди. Для них секс представляет опасность в более широком политическом и социальном смысле. Если порнография угрожает подавлению людей или ослабляет его, то политики и религиозные лидеры обвиняют, запрещают и с помощью законов уничтожают порнографию. Молчание – это цель, которой добивается политика подавления… Секс – это сопротивление, это свобода, и он является угрозой для таких людей, как Китинг… Люди с подавленной похотью всегда предпочитают секретные извращения открытым проявлениям сексуальности.
И дальше Ларри Флинт поясняет – этих ретроградов возмущает,
…что я посмел изображать сексуальную эстетику «Великой Неподмытой».
Всякое порнографическое издание находится под угрозой закрытия, а издатель под угрозой тюремного заключения, если он будет печатать непристойность. Верховный суд в те времена поручил определение непристойности местным судам, согласно местным нравам. Однако то, что непристойно в маленьком городке Оклахомы, считается вполне приемлемым для Нью-Йорка. Намерения были благие – чтобы Нью-Йорк не жил по представлениям маленького городка Оклахомы и наоборот.
С первого взгляда казалось справедливым избавление от единого определения «непристойности». Предполагалось, что каждая локальная община может решить для себя, что является непристоем. Но для любого общенационального издания отсутствие единого критерия обрекало его на суд самой консервативной общины, по самому жёсткому критерию. То есть издатель должен быть озабочен тем, чтобы не оскорбить самых консервативных людей и таким образом сделать своё издание полностью выхолощенным, ибо чуть в журнале появится нечто, оскорбляющее самую консервативную общину, как сразу издателя можно будет судить за публикацию непристойности. При таком законе главенствующим определением непристойности становится самое его нетерпимое и жёсткое определение.
Нечто подобное наблюдается теперь при торжестве политической корректности, когда любое самое крохотное сообщество людей может посчитать для себя оскорбительным любую шутку, сатиру, пародию. И поэтому каждый издатель должен соизмеряться с мнением бесчисленного количества группировок, групп, чтобы никого не оскорбить, а группок этих теперь бездна: от гомосексуалистов и толстых людей до психопаток-женщин и любителей животных.
Теперь «политическая корректность» – это новая форма цензуры, которая запрещает пародию не по отношению к общеизвестным общественным деятелям, а по отношению к группам лиц, национальностям, религиозным течениям, расам и прочим. Главное, чтобы никого не обидеть, а что касается свободы слова, то она, мол, потерпит во имя мирного сосуществования.
Именно поэтому до сего дня задача Хастлера – нарушать все табу и смеяться над всем, даже самым святым. После катастрофы Challenger именно появилась шутка о летящих кусках мяса, показывались фотографии абортированных зародышей, обсуждался вопрос, где испражняются городские бездомные, обхохатывалась женская трагедия ампутации грудей при раке, исследовался вопрос о применении жира, который высасывается при операции на толстых, масса карикатур, посвящённых педофилии, – самые бестактные шутки и темы являются материалом для Хастлера. Он стал общественным барометром – чуть возникает в обществе животрепещущая тема, к которой относятся с подчёркнутой серьёзностью и возвышенностью, как сразу она снижается Хастлером, который как бы приводит общественное сознание в состояние равновесия, не позволяя ни одной теме витать в облаках, а опуская её на землю (10).
Подобным, но домотканым издевательством над помпезной пустотой советской идеологии пользовался и я, когда с друзьями и подругами брали порнографические фотографии и делали к ним подписи, вырезанные из любой передовицы в Правде. Удивительным образом любая, наугад взятая фраза, оказывалась исключительно к месту и становилась ужасно смешной под ебущимися телами.
При всей своей бесцеремонности и беспощадности Ларри Флинт недавно отказался печатать фото обнажённой Джессики Линч (Jessica Lynch), которую ему продали её однополчане. Он заплатил им сколько они просили и спрятал эти фотографии, не желая травмировать женщину-солдата, которую, по мнению Флинта, уже до предела поэксплуатировало бушевское правительство. Как известно, Джессика Линч попала в Ираке после ранения в плен, не произведя ни одного выстрела и не поучаствовав в боевых действиях. Из неё сделали миф, будто она совершила героический поступок, будто её чуть не изнасиловали, тогда как иракцы оказали ей медицинскую помощь и сами старались передать её американцам. После возвращения в США военная пропагандистская машина хотела сделать из неё памятник нерукотворный наряду с рукотворным. Джессика категорически отказалась от почестей и в интервью честно рассказала о происшедшем, после чего её поспешно оставили в покое.
Ларри Флинт сообщает, что он потерял на своём решении не публиковать фото Джессики 200 000 долларов, но этим он показал, что в своих решениях он руководствуется не только деньгами, но и своими моральными принципами (11).
Большие компании боялись помещать рекламу в Хастлере, дорожа своей дутой репутацией. Но и это оказалось к лучшему. Флинт компенсировал недостаток рекламы высокой продажной ценой журнала, но зато отсутствие больших рекламодателей делало его абсолютно независимым, и он этим воспользовался в полной мере.
Флинта разозлило лицемерие табачных компаний, отказывавшихся помещать свою рекламу в Хастлере. Порнография, как он писал, согласно даже государственным исследованиям, не производит никакого вредного эффекта на взрослых, в то время как табачная индустрия убивает своими изделиями миллионы людей. Флинт начал антитабачную кампанию, публикуя в журнале жуткие фотографии лёгких и языков поражённых раком, вызванным курением. Когда тиражи Хастлера стали миллионными, табачная промышленность дала понять Флинту, что готова помещать у него рекламу сигарет, если он откажется от антитабачной кампании. В ответ Флинт в очередном номере журнала опубликовал новую антитабачную рекламу, которая сопровождалась статьёй, разоблачающей махинации и зловредную суть табачной промышленности.
В 1977 году сестра президента Картера Ruth умудрилась обратить Ларри в христианина, играя на том, как они с Ларри якобы похожи друг на друга. Купила она его, наверно, прежде всего тем, что поведала ему свою самую любимую сексуальную фантазию – как она ебётся с Иисусом Христом. Таким образом, она подтвердила сексуальную основу всякой женской христианской религиозности: женщины-христианки ебутся в мечтах с Христом. А мужчины-христиане делают женщину из Девы Марии. У гомосексуальных христиан Христос и Мария, естественно, меняются местами. Так что уподобление бога человеку имеет сексуальную цель – сделать реальной мечту переспать с богом как с обыкновенным человеком, а то как ебаться с облаком или духом, пусть даже святым?
Шестого марта 1978 года в Ларри Флинта стрелял расист Джозеф Пол Франклин, который до этого убил две супружеские смешанные чёрно-белые пары и негритянского общественного деятеля. Флинту он не мог простить, что в одном из номеров Хастлера были опубликованы чёрный, сопряжённый с белой. Парадоксально, что, несмотря на это, Флинта постоянно обвиняют в расизме.