Страница 6 из 92
Она улыбнулась и смело посмотрела прямо на Холмса.
— То, что о ваших способностях говорили мои знакомые, и то, что я смогла прочитать из воспоминаний доктора в журнале «Стрэнд», — она кивком указала на меня, — очевидно, не является преувеличением. На самом деле мой отец был деканом. У меня был хороший друг, математик, читавший лекции в колледже Христа. Именно он подарил мне эту карту, когда мне исполнилось десять лет, и я действительно очень ценю воспоминания о том времени.
Приободрившись, Холмс перешагнул через завал бумаг и подошел к женщине.
— Пожалуйста, простите мне мою погрешность, мадам. Входите.
Он предложил ей кресло, и она села, осторожно опустив коробочку себе на колени. Свет, отразившись от ее изысканно обработанных граней, образовывал сложный узор. На крышке было выгравировано сердце вроде тех, каким обозначают черви на картах.
Холмс сел напротив нее.
— Теперь я нахожусь с вами в неравном положении, мадам. С кем имею честь беседовать?
— Сейчас мое имя не важно. Последовали бы многочисленные вопросы с вашей стороны, вопросы личного характера, которые бы только затруднили мою сегодняшнюю миссию. Скажем так: ваше посредничество оказало значительную помощь в определенном деле, — она сделала паузу, — некоторым моим знакомым. Пять лет тому назад.
Холмс резко выпрямился. Никогда еще я не видел выражения такого замешательства и удивления на его стоическом лице.
— Вы расстались с ними до того, как они смогли отблагодарить вас достойным образом, — продолжила наша гостья. — Вот почему я здесь. — Она замолчала и всмотрелась в кристаллический рисунок на ларце. По ее щеке сбежала слеза. Холмс предложил ей носовой платок, который она приняла с коротким смешком, показывающим ее смущение.
— Благодарю вас, — сказала она, вытирая слезу.
Холмс подождал, пока она снова соберется с духом. Затем он наклонился вперед, сложив пальцы в своем характерном жесте, означавшем сосредоточенное внимание.
— Мадам, я попрошу вас поделиться некоторыми подробностями. В то время, о котором вы говорите, я… довольно много путешествовал, и «определенное дело», о котором вы упомянули, могло произойти в… скажем так, довольно экзотическом месте.
Он показал на ее траурное платье.
— И, если вы позволите, могу ли я услышать о том, кто скончался. Это знакомый мне человек? Клиент в том деле?
Она покачала головой.
— Нет, не клиент. Но вы знали его. Он когда-то думал, что вы самый выдающийся студент, хотя временами и чересчур серьезный. Ему было известно об этой тайне; однако он не был вовлечен в ее расследование, которое проводили вы — к признательности всех заинтересованных лиц.
Холмс нахмурился.
— Мадам, вы говорите загадками, а я встречал немногих, кто мог бы объясняться в подобной манере и тем не менее быть понятыми. Пожалуйста, поясните ваши слова, чтобы я мог лучше послужить вам.
Женщина в черном кивнула.
— Мистер Холмс, вашим летописцем является доктор Уотсон; у меня тоже был некто подобного рода. Это был добрый и благородный человек, единственный из взрослых, который не только верил забавным рассказам ребенка, но и находил в них логику. Он записал все, что я рассказала ему об интересных местах и необычных героях, которых я там повстречала.
Она повернулась ко мне.
— Как и вы, доктор Уотсон, он… добавлял кое-что от себя, для колорита, и изменил многие несущественные детали так, чтобы их можно было вынести на суд широкой публики. Он знал, что немногие поверят ему. Он даже опубликовал их под псевдонимом. Но он чувствовал — как, я полагаю, и вы чувствуете, — что даже взрослые хотят верить в магию, находящуюся за пределами повседневного мира. Они иногда надеются, что и в их жизни появится волшебство и изменит ее, если только они способны будут разглядеть его.
Ее последние слова были обращены к Холмсу, который кивнул, выставив перед собой сложенные вместе пальцы рук.
— Я понимаю, — сказал он серьезно.
Затем в его глазах блеснул огонек узнавания. Он выпрямился и посмотрел на женщину, словно бы в первый раз, как будто бы видел ее в таком свете, который был доступен им одним. Между ними пробежало что-то неощутимое, вроде ветра или шепота.
— Вы возвращались в то место потом, еще раз? — спросил он.
Она печально улыбнулась.
— Несколько раз. И каждый раз замечала, что меняюсь только я. Казалось, что со времени моего прежнего посещения прошел только один день. Я полагаю, что время там и в нашем мире идет по-разному. Возможно, об этом мог бы рассказать мистер Уэллс.
— Возможно, — ответил Холмс. — В последний раз вы были там совсем недавно, не так ли? Цвет вашего платья имеет отношение к тому, что там произошло?
— Да. Я вернулась оттуда прошлой ночью. Мой муж думал, что я гостила у сестры. Я провела там неделю, а может, и больше и собиралась возвращаться этим утром. Тогда я обнаружила, что и вы побывали там после моего последнего визита. Знаете, о вас отзывались очень лестно. Вы разрешили королевскую загадку — ту, которая едва не стоила мне головы. Единственным, кто не восторгался, был некий местный детектив-консультант, не очень хорошо относящийся к вмешательствам со стороны.
— Желающий добиться успеха детектив никогда не должен опаздывать, — сказал Холмс, — особенно, если он носит часы в кармане жилета.
Женщина в черном рассмеялась и словно стряхнула с себя все прожитые годы. Я видел ее девочкой, какой она когда-то была, и оставалась до сих пор, несмотря на свой возраст. Она осторожно подняла шкатулку и протянула ее Холмсу.
— Это вам, — сказала она. — Небольшой знак их признательности — то, что вы можете использовать в случае нужды.
Холмс взял шкатулку, но не сводил взгляда с женщины, которая встала и грациозно направилась к выходу. Он последовал за ней и открыл ей дверь.
— Встреча с вами для меня была честью, — сказала она, когда он прикоснулся к ее руке.
— То же самое я могу сказать и о себе, мадам. Надеюсь, вы еще доставите мне удовольствие видеть вас снова.
— Возможно. Если мы оба будем в одном и том же месте в одно и то же время.
Она взглянула на меня.
— Доктор, спасибо вам за ваши рассказы.
Холмс тихо закрыл за ней дверь. Потом провел пальцами по прелестной стеклянной шкатулке, поднес ее к свету и внимательно осмотрел филигранную вязь на красной поверхности. Узорчатая надпись, сверкая отраженными лучами, гласила: ОТКРОЙ МЕНЯ.
Затем последовала долгая тишина. Что же произошло между Холмсом и этой женщиной? Он что-то скрывал от меня, а я не собирался и дальше стоять в полном недоумении.
— Черт возьми, Холмс! Кто она? Что же, ради всего святого, вы делаете? Откройте шкатулку.
Он посмотрел на меня таким взглядом, какого я не помнил с момента его возвращения.
— Во-первых, мой дорогой Уотсон, я должен попросить вас передать мне «Таймс». Я подозреваю, что там написано то, о чем не посмела сказать наша гостья. К сожалению, я очень хорошо догадываюсь, что это может быть.
Я протянул ему газету. Он положил шкатулку на стол и стал поспешно листать страницы, позволяя им падать на пол, словно листья, пока наконец не нашел то, что искал. С его плеч словно свалился тяжелый груз и он опустился в свое кресло.
— Что это, Холмс? — спросил я.
Он передал мне страницу. Среди статей о суданской кампании, индийских финансах и ситуации на Кубе с правой стороны посередине выделялась узкая колонка, обведенная черной рамкой.
С прискорбием мы извещаем о смерти преподобного Чарльза Лютвиджа Доджсона, более известного как Льюис Кэрролл, знаменитого автора «Алисы в стране чудес» и других книг, написанных с изысканным юмором. Он скончался вчера в Честнате, поместье своих сестер, расположенном в Гилфорде, на 64 году жизни…
Когда я закончил чтение и повернулся к Холмсу, то увидел, как он вставляет крошечный стеклянный ключик в отверстие шкатулки. Осторожно повернув его, он открыл и приподнял крышку. Внутри лежала канцелярская бумага, которую он вынул и прочел в молчании. Лицо его при этом отразило тени каких-то воспоминаний. Потом он разжал пальцы и листок бумаги тихо устремился к полу. Я подхватил его на лету.