Страница 4 из 21
Но была причина того, почему у меня так мало фотографий до двенадцати лет, и она никак не связана с недостатком фотопленки. Вздохнув, я перестала толочь листы остролиста и помассировала руку. Она зверски болела, и я решила, что листья превратились во вполне удовлетворительную кашицу. Подвинула на столешницу заранее приготовленный корень плюща из маминых запасов. Крошечные корешки были воздушные, а не земляные, и в книге написано, что они используются для сплочения сущности вызываемого. Я подняла голову, когда телевизор затих, но затем включилась стерео-система. Рождественский джаз. Один из любимых альбомов моего отца.
— Снова пошел снег, — тихо сказал Робби, и я взглянула в окно кухни — черный квадрат с наваленными белыми сугробиками. — Я скучал по этому.
— Ты знаешь, комната для тебя есть всегда.
Склонив голову над котлом, я сжалась от грусти в мамином голосе.
В воздухе поплыл приятный аромат вина и хлорофилла, и я отбросила волосы с лица.
— Мама… — утешающе начал Робби. — Ты же знаешь, я не могу. Моя жизнь на побережье.
— Это были просто мысли, — саркастически заметила она. — Заткнись и жуй печенье.
Колени сводило от усталости, и, зная, что если я не сяду в ближайшие тридцать секунд, то свалюсь на пол, я опустилась на стул. Не обращая внимания на трясущиеся руки, я достала мамину кастрюльку из пыльной коробки. Я дважды протерла ее мягкой тряпочкой, чтобы не рисковать. Пыль в вине использовалась для придания призраку материальной формы, вроде как облако придавало форму снежинкам. И пыль должна быть именно святая. Робби собрал немного из-под скамьи в церкви, во время похода по магазинам за пальто, и я знала, что она свежая и мощная.
Я глубоко вздохнула и задержала дыхание, чтобы случайно не сдуть пыль.
Пыль, вино и остролист придают призраку субстанцию, лимонный сок призывает духа, тис позволяет говорить с мертвыми, плющ привязывает призрака к вызывающему колдуну, и, конечно, моя кровь — для активирования заклинания, которое создаст для бесплотного духа материальное тело. Чары не будут действовать вечно, а только до рассвета. Много времени, чтобы задать ему вопрос. Много времени, чтобы спросить почему.
Рука дернулась из-за вины и тревоги, и я достала слишком много пыли из пакетика.
Пожалуйста, позволь мне вступить в ОВ, загадала я, снова задерживая дыхание, пока смотрела на пыль. Аккуратно переместив пыль над столом в горшочек, я тщательно ее встряхнула. Затем залила лимонным соком. Вздохнула с облегчением, когда серая масса почернела и затонула. Поставив коробку с мамиными принадлежностями на стол, я рылась там, пока не нашла стеклянную палочку для перемешивания. Все было почти готово, но моя довольная улыбка дрогнула, когда Робби спросил:
— А ты не хочешь переехать ко мне? Вместе с Рэйчел?
Я замерла, сердце забилось быстрее.
Какого черта? Мы же договорились!
— Нет, — сказала мама с мягким сожалением в голосе, и я начала размешивать пыль по часовой стрелке, уделяя больше внимания гостиной, чем своим действиям.
— Папы нет уже давно, — уговаривал Робби. — Ты должна начать жить снова.
— Переезд в Портленд ничего не изменит, — резко и решительно ответила она. Когда она использовала этот тон, никакие аргументы не принимались.
— Рэйчел должна жить здесь, — добавила она. — Это ее дом. Здесь ее друзья. Я не собираюсь ничего менять. Не тогда, когда она, наконец, чувствует себя комфортно.
Я скривила лицо и убрала палочку в сторону. У меня не особо много друзей. Я была слишком больна, чтобы заводить их в детстве. Девушки в местном колледже относились ко мне как к ребенку, а парни, когда узнавали, что я еще несовершеннолетняя, тоже оставляли меня в покое. Может быть, переезд и не был плохой идеей. Я могла бы сказать, что мне уже двадцать один. Хотя с моей плоской грудью никто этому не поверит.
— Я могу устроить ее в университет, — уговаривал Робби тем тоном, каким обычно решал наши проблемы. — У меня большая двухкомнатная квартира, и я могу оплатить ее учебу. Она должна больше бывать на солнце.
Мы заключили сделку, думала я, уставившись в пустой коридор. Он пытался обойти меня. Это не сработает. Я собираюсь сделать чары, и он подпишет мое заявление.
— Нет, — ответила мама. — Кроме того, если Рэйчел захочет учиться дальше, в Цинциннати прекрасная программа по магии земли.
Возникла пауза.
— Но все равно спасибо.
— Она говорила тебе, что занимается боевыми искусствами? — спросила мама, чтобы сменить тему. И я улыбнулась ноткам гордости в ее голосе. Лимонная пыль была готова, и я потянулась к котлу со смесью вина и остролиста.
— Она получила свой черный пояс совсем недавно, — продолжала она, а я пыхтела, пытаясь растолочь еще немного. — Я хотела сказать тебе, но…
— Она продала мой «Бэтмен», — закончил Робби мрачно, и я улыбнулась. — Да, она мне рассказала. Мам, Рэйчел не надо учиться драться. Она не настолько сильна. И никогда не будет достаточно сильна для этого. И разрешение делать все, что ей хочется, может, в конце концов, сделать только хуже.
Я замерла, словно от пощечины.
— Рэйчел может делать все, — горячо защищала меня мама.
— Я не это имел в виду, мама… — протянул он. — Я знаю, что она может. Но почему она так зациклилась на этих физических нагрузках, когда может стать хорошей колдуньей в своей области? Она очень способная, мама! — уговаривал Робби. — Она сейчас на кухне делает чары восьмисотого уровня. И она согласилась, не моргнув глазом. Это природный талант. Этому не научиться!
Возмущение боролось с гордостью от его слов о моей квалификации. Мама молчала. И я, захваченная эмоциями, толкла листья.
— Я все это говорю к тому, — продолжал Робби, — может, ты попытаешь направить ее с пути крутой девчонки на путь мирных умных ребят в очках без мыслей о пинках по заднице.
— Причина, по которой Рэйчел столько трудится, чтобы доказать отсутствие слабости, — в том, что это Рэйчел. Она видит в этом свою вину и всеми силами старается преодолеть это чувство. И я во всем ее поддержу. Она выжила, и это главное. Так что заткнись и жуй эти проклятые печенья. Все будет хорошо.
Горло сжалось, я отпустила ступку, только теперь понимая, что пальцы свело судорогой, так сильно я их сжимала. Мне было очень тяжело получить черный пояс. И теперь ОВ не смогли бы проверить меня на физическую выносливость. Несомненно, это заняло у меня в два раза больше времени, чем у остальных, и да, я проводила минут десять, лежа плашмя в зале, восстанавливая дыхание после каждого занятия. Но я добилась своего. И с более высоким рангом, чем большинство. Вытирая злые слезы, я помешала стеклянной палочкой готовую кашицу. Черт побери. Ненавижу, когда Робби заставляет меня плакать. У него всегда это получалось. Так же, как и рассмешить. Плечи болели, а колени снова стали подгибаться. Мне пришлось сесть. С чувством отвращения к себе я опустилась на стул, поставив локти на стол, и волосы создали завесу между мной и остальным миром. Я была ненамного сильнее, чем когда меня выгнали из «Лагеря последнего желания». Я просто научилась лучше скрывать усталость. И я хотела стать агентом?
Жалея себя, я помассировала руки. Чары были готовы, за исключением трех капель ведьмовской крови, которые надо будет добавить перед активизацией. Мама и Робби понизили голоса, судя по интонации, они о чем-то спорили. Пододвинув коробку, я стала искать бутылек, в который можно перелить зелье. Фиолетовый мне не нравился, и я остановилась на черном из матового стекла. Я вытерла его кухонным полотенцем и начала вливать первый состав, удивившись, что остролист и плющ полностью растворились. Зелье с лимоном было следующим, и мои пальцы уже взялись за котелок, прежде чем я вспомнила последний компонент.
— Тупоголовая ведьма, — пробормотала я, размышляя о том, что мне нужно поехать в Портленд и биться головой о стены науки.
Чары не будут работать без какого-либо идентификационного определителя для духа. Элемент, который принадлежал вызываемому человеку. Также это может быть пепел после кремации, волосы… черт, даже ногти. Я не имела возможности попасть на чердак, где хранились папины вещи. Поэтому единственное, что смогла найти — старые карманные папины часы, лежащие на полке маминого шкафа.