Полуостров загадок

Не там ли нашел убежище человек, оставивший следы на песке? Почему незнакомец избегает людей? Все ли благополучно на Южной станции?

Уснуть не могу. На рассвете бужу Георгия, коротко рассказываю о следах на песке и своих опасениях. Предлагаю установить в Высокогорном лагере круглосуточное дежурство. Передаю Георгию свой бинокль.

Не хочу будить ребят. Тихо собираю рюкзак, прощаюсь с Георгием и ухожу.

Тревога подгоняет. Прямо из цирка переваливаю в замкнутую долину Бургавли. Оставляю в стороне «ворота», перебираюсь в тумане через головоломную южную стенку, спускаюсь в широкую, освещенную солнцем долину и напролом лезу сквозь стланиковые дебри. Вот и разреженные стланики, одинокие тополя с разветвленными кронами. Бегу тропой, проложенной орлятами в чозениевых рощах.

Сил нет… Сбрасываю рюкзак и валюсь на зеленый мягкий ковер. После короткой передышки выхожу на открытые луга и приустьевые галечные террасы Бургавли. Голубая стена моря почти слилась с синевой неба. Четыре часа занял спортивный бросок из цирка Хиинди к побережью.

Наконец то… вдали, у подножия дюн белеет знакомая палатка.

Вижу ограду из плавника. Вскидываю ружье и стреляю в воздух. Из палатки выбегают фигурки. Тревожно бьется сердце: почему только двое?

У палатки вспыхивает в лучах солнца стекло бинокля. Взлетает дымок, и через секунду слышу ответный выстрел. Ребята бегут навстречу.

Впереди Евгений, за ним Воробьев. А где Юшкевич?

Встречаемся у протоки. Ребята похудели, тревожно блестят глаза.

— Где Юшкевич? Евгений молчит.

— Пропал! — кричит Воробьев. — Говори же, Евгений…

— В прошлую ночь… не вернулся с площадки, до сих пор нету…

— Искали?

— Ходил на мыс Овар. Воробьев искал тут…

— На мыс Овар? Зачем?

— Когда Юшкевич пропал, пошли искать к сопке — думали, фумаролу ушел смотреть. С террасы, где последние курганы, увидели дым иа мысе Овар…

— Дым на мысе Овар?!

— Я взял ружье и пошел, Воробьева в лагере оставил. По берегу нельзя: скалы в море обрываются. Перевалил в долину маленькой речки… Там сквозь лес едва продрался. Два часа шел к мысу. Прихожу: курганов на берегу много, травой заросли. Один курган разрыт. Увидел теплую золу от потухшего костра. Кругом трапа примята, перья валяются и обглоданные утиные кости. А на песке у лагуны следы двух людей… Один большой, косолапый, как у медведя, другой маленький, наверное, Юшкевича, только ноги почему то босые.

— Куда следы пошли?

— В море, в лагуну, — тихо сказал Евгений. — Весь берег осмотрел, ничего не нашел. Точно на подводной лодке уплыли. И дождемер пропал…

— Дождемер?! — опешил я.

— Утром ни Юшкевича, ни дождемера не нашли, один столб остался.

— Странно…

— В землянке анероид сломали, — добавил Воробьев.

— А термометры?

— Целы. Журнал в землянке валялся. Температуру, силу ветра Юшкевич записал, а давление и влажность не успел…

— Зачем ночью его пустил?

— В ночную смену упросился. Карабин, фонарь взял, нож.

— А карабин?

— Пропал имеете с Юшкевичем, — ответил юноша, виновато опустив голову.

— Эх, Евгении…

Но можно ли винить парня? Почему я вовремя но предупредил Евгения о следах, найденных Юшкевичем на пляже? Разве отпустил бы юноша мальчика одного в ночную смену наблюдать приборы? Рассказ о следах на пляже не испугал бы орлят. Я недооценил своих наблюдателей и совершил непростительную ошибку.

— Мы продолжали наблюдения, — рассказывает Евгений. — Психрометр и запасный анероид перенесли в палатку: боялись в темноте спускаться в землянку. Ночью ходили к приборам вдвоем. Осталось у нас охотничье ружье. Воробьев смастерил копье, вместо лезвия привязал нож…

Спешу осмотреть землянку. Песок на полу подземелья взрыхлен, подстилка из сухой травы раскидана.

— Ого! Юшкевича захватили в землянке врасплох, но хлопчик сопротивлялся.

— Смотрите: Юшкевич хватил его барометром…

Евгений показывает пятнышко крови на вмятине никелированной оправы и полустертую цифру в журнале. Юшкевич успел записать первую цифру отсчета с анероида и, отбиваясь; ударил прибором нападавшего.

— Куда увели его, где он? — Воробьев испуганно разглядывает бурое пятнышко на барометре.

— Фумарола, проклятая фумарола, — бормочу я. Выбираюсь из землянки и бегу к палатке. Теперь я знаю, где искать Юшкевича.

Лодки у нас нет, но можно обогнуть Скалистый мыс на плоту и проникнуть в фиорд, открытый Юшкевичем.

— А карабин? Сколько было патронов в карабине?

— Три в магазине, один в стволе…

— Опасное дело… Хватит уложить троих.

Плыть в фиорд нужно ночью в рассветный туман. Против карабина у нас два охотничьих ружья и внезапность атаки. Вряд ли таинственный обитатель острова знает, что убежище его открыто. В опасный рейс беру Евгения — без гребца не обойдусь: в руках у меня будет оружие. Воробьев останется у приборов.

Днем сносим к палатке сухие бревна плавника, словно укрепляя ограду. Скрываем свой замысел: чужие глаза, может быть, следят за лагерем.

В 19 часов пришли на метеорологическую станцию. Ребята склоняются над приборами. В это же время снимают показания и в цирке Хиинди, и в далеком устье Умары. Осматриваю мыс Овар в сильный морской бинокль.

Пусто… Горбятся заросшие курганы землянок, на узкой стрелке светятся далекие лагуны.

В палатке не спим, идет работа — строгаем весла. Воробьев в карауле у ограды. Двенадцать сухих бревен тополя уже готовы.

Собраны все веревки, сняты оттяжки с палатки. Туманная ночь накрыла море и берег.

Пора…

Взваливаем бревна на плечи, спускаемся к морю. Шуршит песок. Море тихо играет створками разбитых раковин. Туман густой. Слышу шорох шагов и дыхание, а ребят не вижу.

Идем к Скалистому мысу. Там соберем плот. Каменная стенка мыса заслоняет вход в фиорд. Бели опустим тут «рейдер», в тумане не собьемся — найдем близкий фиорд.

Несколько часов теряем на переноске снаряжения. Отлив в разгаре, подводные камни обнажены — шероховатые от твердых, как наждак, полипов. Босиком по этой терке не пройдешь — работаем в сапогах. Плот вяжем вдвоем на плоских плитах. Воробьев с ружьем охраняет берег. Прилив зальет камни — «плот всплывет.

Ну и темь… едва различаю выбеленные стволы тополя.

— Прилив скоро… — Голос Евгения отдается в скалах, точно в пустой бочке.

— Ш ш ш, тише, у окал есть уши. Успеем…

Два часа вяжем плот, приготовляем уключины и весла. Ночь светлеет, близится рассвет. Где то вполголоса разговаривают чайки. Туман по прежнему скрывает все вокруг.

Вода прибывает. Выбравшись на берег, протягиваю Воробьеву запечатанный конверт.

— Передашь старшине катера… если не вернемся…

— Есть… — шепчет хлопец, прячет письмо за пазуху и отдает последнее ружье, оставляя себе копье. Я сжимаю тонкую, «о крепкую руку юноши.

Катер должен подвести на кунгасе Илью с вьючными лошадьми из Сиглана. Вьюками нужно отправить продовольствие наблюдателям Высокогорной станции.

— Всплываю… — хрипит из тумана Евгений.

Пробираюсь на плот по воде. Оттолкнувшись веслами от рифов, выходим в море. Волны нет, едва покачивает. Легкие бревна отлично держатся на воде, и мы налегаем на весла.

Огибаем мыс. Словно во сне, вижу причудливые столбы обрушенных ворот и узкую щель фиорда. Прилив гонит плот в эту щель. Из тумана выплывают нависшие глыбы, готовые придавить непрошеных гостей. Течение втягивает нас в закрытый со всех сторон фиорд.

Заплыли, кажется, в глубокий кратер, затопленный морем. Брезжит рассвет. Черные скалы блестят, сверху сочится вода. Холодный влажный воздух стесняет дыхание.

Вдруг Евгений веслом указывает вперед. Совсем близко сквозь призрачный занавес тумана вижу черную пасть расщелины.

— Пещера?!

Течение стихло. В белом облаке тумана плот застыл перед зияющим провалом. Ни звука, мертвая тишина.

Ждать нельзя. Тихо поднимаю курки ружей. Одностволку кладу на мокрые бревна. Евгений опускает весла, плот скользит к расщелине навстречу опасности.